Комната В. Набоков, пер. с англ

“The room” Vladimir NABOKOV.

The room a dying poet took
At nightfall in a dead hotel
Had both directories – the book
Of Heaven and the book of Bell.

It had a mirror and a chair,
It had a window and a bed,
Its ribs let in the darkness where
Rain glistened and a shopsign bled.

Not tears, not terror, but a blend
Of anonimity and doom.
It seemed, that room, to condescend
To imitate a normal room.

Wherever some automobile
Subliminally slit the night,
The walls and ceiling would reveal
A wheeling skeleton of light.

Soon afterwards the room was mine,
A similar striped cageling, I
Grouped for the lamp and found the line
“Alone, unknown, unloved, I die”

in pencil, just above the bed.
It had a false quotation air.
Was it a she – wild-eyed, well-read,
Or a fat man with thinig hair.

I asked a gentle Negro maid,
I asked a captain and his crew.
I asked a night clerk. Undismayed
I asked a drunk. Nobody knew.

Perhaps when he had found the switch
He saw the picture on the wall
And cursed the red eruption which
Tried to be maples in the fall ?

Artistically in the style
Of Mr. Cherchill at his best,
Those maples marched in double file
From Glen Lake to Restricted Rest.

Perhaps my text is incomplete.
A poet’s death is after all
A question of technique, a neat
Enjambment, a melodic fall.

And here a life had come apart
In darkness, and the room had grown
A ghostly thorax, with a heart
Unknown, unloved – but not alone.

Ночной отель, и номер в нем,
Где принял смерть свою поэт.
Здесь были черный телефон
И список тех, кого уж нет.

Здесь были: зеркала овал,
Окно, кровать и стул. Везде
Царила тьма. Лишь дождь сверкал
В рекламных вспышках на стекле.

Ни слез, ни страха, только смесь
Из безыменности и тьмы.
Хотя казалось, будто здесь
Покой нормальной тишины.
 
Лишь иногда автомобиль,
Мелькнув, вновь пропадал в ночи.
Тогда по стенам вкось ползли
Кривые, нервные лучи.

Тот номер – так же полосат,
Как клетка - вскоре стал моим.
Включил я лампу, и строка:
«Один, безвестен, нелюбим,

Я умер» бросилась в глаза
У изголовья на стене.
Кто это был ? Карандаша
Не дал ответа жирный след.

Я днем прислугу опросил,
И морякам вопрос задал,
Ночного клерка я спросил
И пьяницу – никто не знал.

Возможно, что включая свет,
Он видел в рамке на стене
Картину : клякс кричащих след -
Пейзаж абстрактный в сентябре.

Стиль а-ля Черчиль. Чехарда
Мазков явила наконец
Колонну кленов в два ряда
От Glen Lake до Restricted Rest.

Возможно, мой несвязен стих.
Поэта смерть , в конце концов,
Вопрос лишь техники, земных
Простых вещей, как песнь без слов.

И номер, мрачен, нелюдим,
Подвел безжалостный итог:
Пусть неизвестен, нелюбим,
Но никогда не одинок.