Я, Леон, страх... только шёпотом

Кто я такая? Девочка, скрывающая своё истинное молодое и хрупкое лицо под неопытной маской поверхностной поэзии? Или несмелая путешественница, старающаяся связать свой нежный мир с порывами взрослой страсти? Или актриса, изображающая эту нежность и хрупость? Можно взглянуть на мою фотографию и постараться понять, кто я есть на самом деле.
Никогда я не была особенно красивой, никогда оптимистичной, только слегка реалисткой с уклоном вниз. Я никогда не стеснялась, а только скрывала свой артистичный и свободный мир под маской скромного, но открытого для способных глаз хладнокровия. И после каждого выступления я спрашивала себя: «Почему я не открылась, почему я не выложила весь свой раскрепощённый талант на обозрение?». Но нет, я не стеснительная.
В характере моём были властные и самоуверенные акценты. Быть может, иногда я была фальшивой, но только не замечала этого, да и никто не замечал. Я просто пыталась быть такой, каких любят, хотя и меня в начальной школе мальчики любили. Писали записки про золотые волосы и глаза, как озёра, и просили пройти с ними в паре от столовой в класс. И некоторым из них я стеснялась сказать, что люблю: мне казалось, что королевы не любят, не могут быть слабыми. Я никогда не любила проигрывать, а даже когда проигрывала, всячески пыталась скрыть это поражение за чужими недостатками.
Ничто человеческое мне не было чуждо.
В моих глазах люди обычно находили беспочвенные кораблики. Иногда, сидя в кино, мне казалось, что я не очень-то здорово вижу, но потом я безошибочно читала буквы на школьном медосмотре: «М, Н, Ж…».
Уже скоро пора домой, уже поздно, а я только тогда осознаю, что мне было хорошо. Плачу я от странного и незаслуженного отношения, а не от физической боли, плачу, потому что «меня используют», я «никому не нужна», «все меня бросили».
Ум мой… наивный немного, немного детский, но больше взрослый, сильный, странный. Иногда он замыкается и не хочет думать, тогда я впадаю в панику, становится страшно, грустно.
Пишу стихи с самого детства: сначала – наивный хлам, прозднее – лёгкие слова, ещё позднее – глубокие фразы, а теперь опять хлам. И снова становится страшно. Я боюсь страха и боли.
Я хочу одновременно слушать русский рок, прошибающий мозг до боли, и чтобы слёзы наворачивались на глаза от лирики, и чтобы что-то внутри пульсировало, билось, хотело вылетить и погибало в тот же миг. Хочу любить и понимать кино, сложное, тяжёлое, а иногда милое и доброе, в которое я не верю. И чтобы надо мной не смеялись, а нежно любили.
Я одинока. У меня было мало друзей, а скоро не будет даже их. И снова старшно. Значит я боюсь и одиночества.
Раньше я любила людей, которые говорят правду, но один умный человек сказал, что таких людей надо бояться: никто не выдержит чистой правды. Значит я боюсь таких людей.
Я ещё глупая девочка, невзрослая и нежная, немного загадочная, таинственная и закрытая, ненормальная, но серьёзная… И это я. И мне так не очень плохо. А страх уйдёт со временем…