Ангел от одиночества

Имена не выдуманы. События? Ну, местами...)))

Глава 1

Самолет отлепился от серого неба и ринулся вниз. Земля тяжело вздохнула и послушно устремилась навстречу, посверкивая вечерними огнями. Первые облака испуганно ударились о фюзеляж, но потом успокоились и поплыли рядом сонными подушками. Подушки, растянувшись на многие километры, постепенно удлинились в рыб, затем в деревья. Потом появилась она. Облака непрырывно меняли форму. Никто другой не мог ничего разглядеть в этом месиве, но он знал. Это было её лицо. Он часто разговаривал с ней, как будто она была рядом, и гоняя в тумане на дачу по шоссе Брест-Москва, и когда стоял в пробках на Садовом. А еще она приходила ночью. Когда он засыпал. Или когда занимался любовью с женой. Через кровать проплывали облака, потом полупрозрачные рыбы, деревья, и появлялась она. Вначале он отгонял эти видения, но со временем смирился и находил в этом даже какое-то порочное удовольствие. Ну да, конечно это было опасно. Он мог назвать жену ее именем..

Её звали Таня. Он знал её давно. Своя в доску и симпатяга-глазищи на пол лица, вздернутый носик и пухляшки-губы, готовые в любую минуту разползтись во вреднючей улыбке. не худенькая, но это не были расплывшиеся складки, а упакованные в эластичную кожу мышцы бывшей гимнастки. Она напоминала плюшевого медвежонка, которого хочется пожалеть, погладить и забрать на ночь в постель. Забрать ее в постель Женька пытался неоднократно с одинаковым отрицательным результатом.
он никак не мог понять почему. Он определенно нравился женщинам. Чуть выше среднего роста, чуть больше среднего веса, интеллигентная борода, наивная усмешка и шутка к месту притягивали к нему женские сердца как магнитом. Но видно ее сердце было из бетона и на магнит никак не реагировало:
- Ты знаешь, за бутылку шампанского и зефир в шоколаде я пожалуй соглашусь,-вредничала она. В те годы для Женьки это было целое состояние.


- Тебя очень скромным не назовешь. У тебя было много женщин и с ними все получалось. Почему здесь облом?
- С замужними проще. Они не хотят носить паранжу. Они хотят, чтобы ими продолжали восхищаться. А как обычно восхищаться муж? Как все зануды: "Что, у тебя новая прическа? И сколько мне это стоило?". Когда наперед знаешь, что он скажет, что он сделает, или не сделает.... И тут появляюсь я,- маленькое приключение на одну ночь. Эмоциональное напоминание, что все еще не так плохо.


А потом прошло время. Она успела сходить замуж за невообразимо красивого пьяницу и гулёну, родить ему дочку и развестись. Женька тоже успел жениться, переехать в столицу, обзавестись каким-то бизнесом, что давало ему возможность относительно безбедного существования в белокаменной. Но вы замечали, что все сказки кончаются свадьбами? Дальше начинается быт. Древние греки пытались описать этот быт. В результате получился сплошной фрейдизм. Да и как можно сохранять верность не самой, как оказалось, лучшей жене, когда вокруг бродят тучные стада девиц, падающие навзничь еще до того как их попросишь.
Женька не обращал внимание на девиц, он помнил Таню. Наверное в Тане всетаки что-то было. Ощущение неповторимо ангельского, какая-то неземная мечта, которая бывает только у воспитанников детских садов. Не зря же она обожала стихи Заходера.
Нет, он никак не мог успокоиться.
Он даже как-то умудрился вывезти Таню в Прагу, чтоб в обстановке романтики и готики пробиться к её сердцу и, разумееться, к телу. В Прагу она с ним поехала, смеялась, катаясь на забавных пони, читала Бродского и Сафо прогуливаясь по мостам и... оставалась такой же ироничной и непробиваемой.
- Ну почему?-когда она в очередной раз убирала его не совсем скромные руки или нежно чмокала в щечку, а не в дымящиеся от страстей губы.
- Ты понимаешь, я к тебе очень хорошо отношусь и не хочу потерять в тебе друга,-пухлые губы становились серъезными и еще пухлее,-ведь романтические отношения рано или поздно заканчиваются. И что у меня останется вместо тебя?
Такое комплиментарное объяснение его устраивало, но не останавливало. Он даже пытался с ней прервать отношения после Чехословакии... и не смог. Хотя ...

- Но ведь она - взрослый человек. Понимает, что зря в Чехословакию не зовут.
- Она не взрослая. Она вечный ребенок, играющий во взрослую жизнь. Она ровесница своей собственной дочки и я теряюсь в догадках как она эту дочь произвела Она даже целуется по детски, наверное в совковых фильмах насмотрелась.
- Но вы всетаки целовались? Чтож, первый шаг сделан.

Хотя нет, за годы боль несколько притупилась.
Он прилетел в ее город через пять лет, на юбилей старого друга. Город помолодел. Люди в нем постарели, ин не перекрасишь, не обновишь. Старые друзья покрылись сединой и склеротическими жилками.
Он вошел к ней небрежно стряхивая с плеч пыль столицы и неба. Сквозь поседевшую бороду пробивалась таже виноватая улыбка. В руках он держал цветы, шампанское и коробку зефира в шоколаде.
Она не изменилась совсем. Ни внешне ни внутренне. На лице ни удивления, ни восторга. Как будто только вчера травили друг другу анекдоты.
-Ужинать будешь?-и наконец не выдержала и улыбнулась. Губы привычно расползлись по шекам, занавески в комнате вспыхнули светом заката и где-то высоко замигала первая бледная звездочка.

Глава 2

На юбилее они сидели рядом. Он грамотно старался, чтоб в её рюмке не заводилась паутина и постоянно доливал. Но она и без допинга была великолепна. Сшибала глазищами с ног всех присутствующих мужчин, пообещала с Женькой выпить на-брудершафт, когда никто не будет видеть, расшвыривала улыбки налево и направо, как конфетти, танцевала и даже пробовала петь. Жены, как по команде, сдвинули свои тела поближе к супругам, укоротив до минимума поводки и пытаясь их вернуть назад под каблук. Не тут то было. Даже юбиляр, шарикоподшипниковой наружности седовласый импотент, видно что-то вспомнив, развернул свой нос - флюгер в Танину сторону и плотоядно пускал слюни.
Вечер закончился. Огни ресторана за спиной по одному поглощала ночь. Женька провожал Таню домой, а она как маленькая девочка продолжала вытанцовывать перед ним. Видно в эту ночь были выпущены все больные из психушки, потому, что даже милиционеры обходили их и не цеплялись. Его голова кружилась от алкоголя и восторга. Ему казалось, что в ней наконец просыпается то, что он пытался разбудить уже долгие- долгие годы. Он ловил её ладони, целовал пальцы, рассказывал как втихоря всю жизнь за ней подсматривал. От дороги к её дому нужно было подняться по деревянным ступенькам. Она бабочкой вспорхнула на самый верх, дождалась его и с размаху чмокнула прямо в губы:
- Женька, ты чудесный,- и скользнула к двери. По движению её спины он понял, что его за собой не зовут.
- Ну вот, только я хотел в любви объясниться, - забубнил он ей в спину, но она то-ли не услышала, то-ли сделала вид, что не слышит, и исчезла за дверью. Он постоял с каким-то странным чувством, даже на чай не пригласила, и разочарованно побрёл назад к остановке такси.

- Таня, ты почему его даже на чай не пригласила? В этом ведь ничего плохого нет.?
- А ты считаешь оно бы просто чаем закончилось? Ты знаешь, в нем сейчас живут не только мой друг Женька к которому я привыкла за сто лет, но ещё кто-то другой, желаниям которого невозможно сопротивляться. Шарм? наверное. Да и подпаивал он меня зря, что ли? Я же тоже живой человек,-она виновато улыбнулась. И потом...у меня есть другой мужчина, - глаза её потемнели - она заглянула внутрь себя, проверяя насколько правда то, что она сейчас выпалила,- уже много лет. Я ему очень обязана. Однажды она спас мою дочь. Когда я была одна. Без средств. И уже отчаялась... Он нас спас... и я его люблю. Наверное.
Потом долго стояла, прислонившись спиной к двери, слушала Женькины удаляющиеся
шаги и боялась пошевелиться. Боялась, что не выдержит и позовёт.

Ещё несколько раз до его отъезда они встречались. Пили чай. Болтали. Обменивались колкостями. За прошедшие пять лет он действительно изменился, много успел повидать, научился двусмысленно шутить и Таня лишний раз убедилась, что её новое восприятие не обманывает.
В пятницу, когда уже смеркалось, он притащил какой-то коньяк:
- Завтра я уезжаю, а ты обещала со мной выпить на-брудершафт.
- Ну разве можно верить пьяной женщине, - отпарировала она давно заученной фразой
- Так ты тогда ещё трезвая была, улыбнулся он.
- А трезвой тем более нечего верить. И вообще кто это верит женщинам?
- Значит то, что ты меня не любишь это неправда?
- Нет, я тебя люблю, но это неправда, не унималась она, расставляя рюмки и лёгкую закуску.
Но сквозь все колкости он чувствовал как постепенно исчезают многолетние проволочные заграждения. Он боялся верить, но видел как растворяются надолбы и противотанковые рвы.
- Ты подумай, что ты теряешь? Или я тебе физически неприятен?
- Да вроде нет, - она улыбнулась
- А ведь меня завтра уже не будет и вряд-ли я еще когда либо здесь появлюсь. Так прими меня как лекарство для маленького ночного удовольствия. Потом я исчезну, и будем вспоминать друг друга как приятный сон, пока меня не хлопнут террористы.
- В том-то и проблема. Ты меня разбередишь и испаришься, а мне как? И потом, ты наверное знаешь, есть у меня постоянный мужчина.
Про мужчину она ему говорила неоднократно еще раньше, в самые неподходящие моменты. Но на сей раз Женька пропустил это мимо ушей.

Они выпили. Он коснулся ее чуть влажных от коньяка губ. Губы пахли ромашкой и лугом. Во всем этом было ощущение нереального, как морзянка светлячков недавно ушедчего лета. Женька пытался глядеть на себя как бы со стороны и не верил, что это он. Он гладит её губы своими! Она не отворачивала лицо, но и не отвечала.
- Давай я хоть тебя целоваться научу, школьница,- почти прошептал он.
Таня продолжала молчать. Женька опять нежно коснулся ее губами и в этот момент она ответила. Он понял, что учить ее нечему. Костер разгорелся в пожар. Но несмотря на это он еще долго пробивался сквозь ее скромность, издержки в путитанском воспитании и какие-то условности. Под одеждой, как оказалось, она состояла из не менее приятных и очень горячих выпуклостей в самых необходимых местах.
- Ты знаешь, я была холодной, но после рождения дочери началось такое... Что это значит Женька почувствовал на себе, и к утру от него остались одни глаза, наполненные детской радостью и сознанием мужской состоятельности.

Женька надеялся, что провожать его на вокзал она пойдет сама, но за ними увязался Женькин друг, шарикоподшипниковый юбиляр. Он все время путался под ногами, донимал тупыми остротами и никому не давал вставить слово. Прощаясь она молча чмокнула Женьку в щеку и формально несколько раз махнула вслед удаляющемуся поезду. Попав на работу Женька первым делом позвонил ей, но она ответила, что все в порядке, она ни о чем не жалеет, и что она просто не могла быть более нежной в присутствии постороннего.

Продолжение следует???