Тайна Велимира

Слова Сумрака. Прелюдия. (Роберт)
Что я знаю о Сумраке? Странные люди. Люди прошлого. Их заветы и клятвы порой темны и невнятны. Сумрак… Клан Сумрака… Не религиозная организация, но просто сообщество людей, потерявших веру в себя… Он был одним из них. Сильнейшим.
Всем нам дано родиться людьми. Но отнюдь не все идут по пути света и понимания. Когда мир человека рушится, исходит прахом всё то, что было свято и дорого – человек идёт против мира. Отрекаясь от имени. От души.
Его звали Велимир. Впрочем, он давно забыл своё имя. Актёр. Мятущаяся душа среди бетонных стен старого города. Отшельник и изгнанник. Властелин Слова. Здесь – всё о нём. Его жизнь.

Велимир Фоллэн. Он был странным существом. Наверное, он был полностью и абсолютно безумен. Сам по себе философ, но иногда на него такое накатывало…. Он становился зверее зверя. Идол! Божество Ненависти. И он мог быть кем угодно. Он был Актёром. С большой буквы. Любую роль мог осилить. Только любовь сыграть не смог. Мастер… он влюбился в дебютантку. И даже проваленная роль вызвала бурю аплодисментов. Друзья восхищались его стойкостью. А он…. Он просто веровал в своих богов. Он верил, что холодные, безразличные и бездушные Духи Тумана будут хранить своего нерадивого адепта. Актёр. Любитель Ликов. Масок. Безликий. Серый. Такой же, как и боги, в которых он верил. Но однажды Велимир позволил себе невиданную роскошь. Показал, что он всё-таки человек. Он полюбил. Себе на беду.

День счастья. (Велимир)
9 день июля. На дворе дождливая погода. Сыро и в душе. Одиночество изъедает ослабшую душу. Я сам не свой от мыслей захватывающих меня злым серым потоком. Но я при любых обстоятельствах был не худшим актёром, и потому внешне изо всех своих нечеловеческих сил показывал лишь десятую часть своей тревожной безысходности, и старался держать себя в стальных тисках воли.
Я знал, что Лены не будет ещё 12 дней, которые покажутся для меня бесконечностью. Я исчезал, растворялся в чужих словах, словах моих друзей – они все пытались мне помочь. Но все они просто люди. Им не понять, что чувствует странник в пустыне, умирающий у оазиса. И если этот странник к собственному сожалению понимает, что благословенная прохлада воды рассыплется песком миража на жаждущих и потрескавшихся губах. Ведь жизнь существа с нечеловеческой логикой, доведенной до абсолюта, проходит у непоколебимых стен крайностей – а это значит что я, умеющий нести свою ненависть сквозь все преграды, способен не просто любить, а обожать, возвышать, боготворить? И пусть погаснут звёзды, и твердь земная уйдёт у меня из-под ног, но во имя великого и всебесформенного Тумана, чьим мастерством напоена моя истерзанная личность, во имя благословенного Света, в чьё могущество я, слабый, жалкий и глупый, никогда не верил. И во имя бесконечной смертной Тьмы, из которой я выползал бессчётное число раз, истекая кровью и чувствуя её приторный солоновато-сладкий мерзкий вкус у себя на языке. Неся хаос и боль своим врагам. Горе и обиды своим друзьям. И страх всем прочим, кто помышлял лживыми словами, предательской лестью или иным бездушным человечьим оружием коего, к моему прискорбию, ныне слишком много, заставить меня свернуть с пути, который я считал единственно верным. Я Велимир, бывший некогда благородным и всепрощающим человеком, ставшим тенью в час великой скорби и бесконечных проклятий, даю клятву.
Призываю в свидетели Небо, издревле славившееся свои бесстрастием, и Твердь земную, чей гнев на смертных копится медленно, чтоб однажды поглотить сотни жизней своей коварной судорогой. Я клянусь, что ныне смог познать любовь. И даю зарок, что я буду нести её в сердце своём, даже при отказе.
И память моя с болезненной чёткостью ярким полотнищем раскрывается перед моим мысленным взором…
Я помню тот пасмурный субботний день, когда ко мне зашёл Верланд, а я был в настолько плохом настроении, что просто не в силах моих было ответить отказом на предложение отправиться к коллективу моих добрых (и не очень) знакомых.
Именно там я увидел Лену в третий раз. Я теперь мог рассмотреть её во всех подробностях.
Безупречный стиль.
Строгое чёрное платье, не традиционно длинное, но и не сексапильно-короткое. Оно наиболее выгодно подчёркивало красоту стройных длинных ног. Восхитительные кудри золотых волос, мягким водопадом ниспадающих на плечи.
Потрясающе правильное округлое личико. Пышные и длинные ресницы. И невыразимо прекрасные глаза. Тогда в них отражалось обречённое веселье. События последних дней были для неё настоящим испытанием. Лена была пьяна. И не столь алкоголем, сколь жестоким и бездушным отказом со стороны того, кому изо всех сил старалась понравиться. Верланду.
Простодушному незатейливому парню, без тени комплексов. С широким, истинно русским лицом и широко расставленными, вечно смеющимися глазами.
О да! Он, чёрт возьми, производил впечатление! Более крепкого телосложения, чем я, шире меня в плечах. К тому же он был “душой компании”, как принято говорить о таких людях.
Он отверг её. Резко и зло. Без намёка на понимание и сочувствие.
Он разбил наивное сердце, вложенное в его ладони. Мимоходом разбил, ничуть не жалея.
Не мне, старому тарантулу, судить его. Он человек – это всё оправдывает. Но в моих глазах ироничного, несколько медлительного Верланда не оправдает ничто. Даже это.
То, что он совершил, было хуже, чем просто предательство. Betrayal! Предательство с большой буквы!
Нельзя разносить в пыль чужие надежды. Даже я, воплощение хладнокровия и расчётливости, статист в чужом бенефисе, не позволил бы себе этого. Тем более если был бы человеком.
Он же рассудил иначе.
Он просто сказал ей в лицо, что она ему не нравится. А Лена спросила дрожащим и обиженным голосом:
- Чем? Характером?
На что этот истинный русич ответил просто и понятно:
- НИЧЕМ!!!
После этих слов я увидел в её глазах лишь слёзы и боль. Отказ оскорбил её. После (я уже точно не помню, как) я проводил ее домой. У неё заплетались ноги. Оскорбление разбило доверчивое сердце. Алкоголь бродил в молодой горячей крови, ещё не замутнённой бессмысленным цинизмом безрезультатного ожидания.
И я был с нею.
В те минуты тёмного отчаяния, когда она предстала перед вопросами без ответов, я был рядом.
Я Велимир. Я Человек. Не Лик. Не роль. И не Актёр.
Я говорил о том, что мало кому сейчас можно верить. Что слишком много на свете жестоких, и что не все они люди. Я сказал ей своё мнение о Верланде:
- Он вообще-то неплохой парень и друг. Но чего я никогда я в нём понять, так эту его показную прямолинейность. Он груб. – «И бессердечен», хотя в слух я этого не сказал.
Мне было интересно узнать хоть что-то о жизни Лены. И спросил, не мудрствуя лукаво:
- А как ты живёшь? Наверное, твоя жизнь намного интереснее моей жизни.
На что Елена с лёгкой горечью в голосе ответила:
- Ой! Да что в ней интересного!?
Она замолчала, задумавшись о чём-то. И Велимир, лишённый всяких душевных покровов, свободный от любой роли, молвил:
- Ты прекрасно выглядишь.
Лена удивилась таким словам от человека (или не совсем человека), знакомого с нею всего час. Но озорной огонёк в её глазах зажёгся. И хоть в них было ещё слишком много печали, увидел я, что сказанное мною пришлось ей по душе. Ответ прозвучал тихо и отчётливо:
- Спасибо.
Не знаю, что двигало тогда тем давно исчезнувшим Велимиром из прошлого, кем стал я в эти мгновения, а может минуты? Часы? Столетия? Я был ВНЕ времени! Но сказанное тогда шло из глубин истерзанной, тлеющей души, из недр сердца, сотканного некогда из нитей безразличного и бесконечного Тумана:
- Позволь заметить, ведь ты невероятно красива.- И почти шепотом – Совершенство.
А дорога услужливой лентой, уходящей в бесконечность, ласково стелилась им под ноги. Ему – философу-неудачнику, потерявшему некогда человечность в часы предательства и ненависти. Ему сменявшему свою бессмертную душу на хладнокровие. На высокомерное искусство оратора, на умение читать в душах, скользить по острию клинка. На мастерство быть Зверем среди мелких тварей, становится змеиным Патриархом среди гадюк. Ему – умеющему видеть в темноте, слышать чужие мысли, становится тенью, и питаться чужим страхом, владея силой забытого прошлого. И ей – воплощению вечной и неотразимой красоты. Обладательнице сиятельной внешности, божественно-прекрасного лица, безукоризненной фигуры, невероятного водопада нежных золотых волос, великолепнейших и глубочайших глаз, в которых было так легко раствориться, исчезнуть, утонуть. Ей, ещё более изящной, чем прихотливый орнамент, сделанный мастером, Ей, блистающей ярче цветка пламени. Понимающей все вещи и явления сверх того, что открыто мудрейшими смертными.
Дороги двух таких разных и выдающихся личностей нежданно-негаданно сошлись в блеклый и невыразительный летний вечер.
А я самозабвенно смотрел на Лену и думал – ну разве не это назвать счастьем? Красивейшая девушка идёт рядом со мной и приходит понимание того, что я всё-таки кому-то действительно нужен. А мне с ней, оказывается, по дороге. И она не возражает против такого попутчика.
Лёгкая, мимолётная улыбка осветила ее уста:
- Ну, всё не так как ты говоришь. Я не настолько красива.
Я в свою очередь не могу остаться в долгу и тихим вкрадчивым голосом произношу:
- Ты не думала, что ты можешь ошибаться, недооценивая себя?
В ответ я увидел ещё более тёплую, нежную и ласковую улыбку, и отсутствие всякого желания вести спор.
Они продолжали идти сквозь ночную прохладу. Актёр становился Человеком. Раскрывал раненную душу, привыкшую к недоверию.
И вновь истерично выла память под ножом хладнокровного лекаря-рассудка. Вновь были пред его взором боль и ненависть, горе его друзей и медленное исчезновение самого себя.
Я ведь, признаться честно, в первые минуты не заметил мимолётного касания, нежного, подобно поцелую прохладного бриза в жестокой пустыне. Её объятия были легче лепестка розы, влекомого жарким ветром.
Голова Лены медленно опустилась на моё плечо. Будто незримые, но невероятно прочные нити протянулись тогда между нами.
Я понял – крепче клятвы, прочнее оков, я теперь связан с нею. Пусть будет так!
В человеческих языках нет слов, способных достойно описать мои чувства:
пред мной открылась беспечная гармоничность небесной лазури и мятущиеся в вечном своём бессмысленном движении волны пламенного, жестокого и иррационального Хаоса. Я разгорался яростным рассветом, чтобы, пройдя сквозь сумрачные тени полуночи, низринуться прозрачною росою в тёмные низины.
Будто свет разделил меня на части, и нити тени впились в то, что некогда было мной. Презрев барьеры Реальности, Времени и Пространства, я познал суть бессмертия и бесконечности. И, казалось, само время послушно свернулось для меня в тугую глобулу без начала и конца. Вне привычной материи это длилось вечно. Но вечность имеет обыкновение слишком быстро заканчиваться.
И пришло понимание, что это может и не быть истинным чувством относительно Лены. А вдруг это всего лишь естественно-подсознательное желание на инстинктивном уровне? Заложенное самой природой желание быть возле кого-то сильного? Я всего лишь в нужное время в нужном месте оказался тем самым “кем-то”?
Мне стало донельзя неловко, и я подумал, что в дальнейшем ТАК пользоваться ситуацией не стану. Ни при каких обстоятельствах.
И если бы кто-то ещё шёл по плохо освещённой улице ближе к полуночи.… Хотя кому бы это понадобилось? Он увидел бы как парень в простой красной рубахе и столь же незатейливых синих штанах выскальзывает из жадных объятий девушки и неловко извиняется.
Итак, вернёмся к событиям дня 9-го дня летнего месяца июля. Я пытался не подавать виду и делал, в общем, все, что было в моих скромных силах, как мог. Ну, признаюсь, если бы не живой разговор с друзьями, мне пришлось бы весьма туго. Здесь были такие выдающиеся личности как Вилл, Миха, кажется, был ещё Коля. И пара типов для массовки, к моему повествованию отношения не имеющих вовсе. Итак, в тяжких раздумьях о степени собственной абстрактно-относительной “человечности”, и её присутствия во мне как таковой, я поддерживал разговор, совершенно не вникая в его смысл. Лишь бросал в пустоту ничего не значащие резюме и междометия.
Зандер Лорнский, которого все дружно называли Лориным, легко толкнул меня в плечо:
- Велан! Смотри!
И ткнул пальцем, указывая направление, куда я должен смотреть.
Я проследил указанную траекторию, и вначале просто не поверил собственным глазам.
Из мягкого полумрака приближались две фигуры. Слева шла Элонна, я узнал её по излишне гордой походке, и Лена.
- Будь я проклят! Глазам не верю!..
Остаток дня был для меня не вполне понятен. Когда пришло время, кто-то ушел, и Лена не изъявила желания остаться со всеми нами дольше.
Я, конечно же, понял, что ей негоже идти домой в гордом одиночестве.
Окрылённый внезапной надеждой получеловек, и хмельной от осознания собственного счастья…

Октябрьский вечер
24-ый день. В душе чёрт знает что творится. С гневным лицом бледный и уставший парень сидел дома у своего верного и надёжного друга Вильяма.
Медленно текла беседа за чашкой такого горячего и успокаивающего кофе. Высокий, худощавый, с лицом человека, повидавшего все радости и горечи жизни, Вильям неторопливо ронял слова, за которые Актёр, не задумываясь, вгрызся бы в глотку любому другому:
– …Стоит оно того? А? Далась она тебе, раз дело так идёт?! Какого дьявола ты страдаешь?..
- Ты не понимаешь… - Велимир уныло бормотал, еле сдерживая горящую злобу.
– Поверь мне. Уже сколько времени – и всё без отдачи. Никакой взаимности. Слушай, да сколько можно за ней бегать!!!
– Сегодня вечером всё решится. Я никогда людям не навязывался. Если нет – то я навеки исчезну из её жизни…
– Какие я слышу слова! – гневно и с открытой раздражённостью произнёс Вилл – Ты что тряпка? Она исчезнет из твоей! И никак иначе. Не забыл?
– Правда, правда, дружище.

Наблюдения одного постороннего, но очень близкого Велимиру человека: Эпилог (Вильям)

В конечном итоге она его бросила. Вследствие чего он дико злился, обрушивал сотни ударов на бетонную стену, разбивая кулаки в кровь, ссорился с друзьями, делал ещё множество глупых и непростительных ошибок.… А может в будущем, он надеялся найти себе другую, которая действительно полюбила бы его? Мне трудно его судить. Мне кажется – он в своём праве. Он потом безумно хохотал в лицо самой Смерти. Был в шаге от небытия. Чувствовал терпкий вкус крови. Своей крови. А зачем? Может, он просто хотел ЖИТЬ ЖИЗНЬЮ ЧЕЛОВЕКА? Может, он страшно завидовал нам всем? Он играл свою роль и слишком хорошо вошёл в образ? Может даже настолько виртуозно, что смог и вправду полюбить.… А оказалось – зря. Оказалось – всё пустое. Наверно тогда он сильнее прежнего возжелал исчезновения. Судьба не пошла ему навстречу. И уже в который раз, он собирал останки прошлого себя, и с гневным хрипом продолжал жить, проклиная всё, и вся. Для всех нас навеки осталось тайной, что он тогда думал. И мне кажется, эту тайну он заберёт с собой в Рагнару. И ещё сотни лет спустя не найдётся такого адепта Тени, каким был Велимир, по призванию Актёр, по фамилии Фоллэн. Как часто любил говорить он сам: “ Клан вечен. Он продлит своё существование даже после моего развоплощения. Моя смерть ничего не изменит. В целом”.
И сотни лет спустя, возможно, с гневным прищуром будет смотреть на мир прислужник Тумана. Вспоминать величайшего из Злодеев рода человеческого. И адепт бы очень удивился, узнай он о том, что Актёр хотел быть человеком. Хотел любить, и быть любим. Слуга древнего, позабытого всеми клана, сказал бы: “ Ха! Бросьте, почтенный! Он же был нелюдью. Ну, подумайте сами, по логике вещей – что в нём могло оставаться от человека? Пара рук, пара ног – вот и всё сходство. Он думал как змея. По-змеиному жил. Ценил лишь пыль дорог. Дороже музыки для него был свист ветра в злую вьюгу. Э! Нет. Вам определённо его не понять это существо. А ведь и мне порой кажется, что даже я его абсолютно не понимаю. Или может я просто не в силах понять Его?”. На этом месте серый человек умолкнет. Мягко намекнёт, что у вас есть ещё куча весьма важных дел, и вам самое время уходить. А когда вы всё-таки уйдёте, он преклонит колено и заговорит словами северного народа, обращаясь к своим богам.
Он будет молиться за вас, за ваших детей и внуков. Он будет по-прежнему ненавидеть и любить вас, и весь ваш род. Но если час Рагнарёка грянет, дабы обратить в прах всё, что смертные мастера создали на протяжении веков, неизвестный вам служитель Серых Богов встретит наступление грядущих потрясений спокойно. И когда будут уходить женщины и дети, школяр Тумана будет непоколебимо стоять против любого зла, что бы ни являлось его воплощением. Встретит безумие словом, а врага из плоти и крови узким стальным клинком. А если Старуха заглянет в безразличные, выцветшие глаза этого парня, она поймёт, что страха там давно нет. И на алчно протянутые к его горлу костлявые пальцы, он будет истерически смеяться. Так смеялись берсеркеры, молодецки бросаясь на врагов, меняя одну жизнь за десять. Так возносились к Всеотцу рыцари Креста, когда гибли за веру и народ.
И он умрёт не жалея. Не жалея отдать свою жизнь за ваши. Проклиная и любя одновременно…
Так будет. Клан не может умереть. Даже если исчезнут мастера и ученики, останется идея. Когда-нибудь кто-нибудь её вспомнит.
Но это уже будет история совсем другого Рассказчика. Не моя.

Новый день.
Тёмный и глухой зимний вечер. Скулит злая вьюга. Её вой взлетает над мрачными высотными домами. Снег неистово застилает глаза.
А по дороге упорно идёт человек. Капюшон тёплого пуховика надвинут по самые глаза. Проваливаясь в глубокий снег, чертыхаясь, он всё же идёт к поставленной цели.
Нет. Нет абсолютно никакого удовольствия добираться домой на уже порядком опостылевшем транспорте. Вот пешая прогулка – это дело! Добрая верста сквозь зимнее ненастье. Суровое испытание, когда ты уже не чувствуешь пальцев от холода, и ресницы покрылись инеем.
Послышался знакомый тонкий голосок:
– Велимир! Как великолепно встретить тебя!
Путник остановился. Резко развернулся…
Айлин… Странная, весьма загадочная личность. Красивая, холодная… Будто бы неживая.
Её чёрные глаза маслянисто блеснули из под веера ресниц. Тонкие, розовой помады губы растянулись в томной улыбке.
Велимир подошёл ближе, устало проговорил:
– Доброго вечера, Айлин… Если конечно ЭТОТ вечер возможно назвать добрым.
Низкого роста и хрупкого телосложения девушка стояла в десятке шагов от Велимира. Она куталась в дорогую норковую шубку, и переминалась с ноги на ногу от холода.
– Велан, давай дождёмся автобуса… И потом ты проведёшь меня домой…
Она хитро подмигнула.
– Ответ отрицательный, Айлин. В другое время – всегда пожалуйста… Но сегодня я доберусь домой пешком… И в гордом одиночестве.
Айлин недоумённо воззрилась на Актёра:
– Почему?
– Нет… Не подумай! Дело не в тебе… Просто я… Слишком устал… Да! Именно так.
– Слишком устал, и топаешь домой пешком?
– Ответ положительный.
– Хм, Велимир, как знаешь…
Когда Велимир скрылся среди вьюги, Айлин прошептала:
– Всё равно тебе быть моим. Я поставлю тебя на колени...
Вот так, под властью мрачных мыслей, Велимир Фоллэн продолжал свой путь. И вспоминал. Перед мысленным взором его проходили дни, и деньки, люди, и людишки. Герои и злодеи.
Худой и вечно чем-то недовольный Вильям.
Верланд, который всегда готов броситься в драку.
Роберт, такой нескладный, непоследовательный.
Айлин, красотка со скверным характером.
Джинна, первая скандалистка группы.
Лара, просто хорошая девушка, которая его ценит.
И наконец Лена… Девушка-богиня, которая без всякого колебания отвергла его.
И что было потом…
Ярость! Злоба! Всесокрушающие порывы безумия… Удар за ударом. Бетонная стена покрывалась кровью из разбитых кулаков. Эль! Доброе вино! Счастье на дне кубка… Глоток за глотком. И снова пьянящая лёгкость, и тупая, давящая боль в голове поутру. И дорога! Путь! Бесконечная последовательность шагов… И он уходил.
Сейчас, вдали от друзей и врагов, он мог позволить себе усталость. Пусть снег и ночь видят, что даже демон порой может выбиться из сил.
Благо и проклятие – кнут и пряник – добро и зло… А не всё ли равно сейчас? Кто осудит его сейчас?
Ветер утих, снег прекратился… А он всё шёл… И ноги отзывались болью на каждый новый шаг.
Вот, наконец, он достиг желанного порога. Отворил тонкую стальную дверь. Потом вторую – деревянную.
Не включая свет, практически в полной темноте, разулся, бросил пуховик на кресло. Вошёл в свою келью.
Старый уже начавший седеть пёс виновато смотрел на Велимира с дивана.
– Да ладно уж, Рой. Не буду тебя выгонять… Спи уже, мохнатый. Хорошо, просто замечательно, когда дома никого нет, а всё-таки тебя встречают.
Велимир устроился в кресле. Сомкнул глаза…

Сон Велимира
Холодный ветер вновь обдувает лицо. Велимир в горах. Он не знает, как именно называются эти горы, но уверен, будто витает в самом воздухе ощущение великой силы… Будто сама земля здесь может творить чудеса.
И только тут он замечает, что облачён в тёплую подбитую мехом мантию. У пояса, в простых чёрных ножнах, узкая рапира. За спиной приторочена лютня. На указательном пальце правой руки рубиновое кольцо в золотой оправе. В середине камня
будто бьётся пламень, от кольца исходит едва заметное тепло.
Перед ним раскинулся Храм. Огромное строение, в форме куба. Узкие окна-бойницы, нефрит стен… Здесь нет ни души, но магия до сих пор не покинула этого места. Здесь тоже ночь. И луна озаряет эти выдуманные горы, этот ирреальный храм… И этого призрачного Велимира.
Он ступил за порог Храма. Тьма поглотила его. Лишь изредка из ровных квадратных окон падали перламутровые лучи нежного лунного света, и выхватывали гладкий нефрит стен, мрамор пола…
А в конце комнаты лучился призрачным жёлтым сиянием Алтарь.
Велимир дерзко подошёл к нему. Подавил интуитивное желание встать на колени перед этим великолепным творением неведомых мастеров.
Алтарь был сделан в форме чаши. Когда Актёр подошёл совсем близко – в Алтаре разжёгся искристый синий пламень.
Велимир снял с пальца кольцо. Бросил в огонь…
Стихии смеялись. Вихри злого чёрного ветра взлетали над башней. На смотровой площадке широко расставив ноги и уперев посох в пол, маг призывал к Изначальным Элементалям.
Оттого-то и сверкали молнии, горел сам камень, ходил ходором фундамент башни, и хлестал проливной дождь.
Видение отхлынуло. Велимир резко достал меч, с размаху вбросил его в ждущее пламя.
Рыцарь ехал по узкой лесной тропе. Конь то и дело всхрапывал и отказывался идти дальше. Тогда рыцарь спешивался и вёл коня под уздцы. Тут из чащи с молодецким присвистом вылетел десяток разбойников. Рыцарь отбросил уздечку, обнажил рапиру, вскинул со спины в руку круглый щит-тарч. Рапира свистела, выводя извечную песнь торжествующей стали. И с каждым взмахом жизнь лесного удальца в кожаных доспехах уходила. Через мгновение рыцарь уже оттирал кровь с меча широким кленовым листом.
С глубоким сожалением Велимир предал огню и нежноголосую лютню.
Трактир гудел. Посетители отбивали пивными кружками такт. Меж столов порхала стройная молодая танцовщица, а в углу старик-бард с улыбкой на обветренном лице пел молодецкую песнь из своей давно минувшей юности.
Велимир провёл руками по краю Алтаря. Обнял огонь, умерший от его прикосновения. Он впитал в себя силу Трёх.
Шёпот ветра был его родным наречием. Клинок мог плясать в его руках. А слово никогда бы его не подвело.
Он открыл глаза…
Это был лишь сон…
Но Дьявол! Насколько реальный!
И пальцы до сих пор помнят холод камня, тепло перстня, сталь рапиры, и нежные струны лютни.

-- Он странный. Такой разный всегда. Его очень трудно понять, Джинна. А ты что о нём думаешь?
-- Ну Лара… Не знаю, не знаю. Я мало что могу сказать. Он всегда такой скрытный, себе на уме. Сказать по правде – я боюсь Велимира. В нём что-то тёмное, злое. Я ему не доверяю.
Лара, высокая и стройная леди, с антрацитово-чёрными волосами, ниспадающими на плечи, облачённая в длинное вечернее платье с разрезом, так великолепно подчёркивающим непревзойдённые ноги, в упор глянув на собеседницу, сказала:
-- Может быть… Велимир никогда не осуждал кого-то. Никогда не гневался. Иногда мне кажется – что у него нет сердца… Но это ведь невозможно, так? Ведь он такой же человек, как и все мы…
Джинна, среднего роста, с плавной кошачьей грацией всех движений, обладательница карих глубочайших глаз и огненно-рыжих волос, одетая в прозрачную свободную футболку, и соблазнительно-короткую юбку, ответила такими словами:
-- Да… Такой же человек. Я не люблю смотреть ему в глаза. Глаза у него отнюдь не юношеские…
-- Интересно говоришь, Джинна! – Лара удивлённо подняла брови – Как могут быть у девятнадцатилетнего парня «не юношеские глаза»?
Джинна нахмурилась. После долгой паузы заговорила, медленно, подбирая слова:
-- Ну вот у Верланда глаза зелёные. Добрые такие, жизнерадостные глаза.. У Роберта глаза тоже глаза зелёные. Роб у нас мечтатель. А у Велимира глаза… Как бы это сказать поточнее? Выцветшие… Не серые даже, а именно выцветшие. У стариков и у безумцев такие глаза…
Разговор двух девушек прервал громкий шум шагов. Идущий был ещё далеко от подруг, но размеренные, гулкие шаги невозможно было не слышать.
Лара и Джинна обернулись. С опущенной головой, какой-то уж очень грустный и хмурый шёл Велимир.
-- Привет, красавицы! День добрый, час в радость!
Парень поднял взгляд. На лице его читалась тяжкая печать усталости. Что-то было там, в глубине тусклых серо-стальных глаз его. Что-то таилось на дне измученного сознания… Тёмная, страшная тайна. Возможно, именно ответ на извечный вопрос Лары. Вопрос, кто же такой Фоллэн?
Джинна располагающе улыбнулась, кивнула в знак приветствия.
Лара, повинуясь внезапному порыву, подала Велимиру руку.
Джинна наблюдала за этим старым ритуалом… Её подруга казалась сейчас благородной принцессой, руку которой целует искренне любящий рыцарь.
Из глаз Актёра мигом слетела усталость, расправились плечи, бескровные, тонкие губы осветились улыбкой…

– … Верланд! Слушай, вот почему всегда, когда я пытаюсь узнать хоть что-то о Велимире, все вспоминают про какую-то там Елену?
Лара нетерпеливо воззрилась на этого широкоплечего и светловолосого парня. Верланд задумчиво поскрёб недельную щетину на лице, хмыкнул, и наконец ответил:
– Лара… ты понимаешь… это дело весьма и весьма… глубоко личное. Вот! Никто конкретно не знает, кто же такая эта Лена… Ну, мне так кажется… Эммм…
Конечно Вер лгал. Безбожно лгал, и не стеснялся ничуть…
Лара прошептала:
– Но ты-то ведь один из самых близких друзей Актёра. Ты должен знать, не так ли?
Вер угрюмо засопел, потупил взор:
– Всё так… Да только запрет на мне. Не велел мне Фоллэн ничего и никому говорить! Я не могу рассказать тебе о ней… Но я знаю ещё одного человека, который наверняка сможет. К тому же он не давал Велимиру клятву неразглашения.
– Вер! Скажи пожалуйста! Век благодарна буду!!!
– Тхе! Всё очень просто! Даже проще, чем ты думаешь. Его имя: Роберт.
– Спасибо Верланд! Я этого не забуду!
Она клацнула каблучками и ушла.
Верланд про себя пробормотал:«Любопытство кошку сгубило… Эх! Велимир будет от этого отнюдь не в восторге…».
Роберт был высоким и худым, подозрительного вида субъектом, облачённым в чёрный костюм. За вечно скучающий вид и чёрную одежду злые языки прозвали его Могильщиком. Густые чёрные брови нависали над маленькими зелёными глазками. Лицо его было обветренным, грубым. Чёрные как смоль волосы его никогда не знали и подобия причёски.
Лара нашла его быстро. Роберт задумчиво курил у входа в институт. Она приветствовала его, и задала тот же вопрос, что и Верланду.
Роберт оценивающе взглянул на неё, и спросил:
– А нужно ли тебе это знание? Это ведь длинная история… Я не хочу тратить твоё время. Скажи лучше, а кто Велимир Фоллэн для тебя? Сват, брат?
– А я его нынешняя девушка! – Без промедления соврала Лара.
Роберт выглядел абсолютно сбитым с толку:
– А… М… Он мне о тебе не говорил! Впрочем, может он забыл просто… Да! Наверное, просто забыл! – Он прервал сам себя – Значит так… Говорить буду долго, так что не перебивай! Все вопросы потом!..
Велимир… Я его знаю уже семь лет. И не всегда он был таким. Жестоким странником, беспощадным, самовлюблённым, он был не всегда… Раньше он был величайшим и добрейшим человеком! Да-да! Он ЧЕЛОВЕКОМ был! А потом… Он видел уж слишком много… Слишком много Зла. Предательство всегда вершилось у него за спиной! Его предал тот человек, которого он считал ЛУЧШИМ ДРУГОМ! И это – не единичный случай! Вот тогда-то Фоллэн и стал тем, кем он есть сегодня… Он просто ушёл. Ушёл на три дня. Куда? Зачем? Этого никто не знает. Но вернулся он уже другим. На его лице была кровь из многочисленных царапин. Будто бы он продирался сквозь густой лес. И этот плащ за плечами... Серый, изодранный плащ. А самое главное -- глаза. Он будто бы вернулся из самой смерти. Мудрые, глубокие глаза старика. Итак Елена… Роковая дама в его судьбе… Лишь единожды, уже будучи Актёром, таким, каким Велимира знаешь ты, он позволил себе полюбить. Эту девушку звали Лена. Она была для Велимира всем. Он весь мир готов был бросить к её ногам… Называл её «своей Богиней», «Королевой», а она… Лена же оказалось совершенно не любила Фоллэна. И через некоторое время сказала ему это в открытую. Ну, наш герой показал себя отнюдь не слабым. Любого другого бы это сломило, но он остался на ногах. Он от всех скрывал свою боль. И лишь в самый жестокий ливень его можно было увидеть действительно страдающим. Велимир превосходно знал своё дело. Но боль не может быть сокрыта вечно. Он однажды проговорился. Фраза была отнюдь ничего не значащей, но я навёл справки.… И теперь ты слушаешь эту историю. А самое главное – то, что эту холодную леди он так и не разлюбил.… Да! Итак! У тебя есть вопросы?
Лара нахмурилась:
– Вот значит как… Ну… Спасибо, Роберт! Ты мне очень помог. Теперь мне легче будет понять любимого…
Роберт пожал плечами:
–Пожалуйста! Рад помочь… Особенно девушке моего друга! Пусть вы будете счастливы вместе!
Лара простилась с Могильщиком, и ушла в аудиторию.
Лара молча, не здороваясь прошла в дальний угол, и сев за последнюю парту, закрыла лицо руками.
Через некоторое время ко входу подошёл Велимир. Роберт всё так же стоял и задумчиво выпускал синие кольца табачного дыма.
Роб улыбнулся:
– Ну, Велимир! Не знал, не знал! Так значит твоя девушка – Лара Имладрис?
Фоллэн округлил глаза:
– C чего ты взял?
– Дык! Она мне сама сказала! А ты, выходит – забыл меня уведомить! Я-то думал ты до сих пор одинокий волчара! Ан нет! Дамой сердца обзавёлся! Молодца. Хвалю!
Велимир уныло сдвинул брови:
– Стоп, стоп, стоп, старый друг… И? Она наверняка спрашивала о многих вещах, так?
Роберт кивнул.
-- Да конечно. О тебе, о твоём прошлом… Я посчитал нужным ей рассказать… А? Что-то не так?
Велимир опустил голову, отчего нечесаные пряди полубесцветных волос упали на лицо:
– Эх, Роб… Она тебе солгала!.. Вот уж не знаю, зачем ей это…
– Погоди, Велан! Так неужели…
– Именно, Роберт! Зря ты ей это всё поведал…
– Прости Велан… Прости… Я не знал, я не думал…
Велимир упёр взор в землю, и с весьма расстроенным видом направился в аудиторию. Поздороваться с Верландом, Вильямом, и поговорить с Ларой…
Дверь со скрипом распахнулась. Тяжёлой шаркающей походкой Велимир Фоллэн вошёл.
Кивнул мирно беседующим Вильяму и Верланду. Лара стояла спиной к нему и смотрела в окно.
– Зачем, госпожа Имладрис?
На глаза Лары наворачивались слёзы:
– Да потому, почтенный Фоллэн… – Она всхлипнула и прикрыла лицо ладонями. Сквозь слёзы произнесла – Да потому, Велимир, что я дико завидую этой самой Елене!
Все замолкли, глядя как вечно угрюмый, мрачный Велимир мгновенно преображается, становясь кем-то другим.
Бесшумно подошёл он. Нежно обнял Лару за плечи:
– Помнишь, ты однажды сказала мне, что жалеешь о том, что мы не можем быть ещё ближе, нежели хорошие друзья?
Лара уткнулась лицом в плечо Велимиру, тихо всхлипнула.
А Фоллэн тем временем продолжил:
– Ты ошиблась, милая Лара! Ещё как можем.
Лара подняла взгляд, прошептала:
– Ты же наверняка снова играешь… Это ведь просто жалость, так?
– Ответ отрицательный, Лара! Я сегодня не в настрое для масок!
– Тогда будь моим!
– Ответ положительный.
Вот так. Не замечая остальных, они обнимались целую вечность…
Верланд удивлённо мотал головой. Вильям опустил взгляд. Замолкла даже неугомонная Джинна. Айлин демонстративно отвернулась.
И тут прежний, исконно велимировский, скрипучий и мерзкий голос поведал:
– Дорогие подруги и друзья! А не соблаговолите ли вы уйти? Пары сейчас нет, и вы мне абсолютно не к месту… Коль так – так будьте любезны. Или мне напомнить в какой стороне находится дверь?
Не взирая на грубость, на приказной тон, никто не дерзнул его ослушаться.
Когда все наконец удалились, Лара с удивлением обратилась к Велимиру:
– Так значит.… Сколь много у тебя лиц.… Только мгновение назад я чувствовала в тебе злую, нерастраченную силу. Неистовую решительность.… А теперь.… Твои руки полны нежности. Во взгляде твоём восхищение… Чему мне верить? Кто НАСТОЯЩИЙ Велимир? Жестокий человек, или печальный ангел?
Актёр чуть отстранился. Нежно провёл чуть дрогнувшей ладонью по щеке Лары, смахивая слёзы:
– А всегда ли одинаков Северный Ветер? А волчий вой в ждущей тьме всегда одинаково громкий? Мне не дано жить простой жизнью человека. Я сам отнял у себя покой, беспечность.… Променял их на тайные знания. Теперь я могу читать человеческие души, будто книги. Я могу молвить слово, которое сломит любую волю. Но я не счастлив. Я – одинок и чудовищен. Во мне гораздо больше от зверя, нежели от человека. И порой мне трудно сдержать ЭТО. Сидящее в каждом из нас. И углубившись в сокрытые ото всех материи, я только усилил голод этой твари… Лара! Я схожу с ума, ведь так?
Имладрис приблизилась. Провела рукой по спутанным волосам Велимира, и глядя прямо в ждущие глаза его, произнесла:
– Нет. Отнюдь нет, мой таинственный рыцарь. Ты – гораздо человечнее любого из нас. Гораздо благороднее. А знаешь почему, м?
Серые глаза подтвердили вопрос.
Голос Лары упал до шёпота:
– Да потому, что ты знаешь ТУ СТОРОНУ. Ты видел не только общую картину мира. Ты знаешь ЦЕНУ человечности.

... и после этого Лара уже никогда не боялась ночи. Хоть в тёмное время и правят злые, коварные и могущественные существа, похожие на людей лишь внешне, но Имладрис всегда чувствовала над собой широкие крылья. Крылья, сотканные из Тени. Лара не знала, из какого сумрачного измерения пришла на земли смертных душа Велимира. Но знала наверняка -- он сможет победить всех детей ночи. Уберечь от любого зла. Велимир был готов даже встать пред лицом смерти, ежели она бы посмела протянуть свой костлявый перст к Ларе. Вот такой он был. Отважный рыцарь Дороги, бард по зову сердца. Не только ведь ангел может оберегать. В серых крыльях не меньше любви и доброты. Пусть не для всех. Пусть только для Лары, Актёр стал демоном-защитником. А любовь демона столь же яркая, как пламень внутри земли. И столь же вечная. Да и кто вам сказал, что демон не может быть нежным?

Верланд просто смотрел на небо. Хмурое, злое небо осени. Вот-вот должен был грянуть гром, размалывая мир на части… Скоро тугие струи ливня ударят по многострадальной земле этой убогой страны. Вер только всё глубже кутался в глухую кожаную куртку, да покрепче натянул чёрный берет, поверх чёрных кудрявых волос. Широкое скуластое лицо его было дерзко запрокинуто к небу. Он размышлял о судьбах.
Так всё и завершилось для Велимира. Он нашёл свою мечту. Нашёл, уже отчаявшись. А Лара наконец встретила своего рыцаря… Пусть они будут счастливы вместе…
Так завершилась сказка о Красавице и Чудовище, современный вариант. Но жизни остальных продолжались. Ведь жизни – это не черновики нерадивого автора. Они продолжаются, даже если часть героев уходят в тень. Велимир фактически нашёл свою утраченную человечность. Остепенился, и надолго уже остался под небом Харькова.
Зато куда-то запропал Роберт. Конечно, у Верланда были подозрения. Плохие, тёмные подозрения… Верланд не хотел верить… Верланд даже думать об этом не хотел…

Роберт скользил по умирающему к зиме лесу. Палая листва не шелестела под мягкой обувью, не хрустели ветки, задеваемые широким буро-зелёным плащом. И даже в рюкзаке за спиной Роба не звякали ножи и вилки.
Он что-то нашёл здесь, этот бесноватый бард. Именно в этом лесу он исчез тогда… Три дня… Всего три дня не было его, и за три дня он можно сказать умер. Вернулось уже что-то вместо него. Где-то тут есть мрачная тайна… Тайна жизни и смерти… То, отчего изменился жизнелюбивый, добрый, понимающий Велимир…
Закат ложился алыми лучами на полуоблетевшие деревья, окончательно покрывал багрянцем сиротливо лежащие на земле листья.
Роберт решил остановиться. Поесть и подумать.
Устало скинул тяжёлый рюкзак с плеч, опустился на колени. Из недр рюкзака были немедленно извлечены краюха чёрного хлеба, и бутыль лёгкого вина.
Измотанный путник жадно вгрызался в получёрствый хлеб, даже не удосужившись его порезать.
Роберт Найджел Килиани нашёл много ответов. Вплотную даже подошёл к разгадке тайны прошлого…
Но материал строго нуждался в систематизации и детальнейшей проработке. Завершив трапезу, молодой человек извлёк из кармана небольшой блокнот, и в последних лучах заходящего солнца быстро перечитал написанные им самим строки:
«Бард… Это слово часто можно встретить в давних сказаниях. Искатель истины, вольный бродяга. Кто же, всё-таки? Даже в наше суровое время можно порой найти этих почти исчезнувших с лица мира странников. В бесконечных дорогах, они ищут мудрость прошлого и будущего, фактически – лишая себя настоящего.
С чего же начать? Начну, пожалуй, с того, что мастерство Слова, высокое искусство Истинных Бардов передается, по-видимому, только по наследству, и проявляется относительно-случайным образом. Иногда – спустя многие поколения.
Барда называют Истинным, если он признанный мастер риторики, ораторского мастерства и убеждения. Кристально чистый дух барда изначально не имеет направленности. То есть такой человек не зол, и не благ. Лишь спустя время, ставший на тропу выберет свои цвета. И здесь он столкнётся со сложнейшим выбором: либо стать светлым, добропорядочно-хорошим «рыцарем», или же наоборот – тёмным, жестоким «злодеем». Этот путь не терпит полумер.
Не важно от выбора цвета, любой бард обладает рядом странных талантов. Черпая силы из эмоций окружающих, бард всегда превосходно держится в обществе. Эдакая призма, усиливающая эмоции… Но и в одиноких странствиях он не теряется. Порой говорят что «дорога барду придаёт сил». Хотя эта теория ещё совершенно не разработана, любой, кому довелось путешествовать с бардом, опишет его как веселого, интересного попутчика, с обширными знаниями и огромным запасом сил.
Порой дикие, или же наоборот – вдумчивые и последовательные, барды всегда интуитивно понимали любое творчество. Как в роли автора, так и с позиций критика.
Весьма странно также и то, что едва ли можно точно установить появление этой касты. Известно, что такие люди были всегда, и во всех странах. Кобзарь, леер, менестрель – суть не меняется. «Бард» я употребляю только для удобства, и для общего определения.
Как я уже говорил, бардом нужно родиться. Чистая, древняя кровь, это и преимущество, и недостаток. Свободный от любых законов общества, но скованный навеки собственной верой, своими принципами… Могущественный, и в то же время слабый?
Кхм… весьма любопытно выходит… А как же ученики, спросите вы? Ученики – это совершенно другая история. Талант может раскрыться в человеке в час великого потрясения. Тот, кто испытал великое счастье или великое горе с некоторой вероятностью может стать бардом. Бардом-учеником.
Ученик гораздо слабее врождённого барда, и знания он приобретает не в пример медленнее. Пройдут года, пока такой вот школяр сможет потягаться силами с мастерами наравне. Долгие-долгие года чтения трактатов по философии, риторике, книг поэзии и прозы…
Так чем же столь уникален этот тип человека? В его душе нет ни добра, ни зла. Что есть благо, что есть проклятие – он решает сам. И нет для него законов иных, кроме законов собственного сердца.
Прямолинеен и горд всегда, расчётлив, фанатичен… Такой может стать и лучшим другом, и худшим врагом.
Фактически бард – это мутация. Мутация духа. Сознание, построенное по совершенно иным, порой даже иррациональным законом».
Роберт улыбнулся. Ученик… Самоучка… А истинным бардом был Велимир… Или же нет? Или же – такой точно самоучка? Ответ лежал где-то рядом, прямо на поверхности… Килиани проклинал себя за недальновидность. Впрочем, у него было ещё два дня. Глаза сомкнулись сами собой, и искатель тайны быстро пал в омут чёрного сна…

Двое рыцарей неистово сражались, утопая латными ботинками в мягком прибрежном песке. Сплетались, высекая искры, разлетались в бессилии, кружили в обманных выпадах два меча. Чёрный и белый. Их хозяева ходили кругами, и дрались в полном молчании, которое прерывал лишь периодический лязг хищной стали.
Чёрный рыцарь был облачён в мрачных цветов пластинчатый доспех, с огромными шиповаными наплечниками. Сквозь открытый шлем виднелось сведенное судорогой боли лицо, всё в шрамах, со спутанными нестрижеными волосами непонятного цвета.
 Светлый же паладин гордо носил сияюще-белую полную кольчугу до колен, глухой же жёлтый шлем полностью скрывал лицо этого человека. Противники пытались наносить удары не только мечами. То и дело с глухим стуком сталкивались щиты… Чёрный и белый… На чёрном была выгравирована зловещая руна, на белом – простой церковный крест.
Долго, бесконечно долго сражались эти двое… Никто не мог одержать верх… Вдруг светлый исхитрился вскользь ударить врага по шлему, снизу вверх… Чёрный шлем взлетел в воздух, перекувыркнулся дважды, и упал за спиной владельца.
«Я знаю его! Он был когда-то добрым и порядочным. Правдивым, гордым… Человечным…» -- Роберту на мгновение стало страшно, от осознания происходящего.
Это судя по виду мог быть Морт, отец Велимира… Или даже Кайл, его дед…
Это было ужасно, кошмарно, неописуемо страшно, видеть такую драку, и стоять, стоять и молчать, не в силах ничего сделать… Зло и Добро, Тьма и Свет… Нелюдь и паладин… А кто прав? Роберт не знал этого… И тысячи слов впивались в него, словно тонкие стрелы:
«Страх ведёт к Забвению… Забвение – это то, чего боится любой бард. Страх сокрушает разум, страх – это маленькая смерть. Человек живёт и умирает под властью страха, если он или она не любит. Любовь похожа на розу. На белую розу в пыли. Прекрасный цветок и хищные щипы. Зачем розе шипы? Они нужны чтобы защититься, от плохих рук. От трусливых, недостойных пальцев. Ведь стойкий, гордый, целеустремлённый человек никогда не убоится боли. Ведь страх убивает разум… Ненависть, она как костёр. Легко зажечь сухие ветви, да трудно укротить пламя. И лесной пожар похоронит излишне алчных охотников, но при этом сметёт деревья, дом для многих, абсолютно невиновных существ… Так зачем же ненависть? Она приносит боль всем вокруг, но тому кто ненавидит приносит самую сильную боль… Сжигает душу, испепеляет чувства… Лишает страха? Так значит ненависть – она хорошая? А обида? Обида заставляет человека задуматься, пересмотреть прошлое, искать причину того или иного события. Обида исключает страх, но гнетёт осознанием идеальной пустоты внутри… А как может быть пустота, и без страха? Ведь пустота возникнет только в иррациональном сознании, лишённом разума! А разума нет только там, где его убил страх. Или разума может не быть изначально… Давайте посмотрим… Глаза всегда врут. Передают неверную, поверхностную картину мира. А человек упрямо верит своим глазам. Более того, он не верит в то, что не в силах увидеть? Сердце слепо, но всегда говорит правду. Человек не верит сердцу, считая, что оно может только болеть и страдать? Отсутствие веры ведёт к сомнениям. Сомнения возникают от неуверенности в своих суждениях. Суждения? Суждения, это то, что человек видит глазами, слышит ушами, и понимает сердцем. А сам разум? Что он такое? Разум, он быстрее глаза, чувствительнее уха, правдивей сердца… Но разум не возможен без зрительного и звукового восприятий. Также разум не имеет смысла, если он не в силах оградить человека от боли. А чтобы защититься от боли, нужно знать, что она такое. Что такое боль – расскажет сердце. Разум сложный, в нём много вероятностей заложено изначально… Нет! Да нет же! Разум простой, ведь он – просто зеркало. Правильное зеркало происходящего. Разум рождается вместе с человеком? Нет. Разум приходит со временем. Время… Оно неверно в корне… Вот есть я, и пока я есть, существуют день и ночь, рассвет и закат… Когда меня не станет – оно умрёт? Не умрёт. Ведь есть не только я. Есть они… Когда меня не станет – время потеряет всякий смысл. А они? Для них время будет идти… И не остановится, когда меня не станет!!! Они тоже могут видеть, слышать, любить, страдать, ненавидеть, обижаться? У них есть разум. Но – другой разум. Странный, мне его не понять… Или это им не понять меня? Мне нужно сосуществовать вместе с ними… Зачем? Чтобы не быть одному… Но ведь одиночество избавляет от страха! Когда я один, меня никто не обидит, никто не возненавидит… А ведь никто и не полюбит! И не предаст? Предательство… Это когда человек что-то делает во зло… А как можно что-то делать во зло? Какой в этом смысл? Ведь зло порождает ненависть, ненависть ведёт к страху, страх создаёт пустоту, и открывает врата в Забвение! Бард понимает, что в злобе нет смысла. Люди – не понимают. Значит бард нужен людям, чтобы научить творить не-зло. А если бард умрёт? А что такое смерть? Смерть – конец дороги, которая начинается с рождением. Рождение, это когда свет звезды озарит путь человека. Свет звезды – это улыбка бога. Боги – люди. Значит люди создали звёзды, чтобы они улыбались. Путь, это когда уходишь из дома надолго, или навсегда. Путь всегда важен. В нём ты находишь друзей, врагов, или просто скучаешь по дому. Дом… Дом, это то место, где тебя ждут друзья, и не могут достать враги. А друзья и враги, они зачем? Друзья нам помогают. Помогают жить, умирать, любить, ненавидеть. Значит друзья – они тоже барды? А враги нас не понимают. Просто не понимают. Если враг меня поймёт, он станет другом. Смерть – это плохо для барда. Ведь когда его не станет, он не сможет помогать людям. Значит нужно беречь себя. Чтобы помогать людям. Чтобы не умереть. Я? Я Роберт Найджел Килиани. Почему? Потому что меня так назвали люди. Но если закрыть глаза, и не видеть моего лица… Я уже не Роберт Найджел Килиани, а кто-то другой? Или всё-таки Роберт? Я бард, меня зовут Роберт Найджел Килиани, и я не хочу умирать. Я понимаю людей, у меня есть разум… Но мой разум поверхностный. В нём нет страха, любви, ненависти, боли, зла, добра, обиды. В нём есть одиночество и желание помогать. Так значит, я и есть Забвение, которого боятся барды? Но… так же неправильно! Я и есть бард, и я не умею бояться… Значит Забвение – это мастерство. Барды бояться быть мастерами? Да. Ведь чем глубже дар, тем дальше от людей он тебя ведёт. Велимир был гениально талантливый, и посему постоянно называл себя нелюдью. Но теперь он полюбил, и превратился в не-барда. А я отправился по его следам, и стал тем, кем Велимир уже не станет. Как всё просто! Ха-ха!».



Солнце неяркими утренними лучами ласкало лицо Роба. Килиани тяжело дышал, не в силах встать на ноги. Сон был злым, жестоким, реалистичным… Хотелось забыть обо всём, плюнуть на все заботы мира, и тихо умереть…
Роберт закрыл глаза, но ничего не изменилось! Всё так же неярко светило солнце сквозь бесстыдно голые ветви хмурых древ. Всё такая же пёстрая листва под плащом… Роб понял всё, понял просто и ненавязчиво. Снова открыл глаза, но теперь больше просто по привычке, нежели из надобности. Теперь он был больше, чем просто человек… Или меньше? Теперь Роберт Найджел Килиани был бардом. И твёрдо знал, эти сны не уйдут. Мир будет раскрывать свои тайны в снах. И в дороге.
Судорожно вскинув рюкзак за плечи, парень рванулся сквозь лес… Теперь он был благословен, или проклят? Навеки отринув себя, посвятить жизнь служению Слову. И в бешеном беге, не жалея сил, он рвался к городу, не замечая тонких ветвей, хлеставших ему по лицу…
Люди не могут жить без бардов. Люди не могут жить без прошлого. Роберт понял душевную пустоту Велимира. Роб понял, что такое справедливость. Никогда бард не потребует платы за помощь. По одной простейшей причине – ведь только помогая людям, меняя их жизнь к лучшему, странник находит своё предназначение.
Роберт бежал, что есть сил… Ему нужно было сильно уставать, чтобы спать спокойно, и видеть тайные сны… Ему нужно видеть тайные сны, чтобы помогать людям… Чтобы понимать мир… Чтобы… Тень? Так вот ты какой, Клан Сумрака! Место, куда приходят по своей воле… И храм этой веры… ЛЮДИ!!! Люди это боги для Клана Сумрака! А богов много, есть сильные и слабые, добрые и злые… У них есть разум, но их глаза не видят, уши не слышат, сердца – не бьются… Значит нужно всё вернуть. Подарить глазам свет, ушам – музыку, и сердца заполнить любовью! А можно при этом самому быть слепым, глухим, и нелюбимым? Не просто можно. Нужно. Иначе будешь много отвлекаться… Отвлекаться на себя, и меньше времени тратить на помощь другим… А Велимир ведь полюбил… Так значит он уже не бард? Он утратил холодность, и не сможет дарить тепло всем…

Некролог… Тьфу! Эпилог… на этот раз – последний!
Автор с совершенно глупым взглядом смотрел на ровные ряды слов. Эта его работа была ужасной. Как и все предыдущие. Но эта была настолько кошмарной, что почти нравилась автору. Так легко было бы поставить точку в этих распроклятых «Интермедиях»… Преступно легко… И автор не поставил.
Вместо этого он вспоминал тех, кто помогал ему на протяжении трёх лет…


Great thanks to:
Александру Кочегуре – за пропасти угробленного на меня времени…
Вадиму Пчёлкину – за философский взгляд на вещи…
Василию Долгареву – за пинты выпитого пива и житейские мудрости…