Парнасская дева

Credendum quia mirandum.*





1


Мать-настоятельница приблизилась к ней, подняла ее с колен и, осенив ритуальным знаком, признесла:
- Господь призывает тебя дабы зреть высокое служение твое на лугах и водах своих, в песках и открытом Космосе, и в целом Храме его, коему имя Бессмертная Красота. И да пребудешь ты в неизменной благодати и любви ко всем чадам его и особо к чадам страждущим, ибо они, говорит Господь, не ведающие покоя строители Храма Моего...
То была формула парнасского посвящения и мать Урания уже не помнила, когда она говорила эти слова в первый раз. Она пристально оглядела девушку, стоящую перед ней с опущенной головой, и продолжала:
- Вот и наступил твой день, дитя... И назначено тебе отбыть на планету Ларр-3, что странствущие богатеи и безбожники Галактики всей превратили во средоточие нестерпимого зла и порока. – Она тяжело вздохнула и продолжала. – Склонные к примитивным плотским наслаждениям, малорослые обитатели планеты сей наивны и простодушны, век их недолог, и души их в безмерном страхе смерти и забвения, жаждут знака и слова Божьего... Но красота Храма Моего доступна всем чадам моим, говорит Господь, и да поможете вы потерявшему зрение обрести его вновь, ибо нет среди чад моих родившегося слепым, а есть только потеряшие его в пути...
- Смогу ли я, мать-настоятельница? – воскликнула девушка, трогательно подняв к ней свою прелестную гладко причесанную головку.
- Сможешь, дитя, - улыбнулась Урания. – Помню так же вот вопрошала некогда меня юная сестра Лидия, а спустя десять лет там на Ларре-3, великий Колумб открыл новые земли, именуемые ныне Америкой. – Она снова улыбнулсь. – Лишь Господу известно, кто он, твой избранник на планете сей, беспокойный строитель Храм Его, в непостижимой странности для собратьев своих разрушающий свою и так недолгую жизнью... – Она замолчала, вспомнив очевидно, что-то. - Это только начало дитя. Потом будут трудные и опасные планеты. Космос ждет тебя в безграничной скорби своей и любви.
Она смотрела вдаль и улыбалась, и двойная звезда Центурия сияла над Парнасским холмом.
- Теперь иди. Сестра Лидия объяснит тебе все детали твоего путешествия и пребывания на Ларре-3. Иди, - она снова пристально оглядела ее, - и скорого возвращения, дитя...



2


Посетить планету Ларр-3 всегда считалось делом дорогим, но цена в двадцать четыре тысячи ро, которую ей назвали в агенстве «Гуляй смело», казалось, превосходила все ожидания. Она сразу представила себе опечаленное лицо сестры Лидии, когда счет от агенства прибудет на Парнас.
Она ждала своей очереди к управляющему, а пока глядела на все более поражавшие ее рекламные пассажи, весело бегущие по монитору, здесь в приемной и одновременно снаружи на огромной панели над оффисом «Гуляй смело».
С НАМИ НА ЛЮБУЮ ИЗ ЗЕЛЕНЫХ ПЛАНЕТ ГАЛАКТИКИ!..
МЫ ДАЕМ ВАМ НОВОЕ ТЕЛО ДЛЯ НЕБЫВАЛЫХ ДОСЕЛЕ ОЩУЩЕНИЙ... НАША ПЛАСТИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ БЕЗУПРЕЧНА... МЫ ГАРАНТИРУЕМ БЕЗОПАСНОЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ОБЩЕНИЕ С ИНОПЛАНЕТЯНАМИ!..
С НАМИ ВЫ ПОЗНАЕТЕ МИР, С НАМИ ВЫ ПОЗНАЕТЕ САМИХ СЕБЯ, С НАМИ ВЫ ПОЗНАЕТЕ ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО!..
ТОЛЬКО У НАС ВАШ ОТПУСК ПРЕВРАТИТСЯ В КОСМИЧЕСКУЮ ОДИССЕЮ!..
МЫ ОБСЛУЖИВАЕМ ВСЕХ – ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ И СЕМЕЙНЫЕ ГРУППЫ, НАУЧНЫЕ ЭКСПЕДИЦИИ И МИССИОНЕРСКИЕ СЛУЖБЫ... ОСОБАЯ ПОЗНАВТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА ДЛЯ ДЕТЕЙ!..
МЫ ГАРАНТИРУЕМ АБСОЛЮТНО АДАПТИРОВАННОЕ ВТОРЖЕНИЕ В НАЧАЛЕ И НЕЗАМЕТНУЮ РЕДУКЦИЮ В КОНЦЕ... МЫ ЗА НРАВСТВЕННУЮ ЭКОЛОГИЮ В ГАЛАКТИКЕ!..
- Видите ли, - начал управляющий скрипучим голосом, поглядывая одним глазом на экран телекаунтера с ее заявкой и изображением Ларра-3, - Вы назвали Москву, Париж или Нью-Йорк, – он окинул ее оценивающим взглядом, - встречу с одиноким интеллектуалом со странностями, благопрятное время года и скоростное перемещение в оба конца... Это, знаете ли, стоит того. Москва была бы дешевле, однако, Москва отпадает. Там сейчас не разгуляешься,- подмигнул он, почему-то принимая ее за бесстрашную искательницу приключений, - хотя странных людей хватает, особенно среди интеллектуалов.
Ну и хорошо, ответила было она, но он продолжал с безмятежной улыбкой человека, знающего жизнь.
- Там, милочка, без пяти минут гражданская война и мы не думаем, что Ваша любовь к странностям столь велика, чтобы превозмочь все эти неудобства... Остаются Париж и Нью-Йорк... В Нью-Йорке мы вам так и подыскали подходящего парня, отработав, без преувеличения, все легализованные социальные сети. Это Джейсон Бардин, известный писатель-футуролог, сорок два года, разведен, двое детей, живет один в большом доме на Times-Square – это самый центр Нью-Йорка... – Он поднял на нее глаза – Что, футуролог?.. Ну как Вам получше объяснить, - он наклонился к ней с фамильярной гримаской всезнайки на губах, - писатель-футуролог, милочка, пытается прогнозировать будущее в лицах и обстоятельствах...
Она начинала уставать от его академической основательности, а он продолжал прежним безмятежным голосом:
- Писатель-футуролог, вот так-то... Эта пикантная подробность сразу расположила нас в его пользу. Представляю, как Вам будет забавно слушать его волшебные откровения о будущем. – Он заговорщически улыбнулся, словно ожидая тайного одобрения и тонкой похвалы.



3


Вот уже вторую неделю Джейсон Бардин видел один и тот же сон. Он бежал по зеленому альпийскому лугу и, добежав до его края, легко взлетал и потом парил долго-долго, почти не теряя прежней высоты. Внизу было широкое каменистое русло горной реки, выбравшейся наконец на долину, и противоположный отвесный берег ее в цветах и вечерней росе поблескивал под стекающим с гор закатом. Он парил в безмерном удивлении – как это никогда раньше ему не приходило в голову раскинуть руки как сейчас и слиться с остывающим и оседающим вниз плотным горным воздухом. Он просыпался от неиспытанного еще восторга, потом закрывал глаза и продолжал свое бесконечное паренье.
Я старею, думал он утром, стоя под душем, если мне навязчиво снится подобная чепуха.
Звонил телефон. Джейсон набросил халат и прошел в кабинет. Как он и ожидал, это был его издатель Гейл Бах, сильно встревоженный задержкой финальной версии романа «Когда-нибудь в один прекрасный день», над которой Джейсон, хотя уже прошли все мыслимые сроки, продолжал упорно работать. Нет, определенно что-то не складывалось в этом романе, все еще так его волновавшем. Его взгляд на мгновенье задержался на мониторе над письменным столом.
... Я шел неузнанный и молодой по миру 2045 года, по улице, вдоль которой мой внук Александр с широко раскрытым английским зонтом над головой бежал к машине... Удивительное дело, сказал я себе, там - на той стороне - дождь, а здесь такое жаркое Солнце, и улыбнулся. Два времени, два одиноких времени встретились на Пятой Авеню и люди то появлялись, то исчезали за завесой дождя...
Не задалась история, думал он, глядя на экран, не задалась, что бы там не говорили. Мне уже не отыграть по очкам в оставшиеся два раунда, поздно... теперь может спасти только чистая победа. Так что, похоже, придется повременить с этой самой финальной версией, старина Гейл… Он подошел к окну. Внизу, на Times-Square, спешили люди, томились у светофоров такси, было восемь – час тревог и смутных ожиданий. Он вспомнил свой сон, зеленый луг и паренье, и, усмехнувшись, пошел одеваться в спальню мимо гостиной...
Там в гостиной, в кресле под его портретом, некогда написанном знаменитой теперь русской художницей Катей Ларофф, сидела молодая женщина. Он оторопело качнулся.
- Как... как Вы сюда попали, черт возьми? – Он смотрел на нее, не веря своим глазам. Ну, что за пошлость, пришла сторонняя мысль, таких красивых девушек не бывает. – Кто Вы ?!
- Я сон этого безупречного джентльмена, - она знакомо улыбнулась, показывая рукой на портрет.
- Какой сон, - сказал он громко, - я видел только зеленый луг... – и запнулся, вдруг осознав, какую чудовищную глупость он только что сморозил.
- Зеленый луг – это замечательно, - рассмеялась она, хотя и казалась несколько встревоженной. «Абсолютно адаптированное вторжение», вспомнился ей старик-управляющий. Нет, решительно ничего эти бездельники из «Гуляй смело» не умеют делать. А ведь обещали показать меня во сне и что он непременно узнает меня при встрече. Хорошо еще, что он не так сильно напуган.
- Видите ли, - сказала она шутливо, - я из той фазы сна, которую не запоминают...
- Но как вы сюда попали, - повторил он, с вдруг шевельнувшейся внутри надеждой, что это, возможно, не кончится сразу, не оборвется внезапно, как его паренье ночью.
- Послушайте, - сказала она, - ну какое это теперь имеет значение... Существует по меньшей мере тридцать шесть версий того как я могла здесь оказаться. Хотите чтобы я Вам их все изложила. – И заразительно улыбнулась. – Лучше давайте завтракать. Мне говорили, что завтрак – это самое подходящее время для знакомства с мужчиной в Америке... Вы с этим согласны?
- Из всех земных заблуждений, - сказал он весело, - это самое невинное.
- А что Вы делали на зеленом лугу? – спросила она, рассмеявшись.
- Я летал над ним, - сказал он и тоже рассмеялся, и отправился в спальню одеваться.



4


Они бродили по Нью-Йорку, и по легенде агенства «Гуляй смело» она была только что прилетевшей из Вены журналисткой Ингрид Шольц, собирающейся написать статью о нем, известном писателе и мизантропе. Джейсон, по правде, мало вникал в эти академические разъяснения, наполненный до краев захлестнувшим его восторгом и тревожным ожиданием неизвестности.
Они сели на Sea-Port line ship** и плыли теперь по заливу мимо статуи Свободы. Он рассказывал ей историю Нью-Йорка, историю своей семьи, про свои нетерпеливые молодые годы здесь, в огромном мегаполисе, и так стояли они, обнявшись, на верхней палубе пока воды и время текли сквозь иммигрантские врата Нью-Йорка...
И плакали растерянно и радостно европейцы, индусы, китайцы и другие большие и малые народы Земли, завидев статую Свободы, и вставал перед ними этот сумрачный геометрический пейзаж Нового Города, непоправимо как прошедшая жизнь и неотвратимо как жизнь наступающая... Ее поначалу утомляло видеть яркие картины, вспыхивающие в мозгу у Джейсона, а потом, с некоторым опазданием, слушать их сжатый и фрагментарный пересказ.
Я люблю эту женщину, думал Джейсон, у меня болит сердце, когда я смотрю на нее. Я ...я снова тот юноша с пылающим взором, выбегающий из ночного кинотеатра с неодолимым желанием переделать мир. Не знаю кто, но тот, кто послал ее мне, знал наверняка, что  убивает меня... Она чувствовала непонятное волненье и отстранялась от Джейсона.
Вечером они обедали в «Метрополе» вместе с рыжебородым издателем Гейлом Бахом. Тот недовольно наблюдал за ними весь вечер и потом, улучшив минутку, шепнул ей:
- Я вижу, милочка, что в ближайшее время Джейсону никак от Вас не отвертеться, но постарайтесь не очень нам мешать...
- О чем это вы там шепчетесь, - спросил вернувшийся к столику Джейсон.
- Я объясняю фройлен Шольц некоторые тонкости твоей последней книжки, Джейсон, - осклабился Бах, - но, сдается мне, ее больше интересуют люди, чем книги. Я прав, фройлен?
- Доктор Шольц, с Вашего позволения, - сказала она твердо. – Я не собираюсь кому-либо мешать, мистер Бах. Более того, у нас с Вами, похоже, одна и та же цель, чтобы мистер Бардин здравствовал, писал хорошие книги и... - тут после некоторой паузы она заговорщически улыбнулась Джейсону – и ночами летал над зелеными альпийскими лугами.
- Вот-вот, - демонстративно опечалился Бах, - пока он будет так летать с луга на луг мы его книг не увидим... И потом, что это за альпийские луга, Джейсон? Почему бы тебе не полетать для разнообразия и над East-River , в виду, так сказать, родных вод и земель?
- Ну вы меня достали, ребята, - улыбнулся Джейсон. – Послушать вас, я только затем и живу, чтобы у вас было чем заниматься.
- Джейсон, - сказал Гейл Бах подчеркнуто серьезно, - ты в самом зените своей очень заметной жизни. Здесь, в этом лучшем из городов, ты стал знаменитостью и социальным явлением. Мы гордимся тобой, а профессор Шольц прилетела бог знает откуда, чтобы описать твои зональные похождения в этих самых зеленых лугах и травах.
- Доктор Шольц, - снова поправила она его и подумала, знал бы ты, голубчик, откуда я прилетела. И еще подумала – кажется, я начинаю к ним привыкать. Может быть со временем я могла бы стать хорошей девушкой Джейсону...
- Послушайте, Ингрид, - сказал на прощанье Гейл Бах, - не знаю, что и как Вы пишете, но, похоже, материал у Вас будет. Зеленые луга и все такое. Я готов подумать о контракте с Вами на книгу о Джейсоне... Ну как, годится?
И, торопливо пожав им руки, растворился в неоновых сумерках Times-Square.



5


Джейсон спал, словно растворившись в хрупком покое предутреннего часа. Она сидела в кресле рядом и смотрела на него. Я люблю его видения и сны, думала она... сейчас, когда он летит из сине-сумеречной страны смерти, горького и зыбкого лимонного ландшафта. Она наклонилась к нему и прижалась щекой к его щеке.
- Мне будет больно, еще как больно без тебя, - сказала она тихо.
Он открыл глаза и привлек ее к себе, ближе и ближе, пока мрак, их разделявший, не отступил.
- Не оставляй меня, - воскликнул он, когда наступила минута и бездна сверкнула под ним, - побудь со мной в моем аду...
- Я с тобой, - сказала она, - мне никогда не будет так хорошо...
- Волшебное слово никогда, - шептал он, - ты убиваешь меня...
- Я с тобой, - сказала она снова, - почему ты говоришь о смерти?..
- Я знаю, что потеряю тебя... не оставляй меня...
- Я с тобой, - повторяла она, - с тобой, с тобой...
Джейсон проснулся в диком страхе, что она исчезла, что ее, скорее, и вовсе не было, а все только сон и зеленые луга. Но нет, нет.. Он накинул халат и прошел в кабинет. Там за его рабочим монитором сидела Ингрид, что-то сосредоточенно читая с экрана и согласно кивая головой.
... Так проходит жизнь, так склоняет голову наша память, неся трепетные длани свои в оковах исторических календарей, так впадаем мы словно малые ручьи в ледяные реки наши – племена и народы – и путешествуем с ними на край времен средь неизбежных потерь, средь родовых суеверий, обычаев и печалей...
- Доброе утро, милый, - она встала навстречу, протянув ему обе руки, - я тут просмотрела несколько страниц. Прости, что без разрешения, не могла удержаться, - она казалась несколько смущенной. - Похоже, прекрасная книга, мистер Бардин, поздравляю...
- Вот как, - отвечал он шутливо, хотя и с еле заметным напряжением в голосе, - никогда не надеялся услышать это от столь авторитетного литературоведа, доктор Шольц.
- Это «волшебное слово никогда», - неожиданно вырвалось у нее.
В возникшей тяжелой паузе она испуганно вглядывалась в него, обреченно улыбаясь. Зачем я это сделала, мелькнула мысль, я могу его потерять...
- Так это был не сон, - промолвил он, на мгновенье смутившись, и подумал, что же это, мать мою, со мной происходит...
- Никто не знает, где проходит граница между сном и явью, не так ли, мистер Бардин? – Я могу потерять его, снова подумала она, но теперь уже поздно.
- Кто ты, черт тебя возьми, - вскричал он, свирепея, - скажи мне, наконец, если уж мы вкусили и этот запретный плод земной юдоли...
- Ну, что ж, придется объяснить, - сказала она глухим безжизненным голосом, - раз Вы уж сами не догадались, мистер Бардин. – Она посмотрела по сторонам, за окном занимался невысокий осенний день.
- Древние греки нас узнавали сразу, а временами мы жили там подолгу и даже под своими именами, как аонийские сестры, например... В древнем Риме мы тоже гостили часто, и Юлий Цезарь в молодости, бывало, неделями уединялся с нами на островах в беседах и молитвах... В средние века иногда возникали проблемы и немало наших девушек сожгли на кострах инвизиции невежественные монахи... Ну как, пока не стыкуется, мистер Бардин?..
Я его теряю, думала она, что заставило меня это сделать... зачем, зачем? Она расслышала детский плач в квартире этажом выше.
- Хорошо, продолжим наши игры... Колумб, кнутом и угрозами гнавший своих матросов в бессмертие... Моцарт с его черным человеком, отпевший себя в собственном реквиеме... Наполеон, вдруг потерявший интерес к почти-что выигранной битве под Ватерлоо... Гоголь, восклицавший «не оставляй меня», как вы сегодня ночью, мистер Бардин... Уже теплее, Вы не находите? - Она подняла на него глаза, полные мольбы и отчаяния. - Надо только взять и поверить, друг мой, как бы странно это сейчас не выглядело... Я Ваша Муза, мистер Джейсон Бардин...
Он смотрел на нее, глазам своим не веря.
- Какая же из девяти, доктор Шольц? Ах, должно быть, Урания, Муза Космоса, как же это я сразу не догадался? – издевался он, все еще не теряя надежды превратить это в шутку. – Вас, что же теперь, доктор Шольц, помимо прочих очевидных достоинств, снабжают еще и учеными степенями?
- Нам не доверяют наши ресипиенты, мистер Бардин, как это сейчас делаете Вы, - отвечала она с покорным безразличием. – Они сердятся, если случаются не вполне адаптированные вторжения. А недавно один гениальный, но неуравновешенный ортопед из Чикаго пытался даже выстрелить в девушку, застав ее поздно ночью у себя дома. – Господи, что это я говорю, спохватилась она, я его потеряла, потеряла... И обреченно замолчав, опустила голову на руки.
Я схожу с ума, думал Джейсон, вот сейчас, здесь на Times-Square, у себя дома, с этой никому неизвестной женщиной.
- Я устала, мистер Бардин, - сказала она. - Я ничего не умею. Меня не следовало отпускать сюда. – Слезы блестели у нее на глазах.
Я старый подозрительный дурак, подумал Джейсон и встал и обнял ее, и еще подумал – почему, почему ты не появилась здесь двадцать лет назад, когда я был прост и доверчив как языческий бог-сирота.
- Еще не вечер, милый, - сказала она светло и радостно, - и твои лучшие книги – впереди. Вот эта, - она глазами показала на монитор, - она твое волшебное слово...
Я жил, я таял, я становился тенью на поле, где зрели будущие времена...



6


Они плыли на юг на большой яхте «Three Stars» Брюса Макенроя, президента компании «Publishing Industry» , давнего друга и почитателя Джейсона. Яхта с командой в девять человек, включая повара, камердинера, горничной и пяти матросов во главе с капитаном Джоном О’Брайеном была предоставлена в полное их распоряжение...
- Никогда не видел женщины подобной красоты, - сказал Брюс Джейсону накануне на приеме по случаю пятидесятилетия «Publishing Industry».
- Держу пари, дружище, эта античная девушка не из здешних мест, я прав?
- О да, - улыбнулся Джейсон, - я бы не стал утверждать обратное. – Ингрид ненадолго отлучилась с Дениз, женой Брюса.
- Что, Европа? Скорее Россия, а? Нет, не то, не то... Прямо-таки хочется сказать, что она с какой-то другой планеты, дружище...
Знал бы ты, подумал Джейсон, в какую ты сейчас распрекрасную десятку влепил, старина Брюс...
- Удивительная, невозможная женщина, - говорил тот Гейлу Баху, показывая на них глазами во время музыкальной интермедии "Фокс-вокал", - чувствуешь себя никудышним, никому ненужным стариком, когда она вот так весь вечер не сводит глаз с Джейсона. Надеюсь, он-то понимает как ему повезло...
- Доктор Шольц – серьезная женщина, - осклабился Бах. –Кстати, если это Вас интересует, у меня с ней почти готовый контракт на книгу о Джейсоне.
- Да ну, - удивился Брюс и презрительно покачал головой, - я бы на Вашем месте не стал серьезно к этому относится. Такие женщины, приятель, никогда сами книг не пишут. Впрочем ... – Его отвлекли другие гости и он вынужден был отойти.
Под конец вечера подвыпивший и слегка расстроенный Брюс подошел к ним снова.
- Доктор Шольц, - сказал он тихо, - Вы были настоящим украшением этого грустного вечера... Я рад, что Вы с Джейсоном, мне было бы невыносимо видеть Вас с кем-нибудь другим... Не обижайтесь, дружище, - улыбнулся он Джейсону, - могло ведь случится и такое в этом самом непредсказуемом из миров, не так ли?.. Господь не стал бы изобретать статистики, если бы знал всех в лицо. - Он перевел свой вопрошающий взгляд на Ингрид.
- Джейсон, старина, - сказал он пока дамы прощались, - я вот подумал, жизнь проходит и ничего не успеваешь сделать для друзей... глупо... – Было непохоже на Брюса так подыскивать слова. – Знаете что, берите-ка Вы «Three Stars» и плывите себе на юг к мерцающим южным морям. Ну какая жизнь в Нью-Йорке осенью с таким зеленоглазым чудом? – Он с отрешенной нежностью смотрел на Ингрид. – Она прелесть, такие девочки появляются раз в столетье, правда, старина? – И грустно вздохнул: - Ну вот и хорошо, я распоряжусь...
Они плыли на юг и, сидя за компьютером в просторном кают-кабинете Брюса, он ощущал легкую дрожь молодого тела корабля. Уже вечерело. Он встал, подошел к иллюминатору и увидел на палубе Ингрид, оживленно разговаривающей с Джоном О’Брайеном.
Мне надо привыкать к мысли, что я ее потеряю, думал он, глядя на них, потеряю так же оглушающе внезапно как обрел. Когда время истечет, ее просто отринет от меня неясная аморфная сила. И я ничего не смогу сделать, ровным счетом – ничего. А пока...
Он вышел на палубу и пошел к ним. Ингрид повернулась к нему, улыбнулась, коснулась рукой его лица. Только она умеет делать это так, что сиротеют люди вокруг, думал он, глядя на растерянное лицо капитана.
- Что, Джон, - улыбнулся он, - мы в полном порядке и «Three Stars» плывет строго на юг?
- Так точно, Sir, - отвечал тот односложно, - как приказано, Sir, хоть до самой Антарктиды... - Он, казалось, не мог оторвать глаз от Ингрид.
- Едва ли Madam располагает таким временем, - сказал Джейсон, наблюдая за Ингрид, - а вот к Багамским островам мы, я думаю, могли бы поспеть. Тебе, дорогая, - он обнял Ингрид за плечи, - кажется, интересовала жизнь Колумба? Так вот с этих островов все и началось... Давайте, капитан, откроем Америку еще раз, специально для Madam. Как, годится?
- О, дорогой, как это замечательно, - воскликнула было Ингрид, но вдруг замолчала, представив печальные, давно потухшие глаза сестры Лидии, с укоризной глядящие на нее.
- Да, Sir, - весело отрапортовал Джон О’Брайен, - остров Watling, Sir, Columbus Point … Разрешите проложить курс? – И откланявшись (Sir! Madam!), направился к себе в рубку.
Они остались одни на палубе и перед ними простиралось густое осеннее море, и наступающая ночь зажигала свои мерцающие миры, и не было им конца, и веяло от них покоем и вечностью.
Где же дом твой, любовь моя, думал он, где двойная звезда Центурия, пославшая тебя мне, где круг земель твоих, так властно влекущих тебя назад? Что моя жизнь теперь?.. Они стояли на палубе обнявшись, два одиноких беззащитных существа в безмерном и безответном Космосе.



7


Они плыли на юг и все больше светлели воды, встречавшие их.
Что моя жизнь, вопрошал он, сидя перед монитором, это умирающее тело, это компактное пока еще собранье молекул, где как в ночлежном доме остановился мой скитальческий дух? Этот, планетарной химией регламентированный набор теплых земных суеверий и причуд?..
И он набирал дальше в безмерном отчаянии...
Неужели юность, дни и ночи нетерпеливого роста, никому неподвластного, угрожающего, почти злонамеренного созреванья, неужели все те сорок сороков удивлений и яростных догадок о мире – только предвестие сей необретенной материальной яви вокруг, означенной нашим случайным и непостижимо кратким присутствием?.. Где же оно, чудо и поветрие вечной жизни, где суть и сердцевина вещей, где малый круг, подвластный только Божьему персту, сокровенный миропорядок, чьим грубым и несовершенным повтореньем вся эта вакханалия, это звездокруженье в миллиарды световых лет?..
И, тем не менее, ему казалось, что он постепенно обретает надежду...
Мы видели реликтовый свет рожденья мира нашего и прочли его как волю и предначертанье, и сказано было там – то не случайность и беззаконие, а величайшая красота и скорбь... Когда-нибудь в один прекрасный день... когда-нибудь... когда-нибудь...
Он работал до изнеможения, переписывая свою книгу, и рядом был Океан, малый космос, питавший его тревогу и отчаянье, и безумное желанье стать ветром, облаком или звездой... Он работал, пока ночная мгла не отступала от иллюминаторов и начинало голубеть море. И тогда он уходил умирать к себе в каюту. И она приходила к нему и держала его руку в своей руке.
- Я люблю тебя, - говорила она, - помни меня.
- Я умру, - говорил он, - я хочу умереть.
- Ты не можешь умереть, - говорила она, - если я люблю тебя...
И он продолжал набирать в другую ночь, в счастливую провидческую минуту...
Мой дух, мой беспокойный дух прилетел на эту зеленую планету и, пройдя все стадии земных метаморфоз, устремится сквозь холодный космос к другим обиталищам, зеленым и солнечным лугам Господним. И скитаньям моим не будет конца и морям, и пескам, и архипелагам, и сожаленью горестному моему...
- Я люблю тебя, - говорила она, - вспомни меня, в скитаньх своих назови меня, если любишь меня...
Ему казалось, что он слышит сквозь сон как она молится за него...
О, великодушный Созидатель Вселенной, не оставь вниманьем своим сей крохотный островок в необъятных мирах твоих, вкруг которого лепятся народы дикие еще... Не оставь и страждущих чад твоих, ибо скитанья их безмерны, как безмерна любовь ко всем зеленым обиталищам Твоим...
Она молилась и плакала, и тогда беззвучно вспыхивали зарницы в лиловеющем небе и проливались дальние дожди.
Они плыли на юг. И, наконец, наступило утро, когда он пошел к ней в каюте, не к себе.
- Вот и Америка, эй проснись - сказал он тихо, поцеловав ее в щеку. «Three Stars» медленно входила в бухту Сан-Сальвадора. Они вышли на палубу, Солнце вставало у них за спиной.
Пятьсот лет назад, думал Джейсон, глядя на вспыхивающие под Солнцем зеленые берега, добраться сюда было не легче, чем до звезды. Это и была первая космическая одиссея. Великий Колумб... так кто же была Она, его Муза, его Женщина, его небесное блаженство? Изабелла, королева Испании? Или другая, никому неизвестная девушка-годесса из далеких центурийских земель?.. Он посмотрел на Ингрид.
Она подняла на него глаза, полные слез.
- Милый, - сказала она, - назад мы полетим самолетом, правда?
И он все понял – это должно случится скоро. Мой грустный ангел, сказал он себе, тебе будет спокойнее оставить меня дома, на Times-Square? Хорошо, хорошо, пусть будет так...
Он отправил короткие электронные послания Брюсу и Гэйлу Баху (книга ему была отправлена накануне). Затем вызвал к себе Джона О’Брайена и сообщил ему, что они покидают корабль. Тот был явно расстроен, ушел, потом вернулся, и стоял в дверях, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
Джейсон поднял на него глаза.
- Джон?.. Случилось что-нибудь, капитан?
- Sir, - выпалил тот с ирландской прямотой, - команда, Sir, хотела бы проститься с Madam...
Они, все девятеро, в выходных мундирах, стояли, выстроившись, на палубе, взирая на Ингрид с нежной почтительностью. Вот и официальные планетарные проводы, подумалось Джейсону.
Она попрощалась с каждым из них за руку, благодаря за незабываемое путешествие, а мальчишку-юнгу, разбудившего утром корабль криком «Земля! Земля! Америка!», поцеловала, сказав:
- У тебя все будет хорошо, обещаешь?
- Да, Madam, непременно, - его краснощекое лицо сияло от восторга.
Капитан проводил их к лимузину, ожидавшему на берегу. И они улетели в Нью-Йорк.



8


Он отключил телефоны, позвонил по домофону вниз Тому, консъержу, строго наказав никого к нему не пускать, и сейчас они сидели в гостиной друг против друга, и он рассказывал ей про свое детство, вспоминая самые нелепые и фантастические эпизоды.
Потом возникла пауза и он попробовал пошутить.
- Ну, что ж, по-моему отпуск у тебя получился. Так что эти парни из «Гуляй смело» не такие уж отпетые бездельники, а?
- Пожалуй, - сказала она, пригубив свой бокал с шампанским.
- А что «доктор Ингрид Шольц» - это тоже придумали они?
- Это легенда, как ты понимаешь, но она действительно существует и, возможно, даже объявится здесь когда-нибудь...
- Смотри, как интересно, - улыбнулся он, - похоже этих ребят совсем не занимает, что после этих, как ты выражаешься, «адаптированных вторжений» здесь могут случаться казусы и скандалы?
- Мне думается, очень мало, если это не угрожает интересам других клиентов.
- Замечательные ребята, - покачал он головой, - есть у кого поучиться нашим офицерам из «World Tours» ... И что же клиенты, - не удержался он, - они тебе попадалиь здесь?
- Два или три раза. Есть признаки, по которым их можно распознать, но... не стоит об этом говорить...
- Я понимаю, - сказал он и допил свой скоч.
- Ты меня не любишь сегодня, - сказала она грустно.
- Неправда, - сказал он, - я люблю тебя, люблю вопреки всему, чем жил до тебя и чем буду жить после... Даже вопреки вопросу, который не поварачивается язык тебе задать...
- Так задай его, - отвечала она спокойно, словно знала что его беспокоит.
- Хорошо, - промолвил он и глаза его потухли, - хорошо, а что, если эти парни из агенства выбрали бы тебе кого-нибудь другого. Ну, скажем, Брюса, Гейла Баха, Джона О’Брайена или кого-нибудь еще... Что, все было бы так же?..
- С Брюсом, возможно, но не так же...
- Почему с Брюсом? Он богат и знаменит?
Она поморщилась и удивленно посмотрела на него, словно ослышавшись.
- Нет, - сказала она твердо, - он думает как я, как ты... Он видит тот берег и не боится его... Потому что он узнал меня сразу... удивился, но узнал.
Ему вспомнился скептический провидец Брюс: «Господь не стал бы изобретать статистики, если бы знал всех в лицо»... Пусть даже так, сказал он себе, пусть даже так... но теперь это уже факт, свершившийся и печальный, и я... я люблю тебя вопреки предстоящей неслыханной, никем еще не испытанной потере, что как гора надвигается на меня, оттесняя мое сознание в сумерки и сны...
Они шли по зеленеющему альпийскому лугу и он узнал этот луг и это двойное светило над ним. Это твой мир, говорила она, твое новое, долгое обиталище. Посмотри сюда, говорила она, показывая на небо, это звезда Центурия. И они полетели к ней и весь мир был теперь внизу и все его прежние зеленые планеты, вспыхивающие под лучами великой Звезды... И была Земля под ними, и голубеющая Атлантика, и они видели «Three Stars», возвращающуся в Нью-Йорк, и каравеллы Колумба, салютовавшие ей. Они летели дальше и новым лугам не было конца. Но теперь она ускользала от него все больше и больше, и он уже видел ее, летящей далеко впереди, хотя попрежнему слышал ее голос очень явственно. Я вернусь к тебе, говорила она, я вернусь, только вспомни меня, в скитаньях своих назови меня. Она летела к стекающему с гор закату, растворяясь в нем, и он уже был один в темнеющем небе с проступившими звездами... Холод и отчаянье пронзили его и теперь он терял высоту, падая вниз все быстрее и быстрее, и росла до горизонта незнакомая планета под ним. Она приняла его и зеленые луга сомкнулись над ним.



9


Он проснулся, зная, что ее уже нет, и было пусто и холодно в доме на Times-Square...
Звонили в дверь – настойчиво, долгими очередями. Он отстраненно слушал несколько минут, потом, не выдержав, пошел открывать. Там оказался Гейл Бах, возбужденный, взъерошенный, с портфелем и ворохом свежих газет в руках.
- Джейсон, старина, что происходит, черт возьми, Ваш Том как зверь бросается на людей... Где Ингрид? – Он посмотрел по сторонам, потом раскидал газеты по комнате. – Вы только взгляните на эти рецензии... великий день, честное слово... Да разбудите Вы Ингрид и дайте мне чего-нибудь выпить...
Впрочем, он едва пригубил виски со льдом, который принес ему Джейсон. - Черт подери, посмотрите лучше сюда, - он побежал и поднял с пола New-York Times, - что пишет сам Род Салливан... Так...так... вот здесь, вот ... «Нет смысла пересказывать книгу мистера Бардина, как нет смысла пересказывать Новый Завет. Ее следует читать вслух, прислушиваясь к звуку собственного голоса»... Так... дальше, вот... «Ясно одно, Америка, наконец, получила книгу, которую давно ждала... молитву, обращенную в космос. И я смею утверждать, что никто со времен блаженного Августина не молился за нас так усердно и проникновенно»... Великий день, одно слово... Да разбудите Вы Ингрид, наконец, или нет?
Он сделал большой глоток виски и выжидающе посмотрел на Джейсона.
- У нас с доктор Шольц, старина, совершенно отдельный бизнес и для него сейчас, похоже, самое подходящее время. - Он нетерпеливо похлопал по портфелю, - я все подготовил, договор, контракт...
- Успокойтесь, дружище, - отвечал ему Джейсон расеянно и сурово, - Ингрид здесь нет...
- Хорошо, - терпеливо как с ребенком улыбался Гейл, - где же в таком случае она?
- Ее вообще больше нет, - невнятно настаивал Джейсон, - в общем ее и не было. Это была, ну так сказать, мистификация...
- Как это не было, - сорвался Гейл, - черт Вас подери с Вашими литературными штучками. Как это не было, посмотрите лучше вот сюда, - и он достал из портфеля только только что вышедшую «Когда-нибудь в один прекрасный день» и передал ее Джейсону. С ее суперобложки глядела на них печальная Ингрид, словно вопрошавшая его «зачем, зачем ты меня отпустил?», а за спиной у нее простирался необъятный звездный мир.
- Мои ребята щелкнули ее тогда на приеме у Брюса, - мечтательно осклабился Гейл, довольный. - Правда, неплохой монтаж? Кажется, что она действительно со звезды соскочила.
- И тем не менее, дружище, попробуйте понять, - продолжал после небольшой паузы Джейсон. - Она здесь была, но в то же время Ингрид здесь не было. Здесь была... ну как Вам это поприличнее объяснить, - он безнадежно развел руками и посмотрел наверх, - здесь была… Муза.
- Была, не была... Ну что за бред, Джейсон, старина? –опять сорвался Гейл. - Муза?.. Хорошо, пусть будет Муза. Конечно, Муза, черт подери, смотрите как похудели. - И он рассмеялся, пытаясь (Господи, дай мне еще капельку терпения!) превратить все это в шутку.
В этот момент в домофоне послышался голос отчаявшегося Тома, кричавшего снизу, из вестибуля:
- Мистер Бардин, Sir, здесь море народу, журналисты, телевидение, все хотят Вас видеть... Особенно одна дама, Sir, - он запнулся на мгновенье, словно вглядываясь в чью-то визитную карточку, - доктор Шольц, Sir, доктор Ингрид Шольц...
Гейл Бах подался вперед и, не давая ответить Джейсону, сам закричал в домофон:
- Том, ты что, мать твою, надрался там с утра...
«Особенно одна дама, Sir», - передразнивал он Тома. - Проведи сюда Ингрид немедленно, черт тебя подери...
Затем откинулся в кресле и победно посмотрел на Джейсона: - А? Так, значит, Муза, старина?.. Ее здесь нет – она, видите ли, уже там, - он постучал по суперу со звездами... – У меня, приятель, голова пока еще в полном порядке, хотя, почему, и я люблю послушать иногда сентиментальную историю, - и он расхохотался, довольный, потирая руки. - Сейчас подписываем контракт и – в ресторан, любой, какой пожелает дама... потому как великий день, мистер Бардин.
Джейсон грустно улыбался, хотя сердце у него забилось – вдруг, действительно, Ингрид... вдруг, ну мало ли что бывает, вдруг...
Дверь отворилась... На пороге стояла незнакомая грузная женщина с веселыми крашенными куделями на лбу и приветливо махала им рукой.


-------------------------------------------
* Нужно верить, потому что нужно признать чудесным (лат.).
** прогулочный корабль в морском порту Нью-Йорка (англ.)