«Знали б вы, как мне жаль нас…»
Внешне режиссер и основатель «Коляда-театра» из Екатеринбурга Николай Коляда оставался практически спокойным, едва речь заходила о том, каково будет мнение международного жюри «Театра без границ». Отыграв своего «Ревизора», труппа в спешном порядке вынуждена была уехать, так что дожидаться итогов фестиваля в конечном счете остались единичные представители театра. Переживал все-таки Коляда, хотя и скрывал это за маской деланного равнодушия: в вечер подведения результатов обзвонился. Как выяснилось, не зря — актеру «Коляда-театра» Олегу Ягодину присудили победу в номинации «Лучший исполнитель мужской роли». В свете этого экспресс-интервью с Николаем Колядой сразу же после окончания спектакля, пока он помогал своим подопечным привести сцену в порядок, оказалось весьма кстати. Впрочем, судите сами.

— Николай, насколько оправданно такое обилие грязи, в которой актеры едва ли не купаются?
— Так спектакль я ведь ставил, в частности, про то, что дураки и дороги — главная «достопримечательность» России. И не в какие-то незапамятные времена — все это типично и для нашего времени. Естественно, в одной параллели оказываются не только дураки, но и чиновники, власть, вообще вся наша жизнь.
А грязь… Да во всем она. Вот деньги те же — разве не грязь? Тут даже спорить не с чем, ибо это мое глубокое убеждение. Грязь — это наша национальная особенность, с которой народ сжился за долгие века своего существования. Не случайно именно в простой среде появилось изречение: «Грязь — не сало, ототрется».
— И в эту самую грязь женщины сажают лук… Получается, хочешь кушать, без грязи не обойтись?
— В принципе, так и есть. Земля-матушка — и боль, и радость. Работать заставляет, спину гнуть день-деньской, так зато и пищу дает, и жизнь за счет этого продолжается.
А лук — это наш, если так можно выразиться, национальный продукт, какая-то невероятно русская субстанция. Все русские (я имею в виду по-настоящему, по духу русских людей) кушают лук, от каждого из нас пахнет луком.
Спектакль ведь о русской жизни. И сейчас едешь утром в общественном транспорте, на весь трамвай или автобус пахнет перегаром и луком, иногда так, что и вздохнуть нельзя. А вы разве ни разу не замечали? Или не ездите в транспорте? А мне так почему-то исключительно везет на такие «благоуханные» случайные компании.
— Но зачем было доводить до такого абсурда? Дочка городничего — вполне взрослая девица, однако ведет себя как психически недоразвитый ребенок: то подхрюкивает, то с куклой с полу-оторванными, болтающимися на «честном слове» конечностями в грязи играет, вырядившись при этом в подвенечное платье… Идиотичный какой-то мир получается. Вы не согласны?
— Знаете, вы меня сейчас пытаете, как театрального критика — они бы вам точно выстроили логически выверенную теорию на тему «Что и почему». Я могу рассказать вам о себе. Что-нибудь вроде: родился в 1957-ом, с тех пор как могу живу и работаю. А как воспринимается то, что я делаю, мне все равно. Я это так вижу, а остальное — ваше дело.
— Создается впечатление, что спектакль о глубокой русской провинции. Не кажется ли вам, что для более цивилизованной, приближенной к столицам части России не столь характерен весь тот образ жизни, который вы сложили в своем «Ревизоре»?
— Да что вы?! Это ж все — про Москву! Вы что, думаете, что в Москве нет грязи? В центре Москвы живут абсолютно провинциальные люди, так что даже нарочито распевное «оканье» в речи персонажей звучит достаточно органично и вполне укладывается в замысел. Провинция в моем понимании — не географическое понятие, а состояние души. Точно также, как в местности, удаленной от центра, могут жить нормальные люди — просвещенные и интеллигентные.
— Многих подобная трактовка «русской» темы оскорбляет и вызывает отторжение. Получается, что вся Россия глубоко погрязла в невежестве и бескультурье… Но вы также причисляете себя к россиянам и тем не менее опускаете своих соотечественников на максимально низкий уровень развития. Вам нравится жить в такой стране?
— Вы хотите сказать, что мы не такие? Мы — хуже! Что вас оскорбляет?
— Первобытное, животное естество ваших персонажей. Зачем это пропагандировать? Набиваетесь на скандал?
— Но так куда ж от этого деться? Спектакль я ставил про нашу бедную Россию-матушку, которая живет в г…е с ног до головы и вылезти из г…а не может — вот и все.
— Вам не жаль своих героев-соотечественников?
— А разве не понятно? Спектакль, по-моему, чудовищно грустный. Женщины в белых платьях, и вдруг их насилует этот подлец, эта сволочь Хлестаков, похожий то ли на Путина, то ли на кого-то еще из наших властей. Нас трахает кто угодно. Придет Ельцин, придет Путин, придет начальник вашей конторы — неважно кто. Нас все трахают, а мы сидим в г…е по уши и не двинемся.
Вот ведь о чем речь. О каждом из нас. И обо мне тоже. Обо мне, написавшем тома сочинений, отмеченном на самых престижных театральных фестивалях и при этом не имеющем элементарных условий для работы, вынужденном вместе с труппой ютиться в грязном подвале, из которого нас постоянно пытаются выгнать.
— А зачем вы нарядили своих персонажей в тюбетейки? А костюмы в целом — так вообще абсурдное смешение стилей. Где это видано, чтобы светский человек, городничий расхаживал в православной хламиде? Это что — один из способов эпатировать публику?
— К первой части вопроса скажу напомню лишь расхожее выражение: «Посмотри на русского — и увидишь татарина». А в остальном… Ну так получилось. Вообще для русских людей характерна непритязательность: что есть, то и надевают, без особых церемоний. А городничий в своем балахоне выглядит более внушительно и солидно. Так ему, наверное, кажется.
— Вы по характеру из людей, которых называют «поперечными»?
— Ну не знаю. Может быть. Вы как-нибудь напишите — мне все равно.
— Вы всегда равнодушно относитесь к публикациям в прессе? В этом плане вы непубличный человек?
— Абсолютно. Про меня ваши коллеги печатали столько гадостей, что я давно привык. Одни говорили, что я ужас, летящий на крыльях ночи, другие называли режиссером места у параши. Ну что же мне теперь делать, если они так видят? Пусть пишут, что хотят. Это их дело, а я делаю свое. Хотя были, не скрою, и приятные отзывы.
— Лев Эренбург сказал о театре, что если у него и есть какая-то социальная функция, то она сводится к одному — «разминке души», если цитировать дословно. Ваша позиция?
— Он абсолютно прав. Театр — не трибуна, он не должен ни к чему призывать, не должен кого-то воспитывать или наставлять на путь истинный. Да он по определению не может никого воспитать. Вы же взрослый человек, что ж я вас буду воспитывать, да и на каком основании?
Театр способен подарить зрителю радость на десять-пятнадцать минут после спектакля — и все. И то лишь при условии, что человека задело то, что он посмотрел, и он мысленно и впечатлениями к этому возвращается. Если вы не забудете «Ромео и Джульетту», которую показала моя труппа, выйдя из зала, и хотя бы в первые десять минут испытаете радость, я буду считать, что мы выполнили работу хорошо. Больше театр ничего не может.
— А для вас театр — это способ самовыражения или что-то другое?
— Для меня это прежде всего радость. Мне весело, легко заниматься театром, писать пьесы, преподавать в театральном институте (я учу будущих драматургов). Мне весело ставить спектакли. Театр дарит мне радость — самое главное в жизни, больше я ничего от него не жду.
— Получается, ваша работа — ваша радость?
— Конечно. А как иначе?
Инесса ФОТЕВА.