И ты мертва

И ты мертва

И ты мертва. Как тесно обвивает шею
Ожерелье из сине – лиловых камней
Следы удушья ладоней чьих – то, я жалею
Ее, срывая поцелуи с губ, льда холодней.

Я слышу, как на улице шумит прибой
Как корабли бортами громко бьются,
Словно сожженный лес мачт выстроился рой,
Зловонные помои по клоакам льются.

Грязь и дерьмо, бумага, тканей лоскуты,
И белое однажды платье, что вздувалось,
Как паруса под ветром, тайны красоты
Плывут. Их только разгадать осталось.

А платье носит тело с взбухшим животом,
Гнилью изгрызенным и плотоядными червями,
Лицо, как мел бело, как небо пред дождем,
Утроба носит плод, крысиными изъеденный зубами.
 
 

Прошу в мир мертвых, сном осиленная дева, где лиры звонки, где огонь, где праздник вечен. Личинки будут спать в ее мозгу, превращаясь в червей, которые будут ползти по окровавленному лбу, вползать обратно в ухо и кормит личинок, отрыгивая плоть. Плыви же в потоке, с платьем вздувшимся подобно распускающейся кувшинке, плыви дальше в море, где ты утонешь и ляжешь спать в зеленую жижу тухлых водорослей. А я останусь в своей теплой комнате, слушая хлопающие складки штор, и глухой звон кораблей бьющихся друг о друга бортами, волнующимися волнами, утихающими на берегу. Как сладко быть мертвым, быть не здесь. Пусто слушать воплощения ветров в занавесках и скучно, лучше пойду побродить по извилистым улочкам города. Как сон во сне я бреду по мостовым, сомнамбулой, опьяненной мраком. Луна сыпала фосфорную пудру на крыши домов. Я не должен быть здесь, убийца. С каждым потухшим светом в окне, тьма, как осьминог, как медуза вплывает внутрь, заполоняя собой все больше пространства. Подходя к набережной, я наблюдал, как умирает закат, плавится в море, как на алтаре жертвоприношения, последние мгновения и черная ночь приступит к владычеству этим городом. Я нашел песчаный спуск прямо к воде и пошел по направлению к горизонту, шел и не оглядывался, не поднимал голову вверх, даже когда рот утоп в соленом море. Я скрылся в пучине, я пошел к своей беременной любимой невесте и к моему будущему ребенку, которого смогу поднять и поцеловать в румяную ланиту в аду.