Анастасия

ВОЛКУ, ПОСВЕЩАЕТСЯ!


Анастасия

В этот вечер он остался дома, не пошел на улицу, и поэтому теперь сидел, смотрел на капли дождя, которые тоже смотрели на него, в такие моменты он представлял себя красивой девушкой с шикарной прической, которая пользуется огромной популярностью среди рода человеческого, а она относится ко всем снисходительно, иногда даже с ненавистью ко всем. Однако это не мешало при встрече улыбаться, пожимать руку и исторгать комплименты в огромных количествах. Вокруг неё всегда, сколько она себя помнит, было много людей – самых разных. Поэтому, несмотря не на что девушке приходилось мириться с мизантропией. А проблем хватало и без этого: выгнали с работы, бросила любимая девушка, да ещё физрук – старый чахоточный маньяк – прижал её сегодня в раздевалке. Все эти события то и дело стучались в дверь мозга, норовили напроситься на чай и лишить сна. Неожиданно Волка окрикнула мама, она звала поесть борща, он нехотя сполз с кровати и побрел в ванную, умыть лицо, по дороге на него опять накатили сладостные мечты, которые беспокоили его с детства. Он представил себя девушкой XVIII века, родители которой первый раз взяли на бал, и она прекрасное создание с еще девичьими чертами в огромном платье с блесками и шаркающими бальными туфельками крутиться в сумасшедшей круговерти безукоризненного танца своего кавалера, и не важно, какая музыка льётся сейчас из кассетного магнитофона – венский вальс или румба. Умирать и снова возрождаться, тонуть в пучине непонятных, доселе незнакомых её маленькому телу чувств – и не думать более ни о чём.
Но сейчас приходилось идти сквозь слепую, равнодушную ночь, мечтать о столпах искрящегося света и размахивать для храбрости топором. Но этого не будет уже ни когда, а если и будет, то уже не в этой жизни, в этой жизни остается закатывать истерики маме и бить посуду, потом плакать как ребенок в подушку, бояться темноты и зияющей пустоты, которая печально смотрит и тяжело дышит из под кровати, просыпаться от того, что старый кот скрипнет половицей или дверью с несмазанными шарнирами. Теперь он дает себе честное слово, что завтра пойдет к ней и все расскажет покаяться перед ней за все – за свои нелепые шутки, за то, что он народился в это время и в этом месте, она лишь будет трепать его волосы у себя на коленях, смотреть на затылок задумчиво и думать, почему в ее левой руке нет длинного шила. Вспомнила тут же, что дома в тёмной кладовке на верхней полке лежит подходящее – с деревянной рукояткой и блестящим бесконечным жалом.
Пейзаж, приютивший чёрной ночью двух усталых людей, поразительно напоминал декорации к балету «Жизель»:та же луна, несущиеся облака, туманный водоём и бутафорские кряжистые деревья. И не хотелось девушке со спутанными волосами слышать слабый хруст разрываемой сталью кожи в первую в новом году Ночь Умирающей Луны. «Идем пешком, в эту ночь надо ходить, не сидеть на месте, принуждать себя к деятельному участию в это ночь», - что-то взывало, тянуло за руку с пенька, что-то навивало мутные силуэты образов красивой стороны этой некрасивой жизни: вот девушка танцует перед роялем, за которым сидит молодой человек во фраке, вот большая зала с изысканной меблировкой, - но вот это ведение мутнеет и с треском бьется как огромное зеркало, обрамленное рамой из красного дерева, эта рама чернеет, высыхает и становиться похоже на его жизнь, по ней идет трещина, которая переходит на асфальт, на дома, на деревья и вскоре уже все было расколото на две половины, все напоминало глыбу доисторической земли, что покоилась на трех китах, да таких огромных, что если выкачать весь их жир, то его хватит осветить все темные переулки Ленинского района. То-то порадуется ленинский разномастный народец! Мол, наконец-то, дожили. Вот, дьявол, стоило лишь неделю назад провести здесь подобную осветительную программу, и возможно сонные жители заметили бы её, бегущую с перекошенным от страха лицом. Звон каблуков, как и звон ссыпающихся монет, возможно и привлекло их внимание, если бы сон не кончился и Волк не вскочил в своей постели с холодным потом на лбу; если бы он не проснулся, он так бы и оставался Анастасией все то время, что однозубая старуха смерть педантично отмерила ему. Неожиданно, где-то там зазвонил мамин будильник, нет, он не только разбудил его, он обрек его на мучение жалкого переосмысливания того, что он являет всему человечеству, он обрек его на бессмысленный подъем, тем самым, став его кровным врагом. Стрелки часов, цифры часов, круг циферблата этих несчастных часов, лучи восходящего солнца, шум улицы, запах духов в соседней комнате, все двери в доме, обои, мебель, звон в ушах, - все закрутилось в карусели остывающего сознания опять бал и опять галантные мужчины, и опять прекрасные дамы и опять паркет, и опять свет, отраженный от зеркального потолка, и опять классическая музыка, и снова этот замечательный, замечательный мир XVIII века.
«Однако!» – проговорила она, очищая лезвие от бурой ржавчины. И всё удивлялась странному чувству полнейшей гармонии с самой собой, охватившему её так внезапно. Ей вдруг захотелось унестись далеко-далеко отсюда, за город, куда-нибудь в поле, упасть в свежескошенную траву и вдыхать запахи летнего луга. Захотелось, чтобы были лес и речка на горизонте. Хотелось лежать и пялиться в чёрное небо, но не спать. Ведь бодрствовать кто-то должен.
На стене, высокого серого здания, было одно лишь слово «***», Волк стоял у этой стены, вертя в руках непонятную вещицу. Мама сидела дома смотрела телевизор, показывали и смаковали взрыв, было видно как одна женщина, подвывая и крича, оттаскивала маленькую девочку в разорванном обломками платьице.