О смерти поэзии Вафломея Фофанова

В тексте о смерти чего-то там меня обескуражили «Иммануил CUNT» и «Пердяев». Вообще-то я о поэзии хотел, но все по порядку.
Это правда, что у Канта с женщинами были сложные отношения. Точнее, у него этих отношений фактически не было, поскольку он искренне считал, что в молодости они мужчине не по карману, а в старости уже просто ни к чему. В этом смысле намек понятен, но несколько груб. У философов с женской половиной во всех заметных случаях были сплошные курьезы. Декарта свела в могилу взбалмошная шведская королева Кристина, из-за которой он воспаление легких получил, Гегелю жену друзья выбирали в соответствии с абстрактным описанием, которым он их сам и снабдил: хочу, мол, жениться, чтоб была такая-то и такая-то. А о Киркегоре в этом смысле вообще нормальным людям стыдно рассказывать, поскольку подоплекой всех его амурных дел была самая мучительная и полнейшая импотенция. Про Абеляра с Элоизой и Ницше с Лу Саломэ и так все знают. Ницше и Киркегор писали стихи, а с Канта начались очень даже интригующие отношения между поэзией и философией, которые продолжались вплоть до Хайдеггера (который тоже писал стихи, но, на мой вкус, не слишком хорошие). Ну да это ладно. Вот с Бердяевым не понятно. Это личное что-то? Обида какая-то? Или вы, Вафломей, знаете что-то, чего не знаю я?

По поводу понимания того, как «сделана» поэзия. Узнаю медную поступь пост-модерниста, несущего над собой взлохмаченные хоругви с увещеваниями о том, что все, мол, уже написано, и теперь только разговоры «по краям». «Ad Marginem», так сказать. Вообще о смерти стало модно говорить после выхода во Франции нашумевшей работы Фуко «Смерть автора». И вот в России начала 90х, когда стало можно, наконец-то, открыто читать зарубежку, с чисто русским задором заговорили о смерти читателя, смерти языка, человека, поэзии, философии и еще бог весть чего. Начался, короче, подлинный падёж всего и вся. Но теперь, друг-Вафломей, пост-модернизм сильно смахивает на дохлую крысу, поскольку захлебнулся в собственном тезисе: по краям много не напишешь, на то ведь и края. И про шестидесятников верно подмечено, именно поколение 60х и сделало модным в России указанное движение, превратив его в пустую трепотню, т.е. просто усвоив лексику и интонацию в попытке переложить на свой полуграмотный русский рафинированный стиль Фуко, Деррида и Бодрийяра, работы которых были логичным завершением богатейшей культурной традиции и которые писали-то, в общем, о своих, сугубо французских делах.

Маленькое замечание по поводу Сократа и его известной максимы о незнании. Тут не все так просто, дорогой мой. В одном из диалогов (кажется, это «Тимей») он упоминает о том, что бабка его была повитухой. А у классических греков, как и у многих других древних народов, принимать роды имела право только женщина, которая сама уже потеряла способность к деторождению. Повитуха была неприкасаемой сакральной фигурой, которая, помогая другой женщине, символически восполняла собственную нехватку. И в этом смысле, Сократ считал себя, так сказать, наследственной повитухой, только, по его словам, задавая своим собеседникам в «Диалогах» разные вопросы, он принимал роды не тела, а души. Во мне самом, говорил он, нет знания, но есть набор инструментов (т.е. вопросов), посредством которых я помогаю извлечь знание из другого. Если вы, Вафломей, читали эти самые «Диалоги», то вы должны были заметить, что ни в одном из них Сократ не говорит ничего существенного, не защищает ни одного тезиса, но только – задает вопросы. Причем таким образом, что отвечающий на них в конце концов сам себя заводит в тупик, осознавая, что порол чушь и, одновременно, понимая «как надо».
Более того, если смотреть с чисто этимологической точки зрения, «фило-софия» переводится как «любовь к знанию», а любить можно лишь то, чего у тебя самого нет. И это также роднит философа с поэтом, основной движущий лирический мотив которого – неразделенность чувств. Поэтому «фило-соф» -- это человек, который по определению, патологически осознает себя как «дурак», тот, кто живет, так сказать, в простоте незнания, -- наперекор тем людям, которые, как вы, Вафломей, пишете, все знают и во всем разбираются. Однако эта простота совсем не проста. Таким образом построенное сократическое незнание всегда, и во времена Платона тем более, было сильнейшим оружием. Платон, кстати, до встречи с Сократом также писал стихи, и недурные, поскольку слыл одним из афинских лириков первой величины.

И последнее. Для обозначения повивального ремесла в греческом языке существует слово «майевтикос», которому в латыни соответствует глагол «concipere», обозначающий процесс зачатия. Отсюда происходят такие русскоязычные транслитерации, как «концепция» и «концептуальный», -- которые, вообще-то, в исконном смысле, отсылают к умению реагировать на чужое чувство, поступок, текст, -- реагировать, видя в другом другого, а не себя самого. Поэт, как и философ, учитывая сказанное, -- по определению человек "вне себя" или "не в себе", потому что он -- в другом. Умению реагировать противостоит другая практика, отсылающая к глаголам understand, apprehend, grasp, get (сюда же относится русское "понимать"), все из которых несут в себе значение "иметь" ("нять") и "присваивать", т.е. нечто нудное и плоское, ни к поэзии, ни к философии не имеющее никакого отношения. Именно таков, на мой взгляд, ваш текст о смерти.