Последняя книга любви

 «Старый бродяга в Аддис-Абебе, покоривший многие племена, прислал мне чёрного копьеносца с приветом, составленным из моих стихов.
Лейтенант, водивший канонерки под огнём неприятельских батарей, целую ночь над южным морем читал мне на память мои стихи. Человек , среди толпы народа застреливший императорского посла, подошёл пожать мне руку, поблагодарить за мои стихи. Много их , сильных, злых и весёлых, убивавших слонов и людей, умиравших от жажды в пустыне, замерзавших на кромке вечного льда, верных нашей планете, сильной, весёлой и злой, возят мои книги в седельной сумке, читают их в пальмовой роще, забывают на тонущем корабле...
Я не оскорбляю их неврастенией, не унижаю душевной теплотой, не надоедаю многозначительными намёками на содержимое выеденного яйца, но когда вокруг свищут пули, когда волны ломают борта, я учу их, как не бояться, не бояться и делать , что надо. И когда женщина с прекрасным лицом, единственно дорогим во вселенной, скажет: «Я не люблю вас», я учу их, как улыбнуться и уйти, и не возвращаться больше.
А когда придёт их последний час, ровный, красный туман застелет взоры, я научу их сразу припомнить всю жестокую, милую жизнь, всю родную, странную землю и, представ перед ликом Бога с простыми и мудрыми словами, ждать спокойно Его суда.»
 НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ
 "Живите на земле, заботьтесь о ней и любите всех, кто живет на ней. Если есть у вас враги, простите им и предложите помощь. Откройте ваши сердца миру и сделайте так, чтобы одна лишь любовь была в нем повсюду."
 (из притчи "Цветок Чжэнь")

НА ПОСОШОК
Хозяева! На посошок - вина!
Всё было вкусно, чинно, благородно.
Я не смотрю: целуйтесь, что угодно...
Ах, да! Я - рад, что ты - его жена.
Что эта речь нелепа и смешна,
Что роль моя, бесспорно, неуместна,
Не объясняй, я знаю, если честно,
Но чашу пью, как водится, до дна.
И что теперь? На посошок? Вина?
Нет. Покурю сначала - у окошка.
Что странного? Ну, выпил я немножко.
Случаются такие времена.
И все же чашу надо пить до дна,
До дна - чтобы текло по подбородку.
О, сколько нужно на такую глотку,
Чтобы забыть, что ты теперь – жена!..
"Хозяева! На посошок - вина!"
И хлопнет дверь. И вздрогнешь ты невольно.
Не притворяйся, что тебе не больно.
Уже темно. И дует от окна.
* * *
И будет всё то, что случится,
Чего миновать не дано…
И снова рассвет просочится
В раскрытое настежь окно,
Воскреснет заветное слово,
И высохнут слёзы у глаз…
И всё это будет, и снова
Всё будет впервые для нас…
* * *
Неистовая, словно смерч,
Немыслимая, словно счастье,
Любовь внезапная, как смерть,
Ко мне явилась в одночасье...
Я жил и думал не о том,
Корпел, о суетном мечтая,
Когда она влетела в дом,
Всё на пути своём сметая!
Перевернула всё вокруг,
Смеясь, безумствуя и плача...
И, вздрогнув, я поверил вдруг,
Что можно жить совсем иначе:
Что существуют чудеса,
Что стоит захлебнуться новью,
Благословляя небеса,
Омытые земной любовью!
 
НОЧНОЕ ТАКСИ
Нам больше невозможно жить поврозь!
В тебе - моё, во мне - твоё дыханье...
Той ночью я пропах тобой насквозь,
А мир притих на лезвии сознанья.
Летело сумасшедшее такси.
Шофер косился в зеркало обзора.
Прости влюблённых, Боже, и спаси
От взоров ошалевшего шофёра!
...И шелестел букет стыдливых роз,
Собой укрыть пытаясь безуспешно:
Глаза мои, счастливые до слёз,
Глаза твои - сияющие нежно…

* * *
И будет ночь, и будет утро,
И всё известно наперёд…
Я так люблю тебя, как будто
Влюблённых пуля не берёт!
Как будто соткан из сиянья
Наш каждый прозвеневший час,
И снова метят расставанья
Огнём прицельным мимо нас...
Как ни старается причина,
Как время болью ни горчит:
Ты - женщина, а я - мужчина,
И нас ничто не разлучит.

МАРТ
Март на излёте. Рушатся снега.
Лёд над собой рассасывают реки.
Шипит асфальт. Змеятся берега.
И всё плывёт, смежаясь, словно веки.
Мир канул в воду будущих времён,
Чуть вздрогнув перед мигом настоящим,
Где тает день и длится тот же сон
О прошлом, никуда не уходящем…
Там только ты, ещё и там, и там,
Куда уже не дотянуться взглядом,
Где март спешит за нами по пятам,
Бежит вперёд и остаётся рядом…
Там только ты, как этот вечный свет
Среди снегов раскиданных на счастье,
Где ничего несбыточного - нет,
Где даже смерть - и та - любовь отчасти...
* * *
И шла она, едва касаясь взглядом
Домов, дорог, прохожих и реклам...
Ей чудилось, что счастье где-то рядом
Что тоже вышло в город по делам,
Что вот оно! Спешит на середину –
Обнять, прижаться тёплою щекой!..
…И всё глядел ей светлый ангел в спину,
Благословляя призрачной рукой.
СОН О СЧАСТЬЕ

Пространство рвётся в клочья вдоль границ
Разумного – без видимой причины…
Я стану тенью от твоих ресниц,
А полночь грянет в сон без середины.
Там шелест крыльев с тысячи сторон,
Оркестров грохот и сиянье скрипки,
И звёздным небом залитый перрон…
Я стану светом от твоей улыбки.
Сквозь шум толпы из инобытия
Вдруг ощутим мы оба в одночасье:
Нет никого, есть только ты и я,
И этот сон стремительный – о счастье.
* * *
Между нами живые огни городов,
Между нами пески без дорог и следов,
Между нами вершины сияющих гор,
Между нами морской и небесный простор,
Между нами лавины несказанных слов,
Шелест утренних листьев и шёпот снегов,
Поезда, самолёты, ветра, корабли -
Между нами ... и крыльями нашей любви!
* * *
В тот день, когда я буду не с тобой -
Не по чужой, а по своей же воле:
Померкнет свод небесно-голубой,
И хлынет дождь, не молкнущий от боли...
И вспыхнет дождь, дрожащий как струна,
Пронзающая небо временами!..
В тот день ты тоже будешь не одна...

Но никого не будет между нами!
* * *

Люблю, ревную, умираю,
Но не смиряюсь ни за что.
Я дней своих не выбираю,
Я им, как и тебе, - никто.
Люблю и гибну, и ревную,
Но, будь я проклят в тот же миг,
Когда просить судьбу иную
Решится грешный мой язык.
Не отрекусь от вечной доли,
Не сдамся и не отступлю.
Счастливый, скорчившись от боли,
Я умираю, но люблю.
* * *
Срывая сухие листья, беснуясь, как пёс безродный,
По улицам шарит ветер пронзительный и холодный.
Уже давно не светает в половине шестого.
По сводкам гидрометцентра завтра осадки снова...
Я знаю: ты любишь .другого.
Где-то стреляют танки, кричат и падают люди.
Кровь течёт по асфальту под окнами телестудий.
Волнуясь, вещает диктор, срывается жестью слово.
Мне всё равно. Я знаю: ты любишь другого.
С кассеты блатной и хриплой поют про карман дырявый,
Кто-то на голой стенке царапает, знак корявый.
Всё это было, было. Ради всего святого!..
Господи! Я же знаю:
Ты любишь другого.

* * *
Мне нечем без тебя дышать…
Всё обрывается от дрожи.
И я не в силах помешать
Душе, оставшейся без кожи.
Отсюда, от седин земли,
Где только ветры обитают,
К тебе в ликующей дали
Её мольбы не долетают.
Каким же нужно языком
Кричать о самом человечьем,
Когда корёжит горло ком,
И больше – нечем?!..

ТЕРПЕНИЕ
Теперь всё будет хорошо.
Теперь никак не по-другому.
Дождь разошёлся и прошёл
Живым наотмашь по живому.
Боль не остынет на ветру.
Тебе ль не знать о том? Тебе ли?
Что б ни случилось – всё к добру.
Велел терпеть. И все терпели.
Терпели, как и Ты терпел,
Раз это так необходимо –
Всё то, что помнится теперь
Казалось вовсе нестерпимо,
Всё то, что встретится и впредь
Насквозь пропитанное болью,
Чтобы терпеть, терпеть, терпеть,
Терпеть и истекать любовью.
* * *
Раскрой свои глаза. Раскрой, моя отрада.
Мне кроме глаз твоих уж ничего не надо.
Пусть будешь ты с другим счастливее стократно,
Но только глаз твоих я не верну обратно.
Вот почему гляжу я на тебя часами:
Я знаю, как глаза целуются с глазами.
* * *
От тебя никогда не уходят.
От тебя невозможно уйти:
Словно пьяных, под ручки выводят,
Словно пулей сбивают с пути.
Никого ты на свете не любишь,
Не жалеешь, увы, ни о чём:
Только манишь, влюбляешь да губишь
И опять пожимаешь плечом,
Я попью с тобой крепкого чаю,
Сигарету свою докурю.
Я прощаю, прощаю, прощаю
И прощальную речь говорю.
И, целуя безвольную руку,
За знакомую дверь выхожу.
И тяжёлую смертную муку
За порогом твоим нахожу.
Словно песню из горла уводят,
Словно ветром сметает с пути...
От тебя просто так не уходят.
От судьбы невозможно уйти.
* * *
Благодарю за то, что ты была.
Благодарю за то, что не осталась.
Из яви в зыбкий сон перетекла
И не взметнулась, и не расплескалась.
Благодарю за всё, что без тебя,
За каждый день, проследовавший мимо,
Где всё звенит, ликуя и любя –
Невозвратимо и неотвратимо.
* * *
Забудь меня! Не стоит обо мне
Ни тосковать, ни говорить, ни помнить...
И пусть хожу я от стены к стене
По тишине пустых вчерашних комнат:
Здесь большего уже не может быть
Чем то, что и не высказано было...
Забудь меня! Тебе легко забыть,
Тем более, что ты и не любила.
* * *
Я понял, что меня не стало.
Я умер. Здесь. Вчера. Навек.
И смотрит с зеркала устало
Мне незнакомый человек.
Ни снов былых, ни этих комнат,
Ни откровений, ни обид –
Он больше ничего не помнит
И за душою не хранит.
Всё кончено. И всё сначала.
В неведомое. Навсегда.
Хотя о том, кого не стало,
Здесь не забудут никогда.
* * *
Всё чаще я впадаю в сон –
Внезапный, крепкий, непробудный.
Всего мгновенье длится он,
Один лишь миг волшебно-чудный.
Так происходит день за днём, -
Едва глаза сомкну случайно:
Друзей ушедших вижу в нём
Счастливыми необычайно.
Там небо именем Любви
Осуществляет их надежды,
И не смолкают соловьи,
И нежно светятся одежды…
Всё чаще я впадаю в сон…
Всё продолжительнее он.
НЕБО
Глубже высоты и выше бездны
Вход в страну невидимых зеркал…
…Там, где скалы дикие отвесны,
Я его однажды отыскал.
В тишине незримых отражений,
Возносясь, как искры из огня,
Голоса грядущих откровений,
Надвигались гулом на меня .
И над всем, что ветрено и снежно,
И на что не поднимают глаз,
Зазвучал светло и неизбежно
Заповедной вечности рассказ...
И стоял я перед бездной света, -
Там, где снег кружился и сверкал,
И ничто не гасло без ответа,
И никто ответов не искал...
А потом, приникнув к изголовью,
Пел мне ветер с ночи до зари,
Что земля пронизана любовью
И сияет небом изнутри…

ЛЮБОВЬ
Она стоит за булкой хлеба,
В тычках автобусных плывёт:
В её глазах сияет небо,
А губы пахнут, словно мёд.
Когда, спеша необычайно,
Толпа теснит её, грубя,
Она одна как бы случайно
Под сердцем трогает себя…
А где-то там, над гарью зыбкой,
В которой всюду смрад и мат,
За ней с таинственной улыбкой
Созданья райские следят.
Всё дышит в ней теплом и новью,
Неважно, как её зовут:
Её всегда зовут Любовью
И вечно ждут, пока живут…
* * *
Скользит спросонья лёгкая рука,
Проглаживая каждую пелёнку,
Всю жизнь свою до капли молока
Ты отдаёшь бесценному ребёнку.
Едва захнычет сонное дитя, -
Спешишь к нему в любое время суток:
Ты здесь, ты с ним, ты бодрствуешь, хотя
Качает всю, но слух у сердца чуток:
Когда толчком сжимается душа
От тишины слепой и неизвестной,
Тебе полночный лепет малыша
Слышней, чем гром морской или небесный…
СЫН
Сложная, разная, грешная,
Жизнь моя, гасни стынь:
Плачет жена безутешная,
Болен мой сын.
Ужас по клетке по лестничной
Шествует, хрипло дыша,
Плачет мой сын пятимесячный,
Криком исходит душа.
Кашляет долго, кровиночка.
Стонет, родимый, во сне.
Сын мой, сыночек мой, сыночка!..
Рученьки тянет ко мне.
Мой дорогой, мой единственный,
Как тебе, милый, помочь?"
Выстрадай хворушку, выстонай
Эту проклятую ночь!
Завтра сквозь окна больничные
Солнышко бросит лучи.
Здесь, мой хороший, отличные,
Здесь золотые врачи.
Ты же бесёнок отъявленный!
Ты же, мой мальчик, силач!..
С мамой в больницу отправленный, -
Спи, успокойся, не плачь...
В дом возвращаюсь покинутый
И, - обжигает всего:
Там. на полу, опрокинутый,
Плачет тигрёнок его.
* * *
Со мной ничего не случится,
Ни смерти, ни вроде того.
Случается с тем, кто боится,
А я не боюсь ничего.
Не важно, что кто-то стучится
И холодно шепчет «пора».
«С тобой ничего не случится», -
Ты так мне сказала с утра.
Расплачется дочь, раскричится,
Скажи ей во имя всего:
Со мной ничего не случится,
Совсем ничего, ничего…
Ты видишь, как солнце лучится?
Как сгинуть пытается грусть?
Со мной ничего не случится.
Я с вами, я здесь, я вернусь…
* * *
Этой ночью, как и предыдущей,
Снился мне все тот же дивный сон:
Будто Бог Единый Присносущий
Устилает блеском небосклон
Льётся свет стремительный, отвесный,
И в дрожащем воздухе на миг
Возникает близкий и небесный
Самый чистый материнский лик!
И душа моя к нему стремится,
И повсюду он неуловим,
А вокруг уже чужие лица, -
Сердце бьется, мучается, злится...
Как мне быть? И что мне делать с ним?!
И, проснувшись с ощущеньем чуда,
Я, привыкший в жизни ко всему,
Светлый лик ищу теперь повсюду
И молюсь, и кланяюсь ему.
 * * *

Мне с тобой хорошо, даже если молчу
И пустые слова говорить не хочу.
И когда ты со мной, и когда ты одна:
Всё равно ты со мной - как сестра, как жена.
Перед Богом любым я могу повторить:
Мне с тобой хорошо и дышать, и творить.
И, пожалуй, не стоит гадать о судьбе:
Мне с тобой хорошо. Так же, как и тебе...
* * *
Ни еды, ни яда,
Ни дождя, ни града,
Ни огня дотла,
Ни добра, ни зла, -
Ничего не надо,
Лишь бы ты была…


* * *
 
Не забывай, что ты – красива,
Ведь те красивы, кто любим!
Сегодня дождь рыдал ревниво,
К шагам прислушавшись твоим,
Листва завистливо шепталась,
Асфальт насмешливо блестел,
А ты ничуть не колебалась,
Ты шла в заботах будних дел…
Шурша, неслись автомобили,
Бесстрастно плыли корабли…
Они ,наверно, не любили,
Иначе – как они могли!
Ты шла немного горделиво,
Как победитель во хмелю,
И понимала, - ты – красива,
И знала: я тебя люблю!

КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Извини меня.
И уйди.
Измени меня
По пути.
Душу выверни,
Не любя...
Положи меня
У себя.
* * *
Она сказала, что ещё ничего не решила
И он ответил, что ещё ничего не решил.
Потом вздохнула и лампу сама погасила.
И ночь тянулась. И никто никуда не спешил.
А там, за окном , возникали и гасли снежинки ,
Там небо с землею сливалось в единую мглу.
Сливались в единое разные две половинки.
И тихие ходики тикали где-то в углу...
А утром воду она для него согрела.
И пили чай, потому что хотелось спать.
И Божья Матерь на них со стены смотрела
Светло и кротко, как может одна лишь мать.
* * * *
Как тёплый блеск предутренней свечи,
Как за окном мерцающим зарницы,
От глаз твоих расходятся лучи,
И в небе отражаются ресницы...
Там, в глубине сияющей огня,
Плыву я в даль, не обжигая взгляда...
Ты, улыбаясь, смотришь на меня,
А мне иного света и не надо.
* * * *
 
Качается пол. Тяжелеет свет.
По тамбуру – сквозняки.
Вагонному шелесту смотрит вслед
Разлука из-под руки.
И падают звёзды на талый снег,
Стекая с него в ручьи,
Как слёзы, блеснувшие из-под век,
Сбежавшие в колеи…
А поезд спешит, он летит в зарю,
Он вздрагивает во сне.
И я всё смотрю на тебя, смотрю,
Покуда луна в окне…
* * *
Ты ждёшь не меня и живёшь не со мной,
А там, за его необъятной спиной
Щебечешь ему те же самые речи,
Те речи, что прежде я слушал не раз
С тебя не сводя обожающих глаз,
Лаская твои обнаженные плечи.
Ты ждёшь не меня и… уже не его,
Но он не узнает о том ничего,
И надо ли знать, если всё без огласки
Однажды пройдёт, и наступит опять
Черёд для кого-то ещё вспоминать
Тот искренний щебет и тайные ласки.
* * *

Не дотрагиваюсь. Не дышу.
Не прошу. Не звоню. Не пишу.
И не требую. И не молю.
Не тревожу мою не мою.
Будет всё, чего хочет она.
Будет всё...
.........................
.........................
Вот и всё.
Тишина.
СКВОЗЬ ОГОНЬ
Земля черна.
Я еду сквозь огонь.
За ним поля
Вдали
Ещё дымятся.
Пронзает жар
Раскрытую ладонь.
Пылает день.
И некуда деваться…
Горит,
Кричит
И корчится трава.
Крепчает ветер.
Свирепеет пламя.
…И всё же ты нисколько не права:
Осталось всё,
Что было между нами.
* * *

На тебя мне не за что молиться.
И просить о чём-то ни к чему.
Не хочу ни каяться, ни злиться,
А привыкнуть можно ко всему.
Можно лгать, других не обижая.
Можно жить, не веря ни во что...
Для меня ты, девочка, чужая.
Для тебя я, Бог ты мой, - никто.
И не будет никакого чуда,
Ни желанных, ни случайных встреч:
Что к тебе приходит ниоткуда,
То легко и просто не сберечь.
На тебя мне не за что молиться,
И просить о чем-то ни к чему...
Не могу ни каяться, ни злиться,
Ни забыть - не знаю почему.

ЧУЖИЕ
Она его не любила,
И он её не любил.
Но надо же что-то было
Чтоб кто-нибудь сотворил!
Вздохнула: «Все люди – братья!..»
Он, молча, кивнул в ответ.
Когда он полез под платье,
Она не сказала «нет».
Так гордо она лежала,
Взирала так свысока,
Как будто не ноги держала,
А флаги до потолка!
А нужно ли это было?
А кто бы у них спросил…
Она не его любила,
И он не её любил.
 * * *

Ты мне ничем не обязана.
Я не обязан ничем.
Истина эта доказана,
Правда, не знаю зачем.
Что-то в ней странное, сложное,
Что-то неясное есть:
Слово ли неосторожное
Или случайная весть...
Сказано, да недосказано.
Слышано, да не дано.
Что-то кому-то доказано...
Видимо, что-то одно.

«ДОН ЖУАН»
Дон Жуан с глазами Иисуса –
Страстный и свободный, как свирель,
И противник всякого искуса
Простоватый с виду Сганарелъ –
Tри часа, пока идёт премьера,
И за сценой бродит Командор,
Грустную комедию Мольера
Выставляли залу на позор...
Если были вольность или шалость,
Или речи славный оборот, -
Публика смотрела и смеялась,
О финале зная наперёд,
Не стремясь постичь за словесами
То, чего не купишь за рубли:
Отчего враждует с небесами
Дон Жуан с печальными глазами,
Зная всё о смерти и любви.
* * *
Туман ложится неспеша,
Чтоб завтра воспарить.
И так светло болит душа,
Что трудно говорить.
Летят осенние кусты –
Сквозь струи фар стеной,
Сметая милые черты
Из памяти ночной.
И нет уже ни губ, ни глаз,
И только - тормоз-газ…
Поскольку всё, что в первый раз, -
Всегда - в последний раз.
Лишь шепчет, уходя во тьму,
Случайная звезда
То, что не скажешь никому,
Нигде и никогда.
* * *

Ты – огромнее неба.
Ты – караван, идущий по ночным пескам -
Без воды… без пункта назначения.
Ты – первая золотая проседь в зелёной листве,
Первая проталина на заснеженном побережье.
Ты есть.
Твои губы и руки ищут меня среди снов.
Твои слова тают, ещё не родившись.
Твоя душа бьётся в груди,
Замирая,
Как подброшенный мячик.
Ты везде.
Везде,
Где меня нет…
* * *
«Что-нибудь»
Ты меня попроси написать "что-нибудь о любви".
Ты меня попроси, я подумаю и напишу.
И по ясной воде поплывут в синеву корабли,
И нахлынет душа, если только я ей разрешу.
Даже если снега беленою застынут у глаз, -
Будет биться огонь и слезами сиять о былом...
Ты же станешь просить, чтобы он никогда не угас,
Ты же станешь просить…И напрасно, и мне поделом.
* * *
Я другой. И ты меня не знаешь.
 Над тобой сияет белый свет.
Звонишь, молишь и напоминаешь...
Что же мне выдумывать в ответ?
Отвечаю, что моя навеки.
Повторяю скучные слова…
Я вернусь, когда застынут реки,
И под снегом скроется трава,
Заметёт позёмка ледяная,
Берега покроются шугой...
Я вернусь, а жизнь уже иная,
Вроде как и не было другой.
* * *
Это было давно
И неведомо где:
То ли где-то в кино,
То ли там, на звезде,
Где и климат иной,
Где и небо не то…
В то, что было со мной,
Уж не верит никто.
Проще - выдумать ложь,
Чтобы все - как у всех,
Чтоб за окнами дождь,
А на улице снег.
А в руках у меня
Пламенели цветы, -
Вроде я как не я,
Да и ты как не ты.
Мне как будто тепло.
Ты довольна судьбой...
Сколько рек утекло
Между мной и тобой!
Это было давно,
Если было когда…
Там, где крутят кино,
И сияет звезда.
* * *
Эта площадь темна.
Эта ночь холодна...
Ты стоишь у окна.
У окна - ты одна.
- Хочешь звёздочку с неба?
-Хочу.
- На.

ДОЖДЬ
Тает воздухом согретый
Звон вечерний над Москвой.
Здравствуй, ангел мой отпетый,
Осенённый трын-травой!
Ты танцуешь на Полянке,
Ты рисуешь на стекле...
На Солянке после пьянки,
После неба - на земле.
То одетая по моде,
То раздетая совсем , -
Сто тузов в твоей колоде,
На неделе пятниц семь.
Ты грустишь от жизни этой,
Помня всё о жизни той…
Не печалься, мой отпетый,
Мой хороший, мой святой…
Мы возьмём бутылку виски,
Мы пригубим "Слынчев Бряг",
Мы станцуем по-индийски,
По-арабски или так...
Знают к сердцу все лазейки
Удлиненные глаза,
И блестит на Маросейке
Со щеки твоей слеза.
Лёгкий призрачный неясный
Тает профиль неземной.
И над площадью над Красной
Дождь колышется ночной...
Это юность отгремела.
Это молодость прошла.
И кому какое дело –
Каковы мои дела?
Что за тою жизни метой
Было как за таковой , -
Знал лишь ангел мой отпетый
Осенённый трын-травой.
* * *
Не торопи худого слова
Ни о своих, ни о чужих:
Слова всегда находят снова
Того, кто произносит их.
СТАРЫЙ ДРУГ
Когда приходит в гости старый друг,
Всё светом озаряется вокруг.
Он говорит то умно, то смешно,
С ним можно выпить и сходить в кино.
Он никогда никем не заменим,
Носить не нужно масок перед ним,
Готов он поделиться в день любой
Не болью, только радостью с тобой.
Его позвать ты можешь хоть когда,
С ним так легко молчится иногда…
И вот, вздохнув, уходит он опять,
И ты одна, и ты ложишься спать,
Вновь бормоча в объятьях сонных чар,
Что для тебя он всё же слишком стар…
* * *
Представь, что ты – цветок, а я к тебе лечу,
Всей нежностью своей обнять тебя хочу.
Неутолимый вкус полураскрытых уст
Я помню наизусть и не скрываю чувств…
С тех пор прошёл лишь день, и миновала ночь,
Я высох, словно тень, мне некому помочь.
Всё станет на места, и потеплеет кровь,
Когда свои уста цветок раскроет вновь.
* * *
Ход часов неизъяснимо тих…
Замер мир перетекая в стих.
Задрожало в форточке стекло.
За окном по-звёздному светло.
Мчится птица с ночи по лучу,
Подлетая к правому плечу,
Две души, согретые теплом,
Сладко дремлют под её крылом...

ПРИКОСНОВЕНИЯ
Я снял часы, чтоб их не наблюдать,
Чтоб счастье стало ближе к совершенству,
Чтоб снегу до земли не долетать,
Лететь и таять на пути к блаженству,
Чтобы стеной встающая волна
Прошла насквозь и кожи не коснулась…
Чтоб всюду ты была со мной одна,
Была со мной… покуда не проснулась…

ТВОЙ ГОЛОС…
Мне всё равно о чём ты говоришь:
О пустяках, о быте, о погоде,
О чем угодно, как угодно, лишь
Не умолкай, как ветер на исходе...
Лишь говори, я слушаю тебя,
И впитываю голос твой, родная,
Твой каждый вздох в отдельности любя
И звуку речи каждому внимая.
Мне кажется, я в звуках тех тону,
Лечу по волнам ласковым куда-то...
Ведь я люблю, люблю тебя одну,
Люблю и... улыбаюсь виновато.

СЕНСИЗ…
Когда к строке строку – всё пальцем по песку,
Не в руку робкий сон и золото - не в жилу,
Не выпить тишину, не выплеснуть тоску,
И правда невдомёк, и истина – не в силу,
И жизнь – не книга книг, и век – не к мигу миг,
И путь – не к шагу шаг, слова – не рубль к рублю,
А там, где свет возник, вся даль ушла на крик…
...Мне грустно оттого, что я тебя люблю.
* * *
В течении ночи, в течении дня
Сегодня тебе не хватает меня.
И кто бы там ни был за чаем с тобой,
Ты в миг обо мне вспоминаешь любой.
Но нет меня рядом и нет за углом,
Не я развлекаю тебя за столом,
Не я улыбаюсь, целую не я,
И ветер в окне - не затея моя.
Я буду к тебе возвращаться во сне
И нежно к твоей прикасаться спине,
И тихое что-то на ушко шептать,
И снова мы будем с тобою летать…
И станет тебе от меня горячей,
Проснёшься ты в солнечном свете лучей
И вспомнишь опять, как всегда, обо мне,
Покуда бежит холодок по спине.

ВЗГЛЯД
Ты смотришь мне в глаза.
А он тебя целует.
Ты смотришь мне в глаза.
Бледнеет потолок.
Синеют небеса.
И ветерок колдует.
И облака летят
Далёко на восток…
Тот шрамик возле губ…
Нет, он ещё не зажил.
Дотронусь языком.
И заново саднит.
А там, за потолком,
В заоблачном пейзаже,
Как птичий голосок,
Душа моя звенит.
Ты чувствуешь меня,
Хоть он всё время рядом,
Волнуясь, говорит
И гладит по руке.
Незримо за тобой
Слежу небесным взглядом
И плачу о тебе
На птичьем языке…

РУССКАЯ БАНЯ
Крепкий пар кусает уши,-
Баня топится с зари.
Здесь не важно что снаружи,
Важно только что внутри...
Полумрак в горячих лапах
Греет влажные тела,
И течет янтарный запах,
Словно капельки тепла.
Аромат вдыхая лёжа,
Нет причин спешить на свет.
Лист берёзовый на коже
Оставляет жгучий след...
И, волос твоих касаясь,
Губы шепчут, как во сне,
Что таких, как ты, красавиц
Не встречалось в жизни мне.
И тянусь я, как незрячий,
В жаркой полутемноте
К близкой, нежной и горячей,
Сокровенной красоте.
* * *
Я промолчу,
не пророню ни слова
Тебе в ответ
и даже в пустоту,
Припомнив, как
ты повторяла снова
Что ты – не та,
и я люблю – не ту.
Но звонче слёз
в твоём прощальном взгляде
Звучало то,
о чём щемит в груди:
«Не верь словам!
Не верь им, Бога ради!
И, Бога ради, - нет… не уходи!»
* * *
Какое счастье, в самом деле,
Что никогда, спокон веков, -
Меж нами не было постели
И всяких прочих "косяков"!..
Ни поцелуев, ни объятий,
Ни ворожбы, ни колдовства...
Наверно, я тогда бы, кстати,
В тебе не видел божества.
* * *
Я давно ничего не боюсь:
Надоело ходить и бояться
Языкастых соседских бабусь –
Записных дворовых папарацци,
Что там скажет подруга сестры,
Как посмотрят твои на работе…
Люди так беспощадно добры,
Подвергая друг друга заботе!
Только - что нам все их словеса -
Откровенные или не очень, -
Нам, которым одни чудеса
Заготовила щедрая осень,
Где ночами колдуют дожди,
И вздыхает листва золотая,
Каждый миг замирая в груди
И опять за окном пролетая…

 * * *

Я ещё помню те летние дни -
Лёгкие, как забытьё;
Светлую даль и речные огни,
Имя твоё...
Вышепчет ветер внезапную грусть
И заспешит по зиме...
Я ещё помню тебя наизусть:
Даже во тьме.
 * * *
 Что о себе ты возомнил, поэт?
Да, ты же ей ни капельки не нужен!
Дай Бог, ей жить на свете много лет
С надежным молодым спокойным мужем.
Ей Бог даёт и света и тепла,
Куда тебе с болячками твоими...
Скажи спасибо, что любовь пришла
И подарила ласковое имя.
Иди себе, затихни и замкнись,
Не лезь в их жизнь ни вольно, ни невольно.
Смотри, какая всюду ширь и высь...
Куда ни ткнёшься - всюду только больно.
* * *
Твой друг сегодня умный и красивый,
Он аккуратно выбрит и одет.
С таким, как он, нетрудно быть счастливой -
И в этот день и после – много лет.
Едва ты улыбнёшься осторожно,
В ответ его улыбка так нежна!
Сходить в кино когда угодно можно,
Он ласковый, и ты ему нужна.
Вы вместе уж немало повидали,
И всё же ты задумчива пока
Над головой в сиреневые дали
Седые проплывают облака…

ВЕСЕННИЙ РЭП
Когда ты вернешься, меня не будет здесь,
Хотя я ещё есть, я ещё есть, ещё есть…
Ты пройдёшь на кухню, разогреешь обед,
Мама спросит: «Добавки?» Ты ответишь: «Нет.»
Подойдёшь к компьютеру, откроешь инет.
Почта есть? Конечно.
Меня нет.
За окном будет дождь. Весенний дождь.
Ты кого-нибудь ждёшь? Конечно, ждёшь.
Он тебе позвонит. Ты откроешь дверь.
Мне не хочется знать, что будет теперь…
- - - - - - -
Сколько воды! Сколько в реках воды!
Всё течёт, всё бежит, размывая следы!
Ты включишь музыку и - «стэп бай стэп» -
Внезапно услышишь мой весенний рэп.
Услышишь мой голос. Подключишь инет…
И всё это будет,
Когда меня нет.

* * *
Не друзья с тобой, не родня -
Мы все дальше день ото дня.
Если ты забудешь меня, -
Значит ты забудешь меня.
Как же так: тебя не обнять?
И в глаза тебе не взглянуть?
Остается лишь вспоминать
Да в стихах тебя помянуть.
Я пытаюсь всё поменять,
Всё пытаюсь встать и уйти.
Мне тебя всю жизнь вспоминатъ,
Всё искать тебя на пути...
Никакие мы не друзья.
Никакая мы не родня.
Но тебе без меня нельзя.
Ну, куда тебе без меня?!
* * *

 Отзвенит и эта полночь
Золотой струной дождя.
Ты ко мне еще вернёшься,
Лишь немного погодя…
Может, зря пытался ветер
След твой в сердце замести?
Ты должна, должна вернуться,
Оглянуться с полпути!..
Но мелькают дни, как тени,
Где-то рвутся провода.
Этот серый дождь, наверно,
Не умолкнет никогда.
 
* * *
Всего вокруг нахлынет через край –
Так, что себе – и то не будешь рад.
И вскрикнешь ты: «О, Боже! Где же рай?!»
…А рая нет.
Есть только ад
И ад.
* * *
Я не герой из модного романа.
А для тебя - и вовсе не герой:
Не фокусник с мильоном из кармана,
Не каратист с упругих мышц горой.
Я не герой из модного романа...
Что б ни было - меж нами нет обмана,
Нет недомолвок, нет пустой игры,
Нет пошлости, поскольку утром рано
Не я крадусь домой через дворы.
Что б ни было - меж нами нет обмана..
В душе твоей я не ищу изъяна:
Люблю тебя такой какая есть.
Когда начнут допытываться рьяно –
Кто я да что... скажи им эту весть:
Он не герой из модного романа,
Который можно взять и перечесть.
* * *
 Вы помните меня? Вы не забыли?..
Я снова здесь. Мне дорог Ваш приют.
Меня могли убить, но не убили.
Надеюсь, что и завтра не убьют.
Не надо клясться именем Господним,
Когда кругом свирепствует обман.
Со мною, как со снегом прошлогодним,
У Вас давно закончился роман…
И как Вам быть, когда заглянет вьюга -
Так, ненароком, только на часок:
Принять ли вновь потерянного друга
Или предать, спровадив за порог?
* * *
Когда-то ты снилась одна мне.
И явью казался тот сон,
Как имя, которое в камне
Осталось с далёких времён.
И крикнуть хотелось: "Ну, вспомни!
Ты знаешь меня! Назови!.."
А мёртвое имя - на что мне,
На что мне оно - без любви?!..
Мне в душу твою заглянуть бы
В безвидной, неведомой мгле.
У нас непохожие судьбы
И разные сны на земле.

ВЕДЬМА
Чем сегодня дышится? Что сегодня пьём?
Чем ты нас порадуешь, карий окоем?
Волосы дремучие вьются и дрожат.
За окном беснуются сотни лягушат.
Сквозь деревья светится алое пятно.
И пластинка вертится. И поёт вино.
И французский ломаный
на губах каприз.
Я играю втёмную
в лучшей из реприз,
Но часы проклятые
в голове стучат:
В каждом чёрном атоме
по семи чертят!
В каждом сновидении –
руки-облака.
Чёрными ступенями
движутся века...
* * *
 Всё замерло… Краски и звуки
Теряют значенье своё
Я вспомнил горячие руки
И светлое платье её.
И снова, как выстрел зацветший,
В разбуженном сердце возник
Тот памятный, тот сумасшедший,
Далёкий, единственный миг!

 * * *
Живое -
 оно трепетало в ладонях
оно трепетало дышало...
И та,
что его обронила –
уже ничего не решала.

 * * *
Посылаю письма в никуда.
Напишу и - начинаю снова.
То, что нет ответа - не беда,
Я в ответ не требую ни слова.
За окном - суровая зима
Никаким посулам не подвластна.
Приезжай, почувствуешь сама,
Как она жестока и опасна,
Ни к чему пространные слова,
Ни о чём расспрашивать не буду…
Приезжай - и прорастёт трава,
И весной запахнет отовсюду.
* * *
У любви моей перебиты обе ноги.
Нет у неё друзей.
Только враги.
Трахает её каждый,
Кто только смел.
Какой-то святой однажды
Тоже её...
имел.
Не подруга, не проститутка.
Избави Бог , не жена:
Изнасилованная, как утка, -
Никому она не нужна.
Плетётся за ней усталость,
Обугленная, как тень...
Все –, кому она повстречалась, -
Прокляли тот день!
* * *

 
Пыль и песок, песок и снова пыль…
К утру всё стихнет. Весь вчерашний пыл…
За миг до слёз. От слов на волосок.
И хлынет дождь. И всё уйдёт в песок.
* * *
Ты кричишь: «Да, хоть бы он подох!»
Шепчешь горько, мол, убила б гада…
Не спеши. Наказывает Бог.
А тебе наказывать не надо.

* * *
Мысль о тебе – немыслимо преступна,
Ты вся - за неизбежностью утрат,
Близка до слёз, до крика недоступна,
Но оттого желанней во сто крат.
Нежна, непостижима, неизменна, -
Как «жизнь прожить и поле перейти»...
Ты - небо в звёздах, вспыхнувших мгновенно,
И встречный поезд на моём пути!

РОДНАЯ КРОВЬ
Где б ни был я, и где б ты ни была:
Да будет даль меж нами лишь светла,
Да не затмится небо облаками,
А стих звенит, как наша кровь текла,
Когда пространства не было меж нами!
РОДНИК
С тобою неожидан каждый миг,
Дарованный Всевышним мирозданью...
Я к роднику из губ твоих приник,
И причастился к твоему дыханью:
Твой поцелуй святее всех светил,
Торжественно сияющих над нами,
Меня он ночью этой посетил
И снова растворился между снами.
Предчувствую дыхание твоё
И повторяю миг отныне каждый:
К томимому неутолимой жаждой
Вернись скорей, волшебное питьё!
 
* * *
 
 ВОЛШЕБНАЯ РОЗА
Я хочу целовать твою розу всегда,
Нежно-нежно касаясь губами,
И вдыхать аромат и хмелеть, как тогда,
От любви и тепла между нами…
Как влажны и желанны её лепестки…
Как теперь без тебя одиноко…
И сжимается сердце моё от тоски
Под манящие песни Востока.

УТРЕННЯЯ ПЕСНЯ
Солнце над кроваткою
Жмурится кромешное:
Просыпайся, сладкая,
Молодая, нежная!..
Губы твои пряные
Ягодками светятся.
Разбудить заранее
Ты просила с вечера.
Словно ветром тронута –
Шевельнулась травушка…
Просыпайся, горлинка!
Просыпайся, лапушка!
* * *
АБОРТ
«Волос твоих золото, Гретхен…
Волос твоих пепел, Рахиль…»

Разорванное мясо детских лиц
Дрожит во снах из-под твоих ресниц,
Кричит во снах беззвучное стекло
О тех, чьё время кровью истекло -
В слепом окне во снах твоих, где тьма,
Которой ты разорвана сама…

 ГАДАЛКА
«Всё может быть…» - произнесла гадалка
Мне, горестно вздохнувшему в ответ.
Ей добрых слов, конечно же, не жалко,
Как мне не жалко всех своих монет…
Но верит сердце, что взыграют трубы,
Что вспыхнет небо, что она – права:
Что мы с тобой, как сомкнутые губы
Близки и неразлучны на слова…

НА РАССВЕТЕ
Пахнет алыми розами снег.
И горят от зари облака.
И стоит у окна человек,
Улыбаясь чему-то слегка.
На душе у него так светло,
Что слабеет внезапно мороз,
Будто с неба на землю легло
Вдохновенное облако роз,
Будто с ночи бессонной плывут
По небесным путям корабли,
Будто ангелы где-то поют
О нечаянной вечной любви…
 * * *
Не тебе меня одолеть.
Не тебе меня превозмочь…
Я могу тебя пожалеть
На одну всего только ночь.
Но зачем тебя мне жалеть?
И за что тебя унижать?...
Слишком долго после болеть
Да от совести всё бежать,
Всё бежать, лететь, говорить,
Мол, не я, мол, пришла сама…
Ночь всего одну подарить,
А потом… всё себя корить
И сходить по тебе с ума
* * *
Берегу тебя, как могу!
Ото всех тебя берегу:
От врагов твоих и друзей,
От воров, тузов и князей,
От погод дурных через год,
От забот твоих и невзгод,
От болезней злых и обид, -
Даже если буду убит,
Даже если буду распят,
Всё равно: мой Бог сохранит
Всю тебя – с головы до пят.
* * *
Тебя ни летом, ни зимой
Не встретить мне никак.
Да, Господи! Да, Боже мой!
Да, как же это так?!!
Пусть не сестра ты, не жена,
Не дочь мне и не мать,
Пусть то, что ты мне так нужна,
Никто не будет знать,
Но знаешь ты, и знаю я,
От Бога не тая,
Что у тебя – душа моя,
А у меня – твоя!
* * *
 ДВОЕ
«Курица не человек, орёл не птица.»
Всё что не делается – не говорится,
Не называется, не признаётся.
Звёзды сияют со дна колодца.
Реки текут от устья к истоку,
Ливень к засухе, солнце к востоку,
Слёзы к радости, спина к спине,
Крыльями к ветру, лицом к стене…
* * *
Ты – дым сквозь пальцы в темноту,
Сон, излучающий мечту,
С ресниц вспорхнувшее мгновенье,
Вздох, растворившийся в груди…
И как просить «не уходи»,
Коль ты – незримей привиденья?!..
Не уходи, постой, побудь
Хоть там, во сне, хоть кем-нибудь,
Не исчезай во тьме бездонной!
Ты – мысль, ожившая в строке,
Весь мир теперь в твоей руке,
Как я, тобою прирученный…
 
* * *
Спит город у реки, как странник у огня,
Слезинкой со щеки звезда с небес слетела...
Сегодня ты во сне увидела меня
И снова голос мой услышать захотела.
Восходит за окном над крышами луна
И в комнату твою глядит голубооко...
Спит город у реки, повсюду тишина,
Лишь ветерок ночной танцует одиноко.
* * *
Блестят в глазах твоих слезинки,
Как две несбывшихся мечты:
Судьбе в неравном поединке
Однажды уступила ты...
Всё было по твоей же воле,
Казалось временным тогда,
Когда ослепшие от боли
Погасли окна навсегда.
И он ушёл. И ты осталась
И всё ждала, ждала, ждала...
Пока осенняя усталость
Тебе на плечи не легла.
Всё кончилось - на самом деле.
И нет надежд... И всё равно -
Глазами раненой газели,
Забывшись, ты глядишь в окно.
* * *
Смотри, начинает светать,
Дождинки блестят на стекле...
Любить – это значит летать,
А летать – не ходить по земле.
Мы вместе раскроем окно,
Пусть ливень творит чудеса...
Кому по земле - не дано,
Тем падать всю жизнь в небеса!
* * *
 Едва закрою глаза -
И снова сны о тебе...
Душа чиста, как слеза
О нашей прошлой судьбе,
О том, что не довелось,
О том, чему не бывать...
- Ну, как сегодня спалось?..
..........................................
- Да... вроде надо вставать
* * *
Снова снам не дано прикасаться к очам,
Снова двое в разлуке не спят по ночам:
То подушка не та, то не в тему кровать!..
Им ведь некого в ней до утра целовать.
Но другим не расскажет ни он, ни она -
Отчего они оба не ведают сна...
Там, где нужно друг другу себя подарить,
Право, незачем что-то другим говорить.
* * *
Текли бесконечные капли дождя,
Текли бесконечные капли дождя,
Трамваи блестели устало,
Вдруг ты оглянулась почти выходя
Во тьму из торгового зала.
И вздрогнуло сердце моё от любви
На душу твою откликаясь...
А в кассах всё так же звенели рубли,
И девушки не отвлекались...
* * *
 
Привыкаю к твоему теплу,
Льну к нему доверчиво губами...
За окном всю ночь следя за нами,
Барабанит дождик по стеклу.
Впитывая капли теплоты,
Лишь тебя я чувствую повсюду
В ранний час, когда, подобный чуду,
Возникает день из темноты.
* * *
МЁД
"Возьми меня! Люби меня! Войди!" -
Почти кричало вздрагивая тело...
Мёд струйкой растекался на груди,
И капелька у губ твоих блестела.
И вся постель, и всё вокруг - в меду,
В восторге сладком и неутомимом.
"Люблю тебя! Возьму тебя! Войду!" -
Шепчу глазам неистово любимым.
* * *
Подняться в семь есть тысяча причин,
Подняться в семь есть тысяча причин,
Вновь час любви обидно быстротечен:
Ты говоришь: я - лучший из мужчин,
Но ведь и ты - прекрасней всех из женщин.
Я лишь одно, любимая, постиг,
Обняв тебя сегодня на рассвете:
Весь мир забыть способны мы - за миг,
Когда с тобою счастливы, как дети.
* * *
СЛИШКОМ…
Слишком много снега...
Слишком много огня...
Слишком много души...
Слишком много взрывов в сердце..
Слишком, слишком, слишком...
А если иначе невозможно? Ни жить, ни дышать, ни ходить по земле - невозможно!
И снег, и огонь, и ветер, и волны морские, и голоса - ничего не бывает слишком... Ничего.
Это говорю я, маньяк, неумеющий любить или ненавидеть отчасти, дозировано, скрупулезно отмерив, взвесив и... так может компьютер, так может кто-то (не знаю кто), но не я - человек. И если любовь - разновидность мании, пусть так - я согласен быть маньяком. И пусть всего будет - слишком! А мне - нормально...Я улыбаюсь и люблю тебя. Ты не против? Нет?
Вот и ладушки. Закрой глаза, сейчас тебе станет хорошо-хорошо...Закрой и не думай больше ни о чем, просто почувствуй, как это хорошо, когда всего - слишком...
* * *
Ты там. Я здесь. Но между нами
Жива неведомая связь.
И чем труднее временами,
Тем это явственней для нас.
Ты здесь. Я там. Опять и снова
К тебе, единственной, спеша,
Всё повторяет слово в слово
Твою печаль моя душа.
* * *
А ты…
А ты такая,
Ты такая,
Такая,
-
Вот какая ты!
* * *
Чуть розовеют облака,
Касаясь крыльями востока,
И небо щурится слегка
Во всё недрёманное око
Так, будто ждёт оно, звеня,
Как наш будильник между снами,
Когда коснёшься ты меня
Родными теплыми губами...

 

ЦВЕТОК ЧЖЭНЬ.
Китаец Ляо всю жизнь мечтал о цветке Чжэнь. Когда он был ещё маленьким, мама Ляо часто рассказывала ему сказку о прекрасном цветке, который невероятно красив, нежен и благоухает так, что люди больше не в состоянии ссориться друг с другом. Они становятся учтивыми к старшим, интересуются здоровьем близких и стараются помочь каждому на своём пути. О таких хороших людях мама говорила: « Они знают запах цветка Чжэнь». Отец Ляо ещё до рождения сына ушел к далеким горам и не вернулся. Взрослые изредка поговаривали, что он пытался что-то найти, чего нет в обычной жизни..
А однажды, большая белая птица унесла мать Ляо в заоблачные края, откуда никто не возвращается, потому что там всем хорошо. Так сказали ему добрые соседи... У Ляо не было ни сестер, ни братьев, ни дядюшек, ни тетушек, он остался совсем один. Много страданий пришлось перенести ему в жизни, много счастья и любви встретилось ему на земле. Выросли его дети и внуки. И у внуков родились свои дети. И все почитали его за мудрость, доброту и благочестие. И настал час, когда большая белая птица прилетела за ним.
- Ляо, тебя ждёт мама, - сказала она.
– Хорошо, - улыбнулся Ляо, - А мой отец? Он будет там с нами?
- Нет, Ляо, - ответила птица.
- Он не помнит о нас?
- Помнит, Ляо. Но там его нет.
- Теперь, когда я улетаю с тобой, расскажи мне, что случилось с отцом? Почему он не вернулся домой?
- Ляо, твой отец - великий человек. Он не только знал о том, что ты должен родиться. Он предвидел твои мечту о цветке Чжень и хотел добыть его для тебя и мамы.
- Он любил нас, - вздохнул Ляо.
- Далеко-далеко отсюда - за мёртвыми горами Тянь-Фэй, на берегу тихого бездонного озера Шинь-Цу, у подножия волшебной скалы Минь-Дао, похожей на выпавший зуб дракона, там - возле самого входа в глубокую мрачную пещеру, где обитают демоны тьмы, твой отец увидел и сорвал чудесный цветок Чжэнь. В тот же миг застонала, зашевелилась под ним земля, и огненный ветер полыхнул ему в лицо. И вздрогнули мертвые горы Тянь-Фэй, и обрушилось на свои берега озеро Шинь-цу, и пробудились, вышли из древнего мрака демоны тьмы, оберегавшие покой священного цветка Чжэнь.
- Они убили моего отца?
- Нет, Ляо, нет. Владеющего священным цветком Чжэнь невозможно убить никому.
- Они отняли у него цветок?
- Ни угрозами, ни силой, ни колдовством, ни хитростью – ничем невозможно лишить цветка Чжэнь того, кто им обладает. Только он сам по своей доброй воле может передать его другому. И никто – ни на земле, ни под землёй, ни на небе – не в силах изменить этого. Демоны знали о том и сделали всё, что было в их власти: они заточили твоего отца в самой тёмной и мрачной подземной темнице, а вход в неё завалили волшебной скалой Минь-Дао.
- Почему демоны тьмы так поступили с моим отцом?
- До тех пор, пока люди творят на земле зло, ссорятся и губят друг друга, - демоны бессмертны, потому что происходят они из тьмы человеческой: из черной зависти, лютой злобы, горьких обид и беспросветного отчаяния. Но демоны не властны над цветком Чжэнь.. Твоя мама была права, Ляо: если у людей появится этот цветок, они перестанут ссориться между собой, и тогда демоны тьмы сгинут навсегда. Ни исполинские силы, ни колдовские чары не способны помочь человеку, разыскивающему заветный цветок, но искренняя добрая душа сама чувствует дорогу к нему, а бескорыстное сердце и несгибаемый дух одолевают любые препятствия…
Не прост цветок Чжэнь, и не каждому кто его найдет, он позволит сорвать себя, но лишь тому, кто хочет сделать это из любви к другим людям и ко всему живущему на земле… Таков твой отец, Ляо. Всё, на что способен один человек, он совершил.
- Могу ли я помочь ему?
- Нет, Ляо. Ни ты, ни кто другой из людей – не в силах поднять скалу Минь-Дао, заклятую демонами тьмы.
- Значит, нет никакой надежды?
- Есть, мудрый Ляо. Цветок Чжэнь рождён любовью и не погибнет до тех пор, пока она есть: любовь матери к своему ребёнку, любовь юноши к возлюбленной, любовь детей к своим родителям, любовь каждого живущего на земле ко всему сущему и ко всем, кто нуждается в любви. А нуждаются в ней все, Ляо. И она будет всегда. Когда все живущие поймут это, демоны тьмы сгинут сами собой. И скала Минь-Дао исчезнет. И зазеленеют, зацветут мертвые горы Тянь-Фэй, и станет ласковым и тёплым озеро Шинь-Цу…
- Ты можешь подождать меня немного, белая птица?
- Да, Ляо. Я подожду.
И тогда Ляо созвал всех своих детей, внуков и правнуков. А когда все они собрались, он поведал им то, о чем рассказала белая птица.
- Я созвал вас, чтобы попрощаться со всеми, - сказал Ляо. – Живите же на земле, заботьтесь о ней и любите всех, кто живет на ней. Если есть у вас враги, простите им и предложите помощь. Откройте ваши сердца миру и сделайте так, чтобы одна лишь любовь была в нем повсюду. И, однажды, в вашу дверь постучится улыбающийся молодой человек, а в руках у него будет невероятно красивый, нежный, благоухающий цветок Чжэнь. Скажите ему, что ваш дедушка Ляо всегда помнил о нем и любил его. Скажите ему это, когда он придёт.
НЕСМЕТ
  Жил один богач по имени Несмет. А богатства у него и впрямь были несметные. Бывало, спросят его: «И откуда у тебя, Несмет, столько всего и не убывает никогда?» А он усмехается: «От чёрта,» - говорит - «От кого ж ещё-то? От него самого». Съездит Несмет на ярмарку – продать или купить чего-нибудь: никогда в накладе не останется. Выйдет на речку рыбу ловить: вся рыба его. В лес на охоту пойдёт: добыча сама навстречу выбегает. Ну, что тут поделаешь! Злятся, конечно, другие люди, что не их это всё, а только весь фарт на его стороне...
Раз встретился ему в дороге старичок ненашенский: грязненький, с клюкой, ноги босые, натруженные: издалека, видать, шёл. «Здрав будь, мил-человек!» - говорит старый Несмету, а тот в сторону отворотился, вроде как не замечает даже. Второй раз старичок поздоровался. В третий. Не выдержал Несмет, разорался: «И что ты ко мне привязался! Попрошайка старая! Неча мне здоровья желать, обойдусь, у меня его и так хоть отбавляй! На себя бы поглядел: каков ты, а каков я!» Обиделся старичок. Ничего не ответил. Только поклонился до земли, так, словно подобрал с неё что-то.
Едет богач в своей бричке дальше, песни поёт. Пел, пел да закашлялся, захрипел, аж, посинел весь. Пришлось ему назад поворачивать. Вернулся Несмет домой, слёг в постель, лекарей нанял самых дорогих, снадобий накупил самых диковинных. Ничего не помогает. Лежит богатей в своей опочивальне: глаза красные, руки трясутся, говорит через силу, неровен час – помрёт. И всё поминает он того старикашку недобрыми словами, всё бесится, что не прибил его сразу.
А тот – лёгок на помине – сам явился. Заходит к нему старик и спрашивает: «Ну, что? Худо тебе, Несмет? Помогло тебе богатство твоё? Подфартила тебе удача?» А тому и впрямь уж так худо, что и ответить толком не может. Спросил только: « Куда, старик, чёрта моего подевал?» Видать, от хвори совсем в голове помутилось. Повздыхал старец, покачал головой и землицы горстку ему на грудь насыпал, а сам сгинул, будто и вовсе его не было.
С той поры Несмет на поправку пошел. Лекарей дорогих спровадил, снадобья их по ветру пустил, и самого будто подменили: богатства свои добрым людям даром раздал, встретит кого – первым о здоровье справляется, удачи желает. И тому, кто с ним встретится, с той же минуты везти начинает: и рыба у него клюёт, и зверь попадается, и хлеб в поле гуще растёт. Не стало у Несмета ничего своего личного, но никто никогда ни в чем ему не отказывает, всем, что у них есть, люди сами с Несметом делятся. И когда спросит его кто-нибудь: «Богат ли ты, Несмет?» «Богат, » - отвечает, - «Против прежнего много больше богат». А сам смеётся. «И откуда богатства-то твои, Несметушка?» «Да, от Бога», - отвечает, - «От кого ж ещё-то? Всё от Него».
У ОЗЕРА
Ты была внезапной и прекрасной, как звезда, выпавшая из ночного тумана над озером... Твой томный грудной голос, твои огромные завораживающие цыганские очи, твои густые тёмные волосы, твои округлые мягкие и нежные руки – всё в тебе было внезапной головокружительной сказкой. Я не знаю , ничего не знаю: откуда ты появилась осенней ночью, во тьме, на берегу дремлющего лесного озера и куда исчезла с рассветом...
Всю ночь звучала гитара. Всю ночь ты пела... Ах, как же ты пела, колдунья, ночное божество, нимфа, явившаяся из шепота осыпающихся листьев, незримой измороси тумана и холодяще-ласкового чуть слышного ветерка...
Слова старинных романсов , словно яркие тёплые капельки живой крови падающие в бокал красного вина.. И бесконечная, кружащая головы нежданная немыслимая невозможная любовь, захлестнувшая наши с тобой сердца.
Ты медленно гладила мою забубенную бедовую голову, покоящуюся на твоих коленях и пела. Пела всю ночь…
Эта любовь была мгновенной, взаимной, чистой и искрящейся, как хрусталь наших с тобой бокалов.
Я видел, как заблестели слёзы в твоих глазах, когда мы расставались. Мы не были близки. Обнимая тебя на прощанье у самого берега возле озерных камышей, я спросил только твоё имя. «Лариса…», - тихо ответила ты и растаяла в рассветном тумане.

КОЛОКОЛЬЧИКИ
Её смех был подобен легкому перезвону тысяч серебряных колокольчиков. Стройная светлорусоволосая девочка в нежноголубом облегающем платье: на вечеринке у одноклассника мальчики наперебой хотели танцевать с тобой.
И ты танцевала так же легко, как лился твой счастливый беззаботный смех, просто радуясь жизни...
На уроке русского языка, пока утомлённая солнцем учительница нудно и однообразно бубнила что-то о суффиксах и ещё о чем-то неимоверно скучном, ты нечаянно зевнула. Глупый мальчишка, твой сосед по парте, ни с того ни с сего – из озорства - вдруг подставил свой указательный палец. И через секунду он же завизжал на весь класс от боли, поскольку когда твои челюсти сомкнулись, оказалось , что ты нечаянно укусила его. Тебя отчитали и выгнали из класса. Но самое главное: тебя пересадили от этого мальчика за другую парту.
Ты не отрицала своей вины. Просто вышла, хлопнув дверью и громко плача. Не столько из-за несправедливого наказания, сколько из-за того, что тебе пересадили за другую парту... Потому что любила его. Хотя никому на свете, даже себе, ещё не признавалась в этом. И он понял всё это – вдруг – в одно мгновение. И стал другим. Жизнь прошла, развеявшись, словно дым, рассыпавшись, словно пыль выгоревших слов... Только легкий перезвон серебряных колокольчиков где-то там, вдали... Где едва-едва начинается рассвет.

ГРОЗА
А над городом полыхала гроза…
Удивительное явление для знойного южного города, где порой за несколько месяцев могло не упасть на землю ни единой дождинки.
Ветер швырял тебе в лицо пригоршни небесной влаги, море кипело у ног твоих.
В мокрой белой рубашке ты шел и шел, не разбирая дороги, а сердце захлёбывалось от любви к той, кого ты больше никогда не увидишь.
Уже отзвенел последний звонок. Уже сданы все экзамены. Сказаны все слова. И вчера состоялся прощальный школьный бал.
Ты так и не сумел признаться ей в своих чувствах. И от того, что жи знь идет своим чередом, а значит, больше не будет школьных уроков и не будет причин видеть её, - тебе было невыносимо тяжело.
Гремела утренняя гроза, а казалось, будто рушится весь твой мир!..
Через пятнадцать лет вы встретились на улице. Совершенно случайно. Она окликнула тебя. Радостная, запыхавшись, подбежала к тебе, а ты… Ты никак не мог узнать её. Никак не мог поверить своим глазам, тому, что эта расплывшаяся беззаботно щебечущая дородная мамаша с дряблыми ногами, морщинами на шее и темными мешками под глазами – и есть та самая красавица-одноклассница. Ты говорил какие-то ничего незначащие общие слова. Вспомнил только веснушки на лице. Раньше они были едва заметны, словно легкие брызги, оставленные солнечными лучами.
А теперь – это были безобразные пятна, портившие немолодую кожу. Тебе стало стыдно за себя, за то, что теперь в твоей душе не осталось ничего кроме желания поскорее уйти…
Та гроза прошла навсегда. И высох не только асфальт…

ХАТУЛЯ

Она отдавалась любви – легко, свободно, задорно, весело – в общем, с радостью. Её тело вздрагивало от удовольствия и по упругому животу пробегали мелкие волны... Удлинённые полуприкрытые восточные глаза её в полузабытьи сладко улыбались чему-то потаённому своему, чего не высказать и не понять никому. А губы – как бы пытались произнести нечто удивительное, древнее, библейское ... «Хатуль, Хатуль...» - шепнула она нежно и встала с постели.
Потом они обедали в ресторане . Меню изучалось недолго: голод – не тётка. У неё разгорелся буквально зверский аппетит и она поназаказывала столько вкуснейших блюд, что потом только пробовала их по чуть-чуть, подобно хохлу из анекдота, который якобы сказал: «Съем - не съем, но надкушу!». В ресторане было светло и просторно, сверкало множество зеркал, у каждого стола «на подхвате» дежурил официант в экзотических восточных одеждах. После бокала изумительного коллекционного вина головка её внезапно закружилась, затуманилась от незаметно проснувшихся, диковинных, потаённых мечтаний.
Кто знает, может быть, она представила себя властительной царицей в том старинном дворце, который она видела однажды на фотографии из туристического буклета, случайно попавшего в её обшарпанную комнатку в конце грязного полутемного коридора коммуналки?.. Никто этого не знает. Но разве нельзя погрезить вот так вот – хоть немного? Разве это запрещено хоть одним законом?..
 И вдруг, словно тёплые и соленые воды Мёртвого моря, хлынули по её щекам пьяные слёзы …


ДОРОГОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ
Дорогое телевидение!
Покажите мне, пожалуйста, завтра вечером какой-нибудь офигенный фильм про несчастную любовь, чтобы прямо за душу продрало. Сделайте это обязательно, потому что вчера вечером на дискотеке мой парень, чтоб он сдох, начал клеиться к моей лучшей подруге. А я ведь ещё не знала, что она такая стерва, нет, чтобы отказаться по-честному, так её от счастья ажно распёрло всю, гадину такую. У меня горе теперь. Реву, как собака. И ничего поделать уже нельзя. Я этого двурушника назад теперь не приму, потому что я гордая и берегу девичью честь смолоду, как нам завещали великие предки. Ну, вы поняли, о чем это я хочу сказать, да? Если и вы мне откажете, я просто не переживу этой душевной боли! Ещё вот что: покажите, пожалуйста, этот фильм в самое лучшее вечернее время, особенно, если по программе у вас должен быть футбол или хоккей. Он их так любит, что сразу сбесится, когда узнает про фильм. Для него, козла вонючего, это прямо наказание какое-то будет.
Вы знаете, как он ловко притворялся? Нет, вы такого подлеца ещё не видели! Вам повезло. Про таких фильмы снимать надо, а в конце убивать по-настоящему выстрелами в упор, чтобы всю обойму выпустить, а потом гранатой в клочки разорвать, чтобы даже кровь пошла, и чтобы эта стерва, подруга моя бывшая, полюбовалась, а то её что-то шибко сильно распёрло в зобу. Я вас предупреждаю по-хорошему: покажите завтра фильм про офигенную любовь! Если вы его не покажете, то я отдамся первому встречному дураку, а на вас закажу порчу, у меня соседка картами гадает, она за деньги кого угодно испортит, не то что вас, гады такие. Все меня обижают, и до чего же я несчастная, если б ты только знало, дорогое моё телевидение. Я тебя очень прошу: хоть ты меня не предавай, как эти сволочи! Покажи им, пожалуйста, ты же меня любить должно, я ведь твоя зрительница. Я тебя с детства уважаю, ещё с мультиков про Мак-Дака, Скруджа и Сейлормун!
Посылаю тебе свою фотку. Посмотри, какая я хорошенькая! Правда, прелесть? А глазки? А причёска? Чумовая, правда же? Прикинь, во сколько она мне обошлась, я ведь для парня своего фоткалась, чтобы он, козел, всюду её носил на груди и про меня помнил, а теперь-то на что она мне? Выбросить жалко. Лучше тебе пошлю, может, после фильма покажешь по телику. Пусть другие девчонки тоже знают про него: как он всех лапает и всякие глупости говорит, от которых сердце прямо сразу вздрагивает и задыхается.
Если ты покажешь мою фотку по телевизору, то можешь объявить вся клёвым парням, что я сегодня свободная, чтобы они все пришли на нашу дискотеку, набили морду этому козлу и сказали ему, чтобы он там больше не появлялся, Особенно с этой шалавой, чтобы даже думать не смел. А если он потом всё-таки придёт, то передайте ему, что я его очень жду и люблю по-прежнему. Пусть не обижается. Я ведь ему ничего плохого не сделала. Это всё он сам натворил, кобель такой. Я его, конечно, спрошу про фильм. Может быть, хоть он тронул его каменное сердце? А если он ещё попросит прощения, то я вам даже деньги пошлю за просмотр, честное слово! У меня есть ещё немного денег, от прически осталось. Так вот, мне ничего не надо, я вам всё вышлю. Вы меня понимаете? Ну, вот, кажется, и всё. Скорее показывайте фильм. Жду с нетерпением.
С уважением, ваша верная телезрительница.

 ГУМИЛЁВ И ЦАРИЦА НИЛОТОВ.

Глава 1
Муза дальних странствий.

Был среди больших русских поэтов один, которому довелось побывать в таких далёких от России неведомых краях, где до него не видели живьём ни одного белого человека. Он стал первопроходцем и первооткрывателем. Звали его Николай Степанович Гумилёв. Он странствовал по Африке, был в Каире, Александрии, Аддис-Абебе, а потом в самых глухих, затерянных местах. Он открыл истоки Голубого Нила и пережил великое множество удивительных приключений. А ещё он написал замечательные стихи об этом и вообще - о многом из того, что творится на белом свете!
 Вот с какими словами он обращается к своим читателям: «Старый бродяга в Аддис-Абебе ( столица Эфиопии), покоривший многие племена, прислал мне чёрного копьеносца с приветом, составленным из моих стихов.
Лейтенант, водивший канонерки под огнём неприятельских батарей, целую ночь над южным морем читал мне на память мои стихи. Человек , среди толпы народа застреливший императорского посла, подошёл пожать мне руку, поблагодарить за мои стихи. Много их , сильных, злых и весёлых, убивавших слонов и людей, умиравших от жажды в пустыне, замерзавших на кромке вечного льда, верных нашей планете, сильной, весёлой и злой, возят мои книги в седельной сумке, читают их в пальмовой роще, забывают на тонущем корабле...
Я не оскорбляю их неврастенией, не унижаю душевной теплотой, не надоедаю многозначительными намёками на содержимое выеденного яйца, но когда вокруг свищут пули, когда волны ломают борта, я учу их, как не бояться, не бояться и делать , что надо. И когда женщина с прекрасным лицом, единственно дорогим во вселенной, скажет: «Я не люблю вас», я учу их, как улыбнуться и уйти, и не возвращаться больше.
А когда придёт их последний час, ровный, красный туман застелет взоры, я научу их сразу припомнить всю жестокую, милую жизнь, всю родную, странную землю и, представ перед ликом Бога с простыми и мудрыми словами, ждать спокойно Его суда.»

Глава 2
Побег в Египет.

Итак, в 21 год, скрывая от родителей сам факт своего путешествия, поэт Гумилёв вместо учёбы в парижском университете, тайно отправился из столицы Франции в Африку. Он побывал в Египте! Что же он увидел там?
Он устремился на континент, чьи очертания на карте напоминали ему исполинскую грушу, повисшую на дереве Евразии. Поэт представлял себе встречи с вождями племён одетыми в леопардовые шкуры, с деревнями, в которых поклоняются деревянным идолам, с подстерегающими его в джунглях львами. «Дай назвать моим именем чёрную до сих пор неоткрытую реку!» - просил он Бога в одном из своих стихотворений.
Вот, повествуя о Красном море, он рассказывает о том, что по берегам его «известняк, как чудовищный кактус, расцвёл», а на раскалённом песке островов умирают оставленные приливом « осьминоги, тритоны и рыбы-мечи». И в поисках жемчуга отплывают от африканского берега сотни лодок, а сотни других, аравийских, соперничая, стараются их отогнать. И проходят по морю огромные океанские пароходы из Суэцкого канала. И прекрасно оно ночами, когда звенит, словно музыка, его сияющая волнами поверхность.
Изумрудная долина Нила , раскидистые веера пальм, многочисленные каналы , струящиеся вдоль выложенных глиной берегов и бурлящие возле Дамьетских скал - всё это напоминает поэту иллюстрации из старинной сказочной книги, которую он разглядывал в детстве морозными зимними вечерами. Знаменитые пирамиды - гробницы фараонов Египта, загадочный Сфинкс, сверкающие в небесах пышные созвездия - всё поражало воображение молодого поэта!
В Каире ему запомнился своей высотой и великолепием минарет мечети султана Гассана . Внутреннему взору Гумилёва представлялись многочисленные невольницы из дальних северных стран, томящиеся в гареме султана. А вечерами в каирских кофейнях он слушал стихи арабских поэтов, наслаждаясь мелодичностью их голосов и бесподобным ароматом огненного кофе.

Глава 3
Встреча с Абиссинией.

В 1908 году Николай Гумилёв возвратился в Петербург, где поступил на юридический факультет университета ,а через год перевёлся на историко-филологический... Африка вдохновила его на неповторимые стихи. Тяга к ней была так велика, что осенью 1910 года поэт вновь отправляется туда. На этот раз - в Абиссинию. Так называли тогда в Европе Эфиопию, удивительную горную страну, которая не покорилась и не стала ничьей колонией в эпоху полной колонизации Африки. Это было независимое государство, управляемое своим императором Менеликом П, которого называли «негус», ибо так называется император на эфиопском языке.
Гумилёва интересовали истоки великого Нила, а Голубой Нил начинался именно там, в царстве Менелика.
Не забывайте, что именно Эфиопия - родина Абрама Ганнибала, прадеда великого русского поэта Пушкина! Кстати, это единственная страна на африканском континенте, где исповедуют православие.
В африканских странствиях Гумилева сопровождал его верный товарищ - Николай Леонидович Сверчков, памяти которого позже поэт посвятит одну из своих лучших книг...

Глава 4
«Колдовская страна».

Поэт описывает далёкую экзотическую страну, представшую перед его взором тогда, в начале ХХ века. Он рассказывает о ней, как о львице, отдыхающей на четырёх плоскогорьях между берегом Красного моря и таинственными лесами Судана. Север Эфиопии в представлениях Гумилёва - это бесконечные болота, где кишат чёрные змеи и обитает жёлтая лихорадка. Над этими болотами возвышаются дикие сумрачные горные хребты, покрытые лесом, с многочисленными пропастями и ущельями, над которыми сияют снежные вершины. Южнее находится плодоносное Амхарское плоскогорье, где в деревнях сеют пшеницу и косят траву для домашнего скота, где порой в табуны забредают дикие зебры, а вечерами разносятся гортанные песни и слышны звуки багана - абиссинского струнного музыкального инструмента.
Там поют абиссинцы о прежних временах, когда над озером Тана горделиво возвышалась древняя эфиопская столица Гондар. В этом городе богословы разговаривали стихами, а живописцы когда-то создавали портрет царя Соломона и царицы Савской рядом с ручным львом. Так гласила старинная легенда о библейских временах и героях, называя Эфиопию-Абиссинию родиной царицы Савской, пленившей умом и красотой мудрого библейского царя Соломона.
Могло ли сердце романтика и поэта Николая Гумилёва не увлечься такой далёкой и удивительной страной? И вот он рассказывает в стихотворении, похожем на ожившую сказку, как , однажды, могучий царь Абиссинии негус Негести перенёс столицу страны из древнего Гондара - родины поэтов и роз в каменистую Шоа, где жили грубые, свирепые и сильные воины. Шоанцы любят слушать не мелодичный баган, а звонкие голоса труб и гром барабанов. Вечерами они курят трубки и пьют тедж, абиссинское пиво.
Они покорили для негуса Менелика племена людоедов и карликов, племена харраритов, галла, сомали и данакилей, они устелили его дворец добытыми кровью львиными шкурами. И, глядя на леса, горы и небеса Абиссинии поэт поражается сходству этой земли с характером населяющих её народов!
«Колдовская страна! Ты - на дне котловины
Задыхаешься , солнце палит с высоты,
Над тобою разносится крик ястребиный,
Но в сиянье заметишь ли ястреба ты?
Пальмы, кактусы, в рост человеческий травы,
Слишком много здесь этой палёной травы.
Осторожнее! В ней притаились удавы,
Притаились пантеры и рыжие львы.
По обрывам и кручам дорогой тяжёлой
Поднимись, и нежданно увидишь вокруг
Сикоморы и розы, весёлые сёла
И широкий, народом пестреющий луг...
Поднимись ещё выше: какая прохлада!
Словно позднею осенью, пусты поля,
На рассвете ручьи замерзают , и стадо
Собирается в кучи под кровлей жилья.
Павианы рычат средь кустов молочая,
Перепачкавшись в белом и липком соку,
Мчатся всадники, длинные копья бросая,
Из винтовок стреляя на полном скаку.
И повсюду верху и внизу караваны
Дышат солнцем и пьют неоглядный простор,
Уходя в до сих пор неоткрытые страны
За слоновою костью и золотом гор...
И я вижу, как южное солнце пылает,
Леопард, изогнувшись, ползёт на врага,
И как в хижине дымной меня поджидает
Для весёлой охоты мой старый слуга.»

Глава 5
Во главе каравана.

Так поэт Гумилёв описывает свою первую встречу с Абиссинией...Во время своих путешествий русский поэт проник в самые отдалённые глухие уголки Эфиопии, где местные племена постоянно враждовали между собой. Однажды, ему даже удалось лично участвовать в примирении враждующих сторон. Но, если было необходимо, Гумилёв сам вступал в сражения. Он шёл в битву, не боясь смерти.
А ещё, однажды, восемь дней вёл он из города Харрара свой караван сквозь Черъерские горы, отстреливаясь от стай диких обезьян, которые забрасывали путников камнями, и засыпая среди корней сикоморы. На девятую ночь с высокой горы далеко впереди на чуть видной вдали равнине он различил горящие костры, похожие на красные звёзды.
И на следующий день караван ступил на галласкую равнину. Высоченные галласы-мужчины в леопардовых и львиных шкурах, мчась вихрем на своих конях в погоне за страусами, срубали им саблями головы на скаку. А галласки-женщины пасли гигантских верблюдов. Галлаские старики поили умирающих змей парным молоком, заботясь о них, как о детях. А галлаские быки, которые никогда в жизни не видели белого человека, по описанию Гумилёва , разбегались, мыча от ужаса...
Поэт начал изучать абиссинский язык, общаясь с жителями этой далёкой от нас страны, узнавая значения слов, странных и непонятных для русского уха: «Ато» и «гета» - по-нашему «господин», «аурарис» - носорог, «гумаре» - бегемот, «азо» - крокодил, а «ой ю гут!» - возглас удивления!
Он охотился на львов, переправлялся в плетёной корзине через реку, кишащую крокодилами, его принимал император Абиссинии - негус Менелик Второй! На своей родине, в России, слава к поэту Гумилёву пришла именно тогда, когда он находился в Африке...

Глава 6
Царица нилотов.

И всё же самое удивительное приключение Гумилёв пережил тогда, в конце своего первого путешествия в Абиссинию. Хотя потом было ещё одно странствие, ещё один поход: он вернулся в Африку в 1913 году, выполняя функции руководителя научной экспедиции Российской Академии наук...
Так что же это было? Сон или явь? Нет. Это был не сон... Это была - любовь! Гумилёв направился в экспедицию к истокам Голубого Нила. Дорога проходила по неизведанным европейцами местам, через леса и горы , туда где обитало никому неведомое племя нилотов. Однажды, когда Николай и его спутники уже достигли долгожданных верховий реки, им встретилась группа чернокожих воинов в боевой раскраске. Под звуки там-тамов , сопровождаемые чёрными копьеносцами ( то ли в плену, то ли в гостях?), они вошли в деревушку нилотов. Там их встретила молодая царица этого небольшого народа, обитающего в диких абиссинских горах. Её муж, великий воин и вождь всего племени, со своими приближенными, охотился в это время на леопарда, недавно напавшего на корову одного из своих сородичей. Охотники должны были вернуться лишь через несколько дней.
Прекрасные нежные глаза темнокожей повелительницы, её мелодичный чудесный голос, стройный стан, доброе обхождение со своими неожиданными гостями - весь её облик покорил горячее сердце русского поэта и первопроходца Гумилёва. Всего несколько дней в глухой африканской деревушке - и многое перевернулось в судьбе Николая! Он уже не мыслил своей дальнейшей жизни без неё, повелительницы нилотов. Он готов был остаться с нею навсегда. Но его королева замужем. И он сходил от одной этой мысли с ума! Не было иного выхода, как украсть её у мужа и бежать вместе с ней от его неминуемой мести. Гумилёв начал готовиться к задуманному.
Однако, тайну не удалось сохранить. Слишком зорко следили за всем происходящим глаза подданных вождя нилотов. Поэта схватили. Он был брошен в яму и обречён находиться в ней до самой своей смерти.
Но королева не забыла о влюблённом в неё бледнолицем рыцаре. Её служанки тайно под покровом ночи приходили к месту заточения узника любви и приносили ему еду, чтобы он не умер от голода. Даже там, в этой страшной , душной яме он продолжал сочинять стихи, посвящённые даме своего пылкого сердца! Королева помогла доставить сообщение о случившемся с Гумилёвым в столицу Абиссинии. В дело вмешался русский консул. Через некоторое время, после длительных и трудных переговоров, незадачливого русского поэта всё-таки удалось вызволить из тюрьмы .
Но память о той любви навсегда осталась в сердце землепроходца и первооткрывателя Николая Степановича Гумилёва. Возможно, именно она, эта память, через несколько лет позвала его вновь в трудную и опасную экспедицию вглубь чёрного материка.

Глава 7
Странный сон.

Он вернулся в дождливый холодный Петербург. Но и здесь его преследовали воспоминания о далёкой и прекрасной стране. Он тосковал по горячей инджире - абиссинскому хлебу в виде лепёшек, вспоминал абиссинские дороги, деревушки и города, в которых побывал, города с удивительными певучими названиями: Анкобер, Дыре-Дауа, Харрар... И то, как к нему обращались «френджи» - так в Абиссинии называли европейцев.
А однажды, ему приснился странный, похожий на пророчество, сон... Снилось ему , будто черные африканские боги превратили его в ягуара. Во мраке ночи он красля к людскому жилью, чтобы добыть себе пропитание. Неожиданно в тёмном перелеске он увидел прекрасную девушку с яркими жемчужными серьгами в ушах и лёгкой поступью. Он, в образе дикого хищника, изготовился к прыжку, но, завороженный её взглядом и тихим колдовским голосом, замер на месте, так и не посмев наброситься на свою добычу. Девушка исчезла. И тут же отовсюду набежали собаки, набросились на него и начали терзать... Он лежал на земле, истекая кровью, и вспоминал лёгкую поступь своей госпожи...
Иногда ему чудилось, что царица нилотов вновь зовёт его к себе. И он беседовал с ней, обращаясь к её образу на своём поэтическом языке.
«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай, далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф...»

Русский поэт Гумилёв так и не оставил мысли найти « покой нежданный в дымной хижине дикаря»...

Глава 8
Научная экспедиция.

В 1913 году началось третье путешествие Гумилёва в Африку и второе - в Абиссинию. Оно было организовано при поддержке Российской Академии наук.
Поэт собрал в Абиссинии богатейший и разнообразнейший материал, особенно в сфере фольклора. Он записал великое множество легенд, преданий и песен местных племён и народностей. Секретарь историко-филологического отделения Академии наук академик С.Ф.Ольденбург отмечал, что коллекция, собранная в Восточной Африке командированным туда господином Н.С. Гумилёвым, существенно дополняет имевшиеся в те времена в этнографическом музее Петербурга материалы о племенах харрари и сомали, и является уникальной в своём роде.
Научная задача, поставленная перед поэтом, была выполнена им полностью и блестяще.
Что значили эти путешествия для него самого - трудно оценить, ибо они сделали из него совершенно другого человека: мужественного, пытливого, знающего цену жизни и чести. Абиссиния дала мощнейший импульс его творчеству Именно Африке посвящена одна из лучших прижизненных книг поэта «Шатёр» созданная в Крыму в пору гражданской войны.
В последние годы жизни поэт признавался, что в Африке ему нравилось всё, и он не отказался бы жить там даже простым пастухом или охотником, бродить целыми днями по джунглям, а на ночь возвращаться в маленькую абиссинскую деревушку.

Глава 9
Последняя свобода.

О чём бы он ещё мог написать? Где, в каких неизведанных краях он мог бы побывать со своим неуёмным, неусидчивым характером, какие открытия сделать? Об этом мы уже никогда не узнаем...
Ему было только тридцать пять лет, когда чекистская пуля оборвала его жизнь. 27 августа 1921 года выдающийся русский поэт, путешественник и первооткрыватель Николай Степанович Гумилёв был расстрелян по приказу большевистского трибунала. И не помогли ни ходатайства друзей-литераторов, ни заступничество пролетарского писателя Максима Горького.
Человек, отказавшийся донести на своих боевых товарищей, вместе с которыми он сражался на фронтах первой мировой войны против кайзеровской Германии, которые, как и он сам, на его глазах поднимались в атаку и шли на смерть под перекрёстным огнём за свою родину, за Россию, такой человек был не нужен Советской власти и ЧК. Его расстреляли «за недонесение», то есть за то, что поэт отказался стать подлецом, а просто остался самим собой - поэтом и человеком.
Он был слишком свободным для того, чтобы оставаться в живых...
На меня назначена охота. Поутру, как только рассветёт, стану я добычей для кого-то, кто покрепче сети заплетёт...Станут гнаться, станут веселиться, громко петь и долго пить вино... Только их потасканные лица мне увидеть будет не дано. Будь я самый сильный, самый ловкий, - знаю точно: завтра поутру окружат и спутают верёвкой, и потащат за ноги к костру. Мне Угода шепчет : « Стань угодным, подольстись, ты - парень с головой. Я тебя не сделаю свободным, но зато останешься живой...» Просит Зависть: «Ну, пойди навстречу! Раззавидуй! И решись на зло...И тогда я душу покалечу, в остальном - считай, что повезло..» Третье Зло, одолевая скуку, в предрассветной дымке голубой молча мне протягивало руку и звало, манило за собой...
Выбор сделан. С именем восхода принимаю бешеную рать. И со мной - последняя свобода. Страшная свобода. Умирать.
...Как знать, вспоминала ли в тот последний день его жизни, в день расстрела, о странном бледнолицем поэте с пылкими влюблёнными глазами там, далеко-далеко, за горами, морями и пустынями, - гордая и прекрасная королева нилотов? Я думаю, наверное, вспоминала... Не могла не вспоминать.

ИИСУС ХРИСТОС. ИСТОРИЯ ЛЮБВИ.
 ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ…
Мы ранее уже говорили о взгляде на Иисуса Христа, как на просто человека, жившего когда-то среди людей. И, если мы согласимся с этим утверждением, как с фактом, имевшим место в истории человечества, то мы должны признать за Иисусом и право на всё земное, что сопутствует человеку в его жизни. В том числе и право на любовь…
Нет, речь не идет, как обычно, о братской любви ко всему человечеству или о любви Господа к чадам своим. Это - само собой. Об этом и так всюду говорят и пишут постоянно, касаясь в целом религиозной тематики, что, впрочем, характерно для любой общемировой религии.. Давайте прежде попробуем ответить себе на несколько вопросов.
Можем ли мы, люди, по прошествии уже почти двух тысячелетий признать, наконец, за Иисусом Христом право быть просто человеком? Именно: не божественным символом, не «облаком в штанах», не религиозным идолищем - предметом тупого фанатичного поклонения, а нормальным простым человеком из плоти и крови? Давайте исходить из того, что мы обязаны признать за Ним это право, хотим мы того или не хотим, но потому уже, что Он – был среди нас.
Если же мы признаем , что Иисус был когда-то обычным земным человеком, то чем именно характеризовался он, как человек? Из Евангелий нам известно, что Иисус Христос был довольно-таки молодым человеком мужского пола. Вряд ли мог выглядеть старцем Тот, кому довелось умереть в тридцать три года. Далее, Он безусловно обладал даром красноречия, умел убедить людей в своей правоте, ведь согласно Писанию Ему восторженно внимали толпы простого народа. Исходя даже из этого, можно предположить, что Он наверняка не был косноязычен и, скорее всего обладал приятной внешностью или, как минимум, не отталкивающей от себя.
Были ли среди последователей женщины? Конечно. Во всех канонических Евангелиях этому есть масса примеров. Более того, смею предположить, что среди Его приверженцев бОльшую значимую часть составляли не мужчины, а именно женщины!
Помимо того, что Он был тем, кем был, Он был ещё и обаятельным молодым мужчиной, полным вдохновенной энергии, имеющим, говоря современным языком, звёздную популярность. И, если у современных звёзд политики ли, эстрады ли, бизнеса ли – есть свои поклонники и поклонницы, то почему не предположить, что и у такого человека, как Иисус Христос были своеобразные «фанатки» и «фаны»? Особенно – «фанатки».
Чтение Евангелий убеждает меня, что они не только были, но были во множестве. Повсюду. Они ходили за Ним следом, они буквально - целовали Ему ноги, они (вполне в современном нам смысле) жаждали хотя бы раз прикоснуться к Его одеждам.
Стали бы они все поголовно делать то же самое, если бы Он был женщиной? Или гермафродитом? Или импотентом? Возможно, но, наверное, всё-таки не в таком количестве, не так бодро и не с тем упоением… А если так, то мы тем самым даем возможность зародиться предположению о вполне земном эротическом влечении к Иисусу у некоторой части из Его поклонниц. Ничего необычного в этом не вижу. Разве в Него нельзя было влюбиться по-простому, по-человечески, если Он – мужчина в расцвете сил? Можно. И влюблялись. Безусловно.
И, если мы признаем за Ним право на существование на земле в обычном земном смысле и обличии, то почему мы отвергаем мысль о том, что и Ему, как цветущему мужчине, нравились женщины? Да, нравились, безусловно. А, возможно, и не только нравились. Разве Он не имел права на ночь любви? Имел. И кто решится сказать, что Он этим правом ни разу-таки за тридцать три года не воспользовался? Никто.

 ФАКТЫ…
Иисус был молодым неженатым мужчиной. В Евангелии от Иоанна упоминается, что Его вместе с Матерью приглашали на свадьбы, и Они ходили туда вместе.
«На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там.
Был так же зван Иисус и ученики Его на брак». ( Глава 2 ст.1-2 от Иоанна)
Кто может поручиться, что ни Его самого, ни Его Мать при этом не посещали мысли о будущей семейной жизни Иисуса Христа? Возможно такое? Вполне. Возможно даже, что это были своеобразные смотрины будущей невесты. По крайней мере в повседневной человеческой жизни – это вполне нормальное явление.
Мог ли холостой молодой человек, даже если Его зовут Иисус Христос, иметь связь с женщиной? Конечно. Оспаривать, полностью исключать такую вероятность, если мы признаем реальность существования Иисуса, как исторически существовавшую личность, сложно.
«Тут книжники и фарисеи привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши её посреди сказали Ему: Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?…
Когда же продолжали спрашивать Его, Он восклонившись сказал им: кто из вас без греха, первый брось на неё камень.
… и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди». ( Гл.8 ст.3,4,5,7,9 от Иоанна)
Из этого отрывка неясно кем именно была эта женщина. Однако, нельзя полностью исключить предположения, что она могла относиться к разряду женщин легкого поведения. И если каждый из только что осуждавших её не посмел бросить в неё камень, то, может быть, и по той причине, что все они хоть однажды, но имели связь либо с ней, либо с её подругами по профессии. На этот фрагмент Евангелия многие обращали внимание не раз. Но, если исходить из того, что Иисус был вполне состоявшимся нормальным молодым мужчиной, то следовало бы обратить внимание и на маленький, но весьма немаловажный, на мой взгляд, нюанс: Он ведь и сам в неё камня НЕ БРОСИЛ! Почему? Может быть, и себя Он перед этой несчастной женщиной не мог объявить абсолютно безгрешным в отношении половых связей? По крайней мере, не возникает ли странного ощущения, что они были знакомы между собой раньше, и что речь идет не просто о какой-то женщине, а о вполне конкретной?
«После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария , называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему именем своим». ( Гл.8 ст1,2,3 от Луки)
Обратите внимание на то, сколько женщин следует повсюду за молодым и холостым Иисусом! Мужчины здесь совсем не перечисляются (кроме вечных апостолов), только женщины! И каким образом и молодой человек изгонял из юной красавицы семерых бесов можно только догадываться… И то, чем именно юноша так помог Иоанне, чужой жене, супруге царедворца(!!!)Хузы, что она бросила семью ради Него, история умалчивает! Он же её фактически от мужа увёл! Вряд ли её муж, да и весь царский двор после такого известия проникся расположением к молодому человеку.
«В продолжение пути их, пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; У ней была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его». ( Гл.10 ст38,39 от Луки)
Поскольку Марфа в это время готовила угощение путникам, а питались в то время исключительно возлежа, стульев было иметь не принято, то это означает, что в ногах лежащего молодого мужчины сидела юная девушка. Подобное их взаиморасположение могло предполагать наличие определенных отношений не только духовного характера. Во всяком случае, с совсем чужими людьми незамужние молодые девушки вряд ли могли позволить себе нечто подобное.
«Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра её. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими. Сестры послали сказать Ему: Господи! Вот кого Ты любишь, болен…Иисус же любил Марфу и сестру её и Лазаря». ( Гл.11.ст.1,2,3,5 от Иоанна)
Из этого отрывка следует, что именно Мария на правах наиболее близкой знакомой Иисуса сообщает Ему о болезни своего брата. И Он спешит на помощь не к посторонним людям, которых Он совсем не знает, а к своим давним знакомым. Более того, не просто к знакомым, а к тем , кого Он любит. Какого рода отношения могли их связывать, что только ради них Он невзирая на смертельную для себя опасность спешит к их дому ( «Ученики сказали Ему: Равви! Давно ли Иудеи искали побить тебя камнями, и Ты опять идешь туда?» (Гл.11 ст.8 от Иоанна)) .
Почему Иудеи искали Его именно там и именно для того, чтобы побить и побить именно камнями?.. А ведь только что из другого отрывка мы уяснили, что побитие камнями полагалось вообще-то за прелюбодеяние! Что ж такого натворил тридцатилетний холостяк Иисус в этой деревне, что Его там искали для наказания подобным образом?
И вот казнь Иисуса свершилась. Кто были те люди, которые первыми обнаружили отсутствие Христа в гробе? Кто первый возвестил апостолам о чудесном воскрешении?
Женщины. И только женщины. И исключительно только женщины…Во всех четырех канонических Евангелиях это были женщины. Те, кто любили Его при жизни и остались рядом с Ним и по смерти Его.
«В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было ещё темно, и видит, что камень отвален от гроба;…
Иисус говорит ей: жена! Что ты плачешь? Кого ищешь?…
Иисус говорит ей: Мария! …» (гл.20 ст.1, ст.15,ст.16 от Иоанна)
Кто первым последовал к могиле Иисуса? Вероятно, та, для которой Он был самым любимым человеком, та, которая все три дня плакала именно так, как плачут только о родном, близком человеке. Чьё имя в первые же мгновения после своего воскресения вспомнил и назвал Иисус? Имя любимой женщины. Имя Марии…

Я записал эти свои рассуждения только для того, чтобы люди помнили, что человек по имени Иисус Христос был не мумией, не истуканом, Он был - живым . Настоящим. Тем, кого только и можно любить и уважать. И гордиться Им, как человеком. По-настоящему. Всю свою жизнь.


ТАЙНА АННЫ АХМАТОВОЙ

ТРИ «А»
Для меня всё началось с прочитанного когда-то давным-давно на заре моей юности стихотворения. Под ним стояла дата: «3 мая 1931. Хмельницкая». Впервые оно было опубликовано через 30 лет после написания – в 1961 году в Нью-Йорке в альманахе «Воздушные пути», спустя два с лишним десятилетия после гибели его автора – русского поэта XX века Осипа Эмильевича Мандельштама.
И поныне помню, как мне невольно передалось волнение автора, написавшего эти чудесные и невыразимо печальные строки. Приведу их полностью:

«Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.
Так вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.
И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Я – непризнанный брат, отщепенец в народной семье –
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.
Лишь бы только любили меня эти древние плахи!
Как нацелясь на смерть городки зашибают в саду,
Я за всю свою жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесу топорище найду».

Кто же тот человек, к которому обращается на «ты» поэт Осип Мандельштам в мае 1931 года? Стихотворение предваряется посвящением, состоящим из трёх заглавных букв – инициалов: «А.А.А.» Таким человеком должен был быть тот, о ком Осип Эмильевич знал наверняка, что именно он поймет всю глубину и сказанного и недосказанного, для кого язык поэта и его поэтический мир - близки и понятны. Из круга знакомых и друзей Мандельштама таким близким и дорогим человеком, с именем, соответствующим подобным инициалам, являлась только одна женщина. Поэтесса. Анна Андреевна Ахматова.

ВОРОНЕЖ

О злоключениях и тяготах Осипа Эмильевича Анна Андреевна знала не понаслышке. Они дружили много лет. В 1934 году Ахматова была в гостях у семьи Мандельштамов. У неё на глазах в доме произвели обыск, а в четыре часа утра Осипа Эмильевича увели. С утра она отправилась просить за поэта к Енукидзе.
Л.В.Горнунг в своих воспоминаниях пишет: «В 1936 году, когда я гостил на даче у Шервинских, я застал там и Ахматову. Она не раз вспоминала о Мандельштаме. Её очень беспокоила его судьба. При первой же возможности она поехала к нему в Воронеж ( поэт находился там в ссылке; Э.А.)
Второй раз Мандельштама арестовали в Саматихе, на этот раз окончательно. Где-то на краю света, в декабре 1938 г. закончилась его беспокойная, многострадальная, трагическая жизнь…
Когда Мандельштама уже не было в живых, Анна Ахматова во время очередной встречи с Л.В.Горнунгом произнесла: « Какую роскошную фотографию молодого Мандельштама мне подарили в Литературном музее». Это был Осип Эмильевич, снятый по пояс в белой рубашке с отложным воротником «апаш».
Дружба между двумя поэтами не угасала несмотря ни на какие внешние события в их жизни. С 5 по 11 февраля 1936 года Анна Андреевна посетила Воронеж, потому что именно туда поначалу сослали опального поэта. Осип Эмильевич был несказанно рад появлению Ахматовой в его квартире (которую ему сдавал сотрудник НКВД! О, это неусыпное око!..) в двухэтажном доме на углу проспекта Революции и улицы 25 Октября.
Именно здесь, в Воронеже, как пишет В.Л.Гордин в своих мемуарах «Мандельштамовский Воронеж», Осип Эмильевич сказал Анне Андреевне знаменательные слова: «Поэзия – это власть, раз за неё убивают, ей воздают должный почет и уважение, значит, её боятся, значит, она власть…»
Известно, что после той поездки Ахматова посвятила Мандельштаму стихотворение «Воронеж», которое заканчивается словами:

«А в комнате опального поэта
Дежурят страх и муза в свой черёд.
И ночь идёт,
Которая не ведает рассвета.»

«С НАРОДОМ»

В то время положение самой Анны Андреевны было, как говорят в таких случаях, незавидным. Многие наверняка помнят её знаменитые две строчки, сказанные по этому поводу:

«Муж - в могиле. Сын – в тюрьме…
Помолитесь обо мне».

Её муж, поэт Николай Гумилёв, был расстрелян чекистами в 1921 году, а сын, Лев Николаевич, будущее светило российской науки, находился в тюрьме. Вот как она сама писала об этом тяжелейшем периоде своей жизни:
«В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шёпотом):
- А ЭТО Вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом».

И ещё об этом есть у Анны Андреевны потрясающие по глубине осмысления,
ёмкости и простоте строки:

«…Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью был.»

И ещё одно, на этот раз последнее, отступление перед тем, как мы вместе с вами раскроем одну из тайн Анны Андреевны Ахматовой. Мне думается, что именно это дополнение внесёт необходимые штрихи в реальную картину происшедшего более шестидесяти лет назад! И тогда окончательно развеется один из самых стойких мифов школьной программы по литературе…
В марте 1940 года в городе на Неве, в городе со знаменитым Фонтанным домом, было создано одно из самых ярких, пронзительных стихотворений Ахматовой. Не могу удержаться от того, чтобы не процитировать его, пусть даже и со слезами на глазах. Что поделать, это чистые искренние слёзы…

«Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой!»
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем – не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание чёрных «марусь»,
Забыть, как постылая хлопала дверь,
И выла старуха, как раненый зверь…»


«СОХРАНИ МОЮ РЕЧЬ»
До начала Великой Отечественной войны оставалось чуть больше года… Мы видим, какими мыслями, каким безмерным горем была занята душа поэтессы.
А теперь вспомните знаменитейшее стихотворение Анны Ахматовой, которое мы все изучали ещё в школьные годы по программе. Называлось оно «Мужество». О нем нам говорили, как о патриотическом стихотворении, написанном в блокадном Ленинграде и посвященном борьбе советского народа с фашизмом в годы Великой Отечественной войны,.
Это ложь. Никакого отношения к Великой Отечественной войне стихотворение Ахматовой не имело никогда! Более того, на мой взгляд, на самом деле оно было написано до войны, но таилось до поры до времени от посторонних глаз, ибо смысл его настолько откровенен, что автору подобного произведения могла грозить самая суровая мера наказания. Вот именно потому оно и таилось…
Вспомните начало стихотворения О.Э.Мандельштама, посвященное А.А.А. – Анне Андреевне Ахматовой, женщине, которая помнила о нём везде и всегда:
 
«Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда…»

А теперь обратите своё внимание на основные 8 строк стихотворения Ахматовой:

«Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах.
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, -
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово!»

Что это, как не прямое открытое обращение к Осипу Эмильевичу Мандельштаму? Перед нами ясный и прямой ответ на его стихотворение!!! Он просит её сохранить его речь, и она отвечает ему, отвечает памяти о нем, от имени всего народа и дает клятву эту речь – сохранить, во что бы то ни стало.
Далее идут две строки, которые явно слабее, явно выбиваются и мешают осмыслению читателем сути произведения. И скорее всего они были приписаны к готовому уже стихотворению гораздо позднее, для отвода глаз, для цензуры, дабы каким-то образом закамуфлировать его явную антисталинскую направленность:

«Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!»
Здесь – и незатейливая глагольная рифма, и некая заклинательная форма «Навеки!», что Ахматовой, как маститому автору, абсолютно несвойственно, да и звучит – неестественно. То есть, мы имеем дело с явно намеренной позднейшей припиской.

 РАЗГАДКА
О чем идет речь в произведении? О том, что «мы знаем, что ныне лежит на весах и что совершается ныне…» А что совершалось? Геноцид государства против своего народа. Именно поэтому Анна Андреевна говорит о «часе мужества», который пробил на часах. Кому требовалось это мужество? Тем женщинам, которые ходят к тюрьмам каждый день, которые помнят об узниках тюрем и лагерей, подобных Мандельштаму.
«Не страшно под пулями мертвыми лечь…» - чекистские суды-тройки отправляли под пули цвет нации - интеллигенцию, офицерство, духовенство… «Не горько остаться без крова…» - прямая ассоциация с судьбой и мытарствами бездомного Мандельштама, которого именно власть лишила крова над головой.
Последующие две строки – клятва мужества, клятва сберечь слово. А, как известно, поэты сродни пророкам, а пророки – есть Слово. А Слово – есть власть, о чем Мандельштам говорил Ахматовой когда-то в Воронеже. Мы уже упоминали об этом факте.
Десятки лет нам морочили головы, утверждая не то, что есть и было на самом деле в отношении стихотворения Ахматовой. Я уверен, что и ныне множество людей не разобрались с действительной, реальной судьбой этого прекрасного произведения Анны Андреевны.
Если попытаться вспомнить о том, какие драконовские времена царили тогда в стране, то становится ясным, что именно мужество требовалось тому, кто написал бы впрямую об этом. О великой дружбе и верности ей двух русских поэтов в самые страшные годы репрессий говорят нам два стихотворения. Это – как пароль и отклик.
Те трепетное поэтическое чувство, которое они испытывали друг к другу до конца своих дней, справедливей всего было бы назвать Любовью, именно с большой буквы, потому что она – бессмертна даже тогда, когда давно уже нет ни нашего героя, ни героини… Любовь – отлитая золотыми строками великой русской поэзии ХХ века.
И в этом – их тайна.
В завершении своего небольшого повествования прошу каждого, кто прочтет его до конца, вспомнить хотя бы ради памяти Ахматовой и Мандельштама о тех, среди своих родных и близких, кто не сможет вернуться уже никогда…
Вечная им память…
 ВСТРЕЧА

  Он ушел на войну ясноглазым майором. На прощание, уже стоя на пороге, вдруг торопливо обернулся и, бодро улыбнувшись, сказал жене и сыну: «Ждите меня с победой. Я обязательно вернусь»… Честно говоря, в душе он радовался: впереди маячили медали, ордена, фанфары, быстрое продвижение по службе, может быть, даже служебная квартира в столице.
Через месяц армия рассыпалась, словно пепел на ветру… Приграничный городок, где до войны жила его семья, оказался в руках врага. Всех военных, попавших в плен, его правительство заранее объявило предателями, их ожидал суд трибунала – скорый и беспощадный. Тем более – офицеров. Враг тоже не щадил пленённых командиров, не только уничтожая их в первую очередь, но и охотясь за офицерскими семьями. Выбор у майора был невелик: либо погибнуть, либо оказаться в плену. Он никогда не был трусом, но погибать славной смертью героя не стал. Не стал, потому что нужно было найти, защитить и спасти жену и ребёнка. Он переоделся в простую солдатскую форму и сдался, чтобы выжить и совершить побег, и совершить его так, чтобы ни одна даже случайная пуля не оборвала его планы: иначе – какой смысл: где и как умирать…
 Целую вечность длиной в несколько недель он провёл в лагере для военнопленных среди бесконечных смертей и отчаяния. Он не знал и не мог знать о том, что жена его погибла под бомбёжкой в первые же дни войны. Ничего он не знал и о том, что его сына вместе с детьми других воюющих командиров и работниками детского дома пытались отправить в тыл, но ещё в начале пути эшелон с ребятишками подвергся обстрелу, и те, кому удалось спастись - укрылись в лесу. Чтобы сбежать из лагеря наверняка, он записался добровольцем в карательный отряд.
В дороге ему стало известно, что у партизан, которых они преследуют, находятся дети из семей военных. Обросший щетиной, полуголодный, в чужой солдатской шинели под моросящим осенним дождём, он сбежал из отряда карателей и начал искать встречи с партизанами.
Они наткнулись на него сами. Отобрали оружие и, конечно, избили. Он честно рассказал им о себе всё. Измученный бессонными переходами партизанский командир сообщил, что его, как дезертира, предателя и вражеского пособника сегодня же расстреляют. В россказни беглого карателя командир не поверил. Ни единому слову. Да и как можно доверять словам врага, который только что преследовал тебя в сыром промозглом лесу? Как можно доверять тому, из-за кого каждый день у тебя на глазах погибают твои товарищи и умирают дети, которых ты пытаешься спасти?
Майор понимал, что у него нет никакой надежды. И тогда он попросил об одном: показать ему перед смертью ребятишек. Вдруг, да и окажется среди них его сын. «Ну, это вряд ли…» - усмехнулся командир, - «Впрочем, погляди напоследок, всё равно тебя сегодня не станет. Погляди, иуда, на детей, ради которых мы не щадим своих жизней!» «А, если мой сын подтвердит, что я – это я, а не засланный провокатор?». « Какая разница, что он скажет?! Ты - провокатор и враг народа. Таких, как ты, нам уже дважды подсылали. Не о чем нам с тобой говорить».
Всё же его привели к детям. Голодные и усталые - они безучастно глядели на странного избитого до крови человека в рваной солдатской одежде со связанными руками. Им сказали, что это очень плохой дяденька, что он изменник и провокатор и ещё много плохого сказали о нём охранявшие его партизаны.
Сын сразу узнал его. Он часто рассказывал другим ребятам, какой храбрый у него отец, какой он сильный и как он, настоящий боевой офицер, отомстит за смерть мамы, как победит и прогонит всех врагов с нашей земли. А ещё он говорил, что отец обязательно вернётся и найдёт его, потому что он обещал. И вот теперь уже почти минуту стоял перед ним его отец – лучший из всех отцов на свете - униженный, слабый человек с глазами, опухшими от гноя, крови и слёз.
 … «Вы, наверное, мой папа?» - тихо произнёс сын. Затем он подошёл к отцу и неуверенно прижался к его грязной сырой шинели. Партизаны переглянулись между собой. «Ты ошибся, мальчик. Я не твой папа», - ответил отец, зажмурившись совсем уж как-то по-детски.
Ночью, когда ребятишки уснули, майора увели подальше от партизанского лагеря и расстреляли.
.....................................................
От автора.
 Кто -то, быть может, подумал, что это рассказ о войне... Нет, друзья мои. Это рассказ не столько о войне, сколько о любви. О всепобеждающей любви к своему ребёнку. О любви, которая выше смерти. И этот майор... Он ведь умер победителем, умер, поправ любовью своей страх смерти. Презрев её, вернее, даже не заметив - во имя любви...

ИЗ-ЗА ТЕБЯ
Если у тебя убыло нечто, не огорчайся, но возрадуйся за ближнего своего: ибо прибыло у него. У Бога всё соразмерно. И когда убывает твоё, прибывает другому. И когда прибывает тебе - у другого становится меньше. И так всегда. И потому: не спеши ликовать и не торопись огорчаться о себе, но умей сорадоваться другому и печалиться его печалями, ибо все они – из-за тебя.