Мы где-то встречались

...талантливый писатель Евгений Лапутин умер
на рассвете 20 сентября 2005 года, ему было 47 лет.

мы где-то встречались. теперь только в прошлом.
в том месте ни зябликов нет, ни орехов*
одна только осень и вылазки кошек
сегодня приметней, чем жизни огрехи.
НО ТОЛЬКО НЕ СМЕРТЬ. искривлённые стены
зеркальны от слёз сотворённого мира.
игрушки-маньяки не терпят измены.
пустой на тверской остаётся квартира.
пустой. сорок дней. память тоже, что рана.
мы где-то расстались вне боли, вне смеха.
И НЕТ ЧЕЛОВЕКА. молчанье – багряно.
в том месте ни зябликов нет, ни орехов.


* Москва, Зябликово, Ореховый бульвар
на квартире у талантливого писателя Владислава Отрошенко


Евгений Лапутин "К читателю"(фрагмент)

Осмелимся назвать вещи своими именами: писательская профессия (в чистом виде) перестала быть модной. Причина тому — скептическая агрессия общества, которое уже не желает принимать откровения сочинителей.

Отсюда понятно, что писателей стало меньше, ибо литература — слава Богу! — перестала быть частью общей идеологической доктрины, щедро оплачиваемой полусекретными канцеляриями. Но весьма досадно, что при этом литературный процесс как бы приостановился, так как, избавленная от государственного патронажа и ставшая совершенно свободной и независимой областью, литература потеряла и свою романтику, и притягательность для нонконформистов и бунтарей.

Так не только в России, так почти во всем мире, откуда эпидемия равнодушия к хорошему тексту докатилась и до нас.

В Нью-Йорке я был свидетелем прогулки Курта Воннегута. Он неторопливо шел со своей собакой по 62-й улице, рядом с Центральным парком, и никто не подозревал, что вот так, запросто, тут разгуливает один из самых известных американских писателей. И совершенно напрасно я порадовался вдруг случившемуся оживлению толпы: толкая Воннегута, люди что есть мочи бежали к черному лимузину, из которого, придерживая шляпу с зыбящимися птичьими перья- ми, выходила — как мне было строго впоследствии сказано — знаменитая манекенщица: брутальная, многозубая и белокожая, словно покойница. И вокруг не было никого, кто мог бы сказать: “Здравствуйте, мистер Воннегут”, или хотя бы: “Господи, как вы похожи, мистер, на писателя Воннегута”.

Но в России литература всегда занимала особое место. Подтверждением того служит и созвездие писателей, и отменная словесная отечественная школа со своими уникальными традициями и отличиями, и люди, бескорыстно поддерживающие пламя в литературном костре. И поэтому хочется надеяться, что общество, переболев равнодушием к настоящей литературе, вновь повернет к ней свое заинтересованное лицо.