Опус 5

Опус № 5. Память. . .

Мы все забылись, мы все забыли! Должны были помнить, но забыли, расстроились, заплакали, не стали предпринимать усилий и напрягать память для воспоминаний! Мы просто расслабились и перестали помнить, перестали думать, и свет погас, он перестал теплиться в наших сердцах, перестал существовать в наших мозгах, в наших нервных окончаниях. Мы думали, что так можно, что можно предать забвению, окунуть с пятками в лету саму способность помнить, главный свет забыли мы. Что останется в нас, что осталось в нас, спросите любого человека на улице, если поймаете, задайте ему этот вопрос, если ухватите, вырвете из чрева-пасти общества, узнайте у него это, если сумеете, развеять густой туман в его пещере и успокоить его ущемленное, от неправоты, неправоты во всем, заблуждения во всем, самолюбие с выпученными глазами и покатым лбом. Неет, нам начисто отбили желание думать по-другому, размышлять иначе, вспоминать свои прошлые жизни не в моде нынче, нынче в моде психология – наука способная дать ответы при глубоком погружении рук, засучив рукава в чужую, свою, нет разницы в чью душу, главное, что бы она отвечала всем требованиям, которые к ней предъявляют люди в белых халатах. Жизнью данной мне властью я не способен распорядится мной, как хочу, я вижу и думаю, что над другим человеком я в большей власти, другой человек у меня в большем подчинении, чем тот человек, который носит мое имя, имеет мои привычки и каждое утро смотрит на меня из зеркала. Вскоре и его забуду я, поскольку не властен над ним, мы помним существенное, а существенное для нас лишь то, к чему была приложена наша рука, наши мысли и эмоции, наша вселенская воля, мы запоминаем людей, которые либо обидели нас, либо пожертвовали собой ради нас, но тех и других, при самом первом удобном случае мы забываем, мы закидываем и засасываем его в воронку своей вечной беспамятности, мы аккуратно кладем на чистую полочку чердака своей памяти это хорошо выхолощенное воспоминание, или в гневе бросаем куда попало и заставляем, пылится, пылится, стареть, загнивать, трухлеет и со временем рассыпается на мелкие кусочки, лоскутки, которые ни когда не собрать, не склеить, не вернуть, что когда-то забылось и неожиданно, резко, совершенно случайно понадобилось! Я сижу и пишу о памяти, о людях, совершенно отстранившись, отрекшись от своего рода человеческого, я опять запрокинул высоко голову, я забылся, я сам сейчас сделал то, в чем упрекал, корил, над, чем только что грустил, грустил, но сделал, не моргнув глазом, я понял все о невозможности человеку объективно судить об окружающем, он не способен судить даже субъективно. Выглядывать из конуры, смотреть на проходящих, смотреть на небо, сверкая глазками из темноты, оценивать мир все могут, в этом деле все профессионалы, некоторые способны даже тявкать, не помня себя, у некоторых конура обставлена внутри и снаружи, но пуста, по сути, и облуплена по логике. И все сводиться к простому выводу, выводу который следовало бы прокричать, растянуть на многолюдной улице, вывесить на всеобщее обозрение, вывод, который следует театрализовать, пропеть, протанцевать на площади, карнавалом пройти с этим выводом от центра и до окраин. Вывод, о котором следует и помолчать, когда это требуют обстоятельства, когда люди не способные принять этот вывод, а способны лишь отторгнуть, извергнуть из себя истину, которую впихали, засунули в них по случаю душевного разговора. Светлая мысль тяжело находить как источника, так и приемника в пространстве ноосферы, но, найдя источника, она перестает быть самостоятельной, а становится неотторжимой его собственностью и субъектом авторского права. Но я замолчу, я пропущу истину, я выдам истину, сосредоточенную в коротком выводе моих умозаключений, выводе, который я хотел сказать, но замолчал, заткнул свой рот обеими руками и запутался в формулировках! К сожалению, я осознал, что не способен донести, хотя бы слово, хотя бы букву до любого, до тебя, до тебя, еще до пары десятков людей, все вы, они будут смотреть на меня и не понимать моих слов, словно я говорю на другом языке, словно опять человечество начало строить Вавилонскую башню и оставило строительство на полпути к Богу, который, я боюсь тоже не всегда понимает меня. Я забыл свет, я задул свет, я наплевал на свет, я думаю о свете, но он то и дело вылетает у меня из головы, тухнет вместе с моей душой и телом. Память главная проблема человечества, свет этой памяти по задумке архитектора должен светить людям, как сердце Данко, но он затухает при небольшом порыве ветра, его гасят как только выглянет солнце благополучия.