Некоторая выборка произведений одних из лучших авт

Подборка стихов из Интернета
(представлена к семинару поэзии Высших литературных курсов, ноябрь 2005 для ознакомления слушателей курсов с одними из самых лучших авторов Интернета, в частности Стихиры).





1. Самый лучший (по моему очень скромному мнению (;?))# ) автор Стихиры.


 Алексей ТОРХОВ


О, брат! ныйотсчет.


Десять!.. градусов-заповедей ниже Цельсия.
Девять!.. радостей ниже пояса.
В Самое целился.
Боязно...

Восемь!.. чудес света... перебор... много.
Семь!.. раз отмерю и... струшу.
Чтобы убить в себе нелегала-бога -
надо целиться в душу...

Шесть!.. последних штрихов в число Зверя.
Пять!.. пальцев... и все мизинцы.
В аквариуме - глазам не верю! -
меченосцы и миноносцы... реже - эсминцы...

Четыре!.. угла, а иконам нет места.
Три!.. буквы... веселые... как паяцы.
Чужая фи-YES!-та.
Ударом всмятку по яйцам...

Два!.. сапога - пара... поддайте пара!
Один!.. на кресте... раз пятый.
Ох, вы мои родимые...
расползлись по нарам...
Пятна...

Все... пора в безразмерный от-пуск...
ПУСК!..

© Copyright: А.В.Тор..., 2002 Код: 1209300559

Вторник.

неделя надкушена...
вторник...
повадки у вторника лисьи...
стервозная память-дворник...
жжёт имена как листья...
в огне...
коробятся фото...
в окне...
обугленный кто-то...


Право Писания Я и Ты.

1.
И как тебе пришло в голову ?!
Зачеркнуть каноны и выдумать Свое.
Новую Грамматику.
«Право Писания»…
Как ты смогла ?!
Присвоить себе это Право.
Писания с большой буквы.
Я и Ты…
Теперь уже поздно назад.
Теперь уже глупо Раздельно.
Давай писаться Слитно.
И пусть Жизнь ворчит.
Пусть ставит двойку за двойкой.
Одну - небольшую.
За Неправописание.
Другую - немаленькую.
За Самоуправописание…

2.
Парадоксы Права Писания.
«Я» - в два раза меньше, чем «Ты».
Если считать по буквам.
«Ты» - в сотни раз больше, чем «Я».
Если считать по мыслям.
О себе почти не думаю.
Переполнен Тобою…

3.
«Мы» - слово, похожее на волны.
Вначале - просто рябь на воде.
Как дрожь по телу…
А если ближе к Тебе ?
Волнение.
Волн льнение…
А так близко - чтоб Слитно ?
Штормит от Желания.
Вал за валом…
«Мы» - срывает паруса.
Как одежду.
Ломая мачты размеренной Жизни…

4.
Слова - узоры мыслей о Тебе.
Нарисованные торопливо, но нежно.
Укутайся моими письменами.
Заройся в слова, еще пахнущие мной.
Улови эхо голоса…
Я, конечно, вернусь в Тебя.
Через пару частичек Вечности.
Лишь почувствую себя Отдельно.
Да обрасту Новой Кожей…

5.
Напиши на бумаге Мой Голос…
Растеряно водишь ручкой.
Опять получаются Чертики.
Корчат рожицы…
Чертики - скопище черточек.
Ожившие от Твоей растерянности.
Право Писания не при чем.
Обычное Чертчение…

6.
По ком звонит телефон ?
Он звонит по Тебе…
Скажешь - Хемингуэйство ?
Увы… - обычное хулиганство.
Звонить невпопад.
Не умея говорить Твоим Голосом…

7.
Ты размолчалась в куски.
По всем телефонам сразу.
Растерялась - не можешь собраться.
Растерялась - не могу собрать…
Чего больше в Твоем молчании ?
Хочеться верить - Меня…


ШЕПОТОМ о ВОЙНЕ.

Шепотом.
Столько лет.
Приручал к себе тишину,
чтоб моих шагов не пугалась…
Это я, а не дед
ушёл тогда на войну.
С первого дня…
Что потом?
Алость.
Артериальный рассвет.
«Мир, которого ещё нет»...
Так записано у меня.
Сурово.
В самой первой моей похоронке…
Багровость.
Венозный закат.
Корчится именно в той воронке,
куда я угодил, как в ад.
И куда угодила повторно бомба,
вероятности вопреки,
сорвавшая с плеч голову-пломбу,
без которой в ремонт не возьмут.
Не с руки…
Пять минут
отделяло меня от победы
над собой.
Сделать шаг и ворваться в бой.
Не успел…
«Военный билет» кроваво-спел.
Не книжка,
а льготный билет на войну.
С рассветно-закатной корочкой струпьев.
Окровавлен заранее…
Наступали живые трупы.
Ранили.
Сначала меня.
Потом и коня.
За НЕГО уже не дадут пол-царства…
А заботливое государство
за МЕНЯ его не давало и ранее…
Шепотом.
Или в крик.
Если тишина словно гром,
то не слышно как рвутся мины
на малые части,
норовящие угадать под сердце.
Как валидол - под язык.
Успокоить…
А конфетка-то с перцем!
А я так надеялся - мимо!
Что потом?
Окрик: «Стой, кто уйдет!
К чужому ветру лицом…»
Облака словно пули -
пахли свинцом…
Уснули.
Укрылись фанерной звездой,
как крохотным одеялом,
одноразовые бойцы.
Спите, отцы.
Вам, ей богу, вечности мало.
Полежите, став на постой…
Медсанбат-импотент бессилен.
Не сделать «апгрейд».
Слишком безумным был рейд
по тылам.
А безумных - легко размазать
в хлам.
Словно масло
по черным ломтям земли…
Жизнь, обнули
мой счетчик…
Всё равно ведь отнимут при входе в ад…
Товарищ солдат,
докладывать нужно чётче!
В том числе и о собственной смерти…
Виноват, вашблагродье,
не узнал…
Здесь в погонах все, даже черти…
Сбежалось отродье
в заградотряд.
Значит близок финал.
Проигравших в полуфинале - не лечат.
Всё равно ведь не будет легче…
Разводит руками
медицина - бес.
Сильно
путая хирургию с мясничеством.
Наукой стало язычество.
Приносят жертвы по плану.
В грешниках - целые страны.
Ампутируют даже сердца.
Я свое бы отдал за отца…
Не взяли…
Предлагали сменять на медали
по весу.
Но в осколках - лучше металл.
И он к сердцу ближе.
Не стал.
Хоть и мог, но не выжил…
Дай скальпелю волю -
изрежет в гуляш.
Ляжь…
Всему свое время.
Расслабься и постарайся заснуть
Вечным сном.
Потомки разбудят…
Загляни в мое сердце, доктор,
Как в бензобак.
От тебя ж не убудет.
Погляди -
на сколько дней осталось там крови…
Но он молчит так
Будто УЖЕ могилу нам роет.
Словно это часть государственной тайны,
а он из хранителей - крайний…
Шепотом.
Звал.
Окликал твоим именем Смерть.
Рвал
в клочья чужие тела.
Как конверты с желанным письмом.
Я позволил себе ЭТО СМЕТЬ,
выпуская случайно души
врагов
всё выше и выше.
ВЫШЕ.
Проглядел -
Моя увязалась за ними…
… Если б я только знал
КАК ты меня ждала -
Я б обязательно выжил!..
Что потом?.
Приручал к себе вновь тишину,
она впитывала прилежно.
Шепотом -
это не обязательно НЕЖНО.
Просто - сил уже не осталось…
Что потом?
Потом - очень тихо…
Наверное, осмелевшая тишина
клюёт хлебный мякиш с холодной ладошки.
Гладит с жалостью, как жена.
Я раньше умирал понарошку,
а нынче всё спутал.
В кожу врезались путы.
Звук вот-вот изойдет.
Отдаст концы.
Очень страшно - это ещё не война.
Война - когда устаёшь от страха.
Когда седеют отцы,
предварительно почернев от горя,
Слушая музыку бога войны -
Артиллериста Баха.
Вторя…
Шепотом.
Желание выжить - мания.
Воюем, маньяча…
Вот где-то взлетела последняя пуля.
Разглядела мишень в тебе.
На последней минуте матча
«СССР - Германия»
Девятое мая.
Девятый вал.
Для того, кто убит под занавес.
Под начавшиеся овации…
А кто-то счастливо кричал по рации.
Ему одному.
Во тьму…
Шепотом
после смерти окликнет кто-то.
А на фото -
у лейтенанта Харона
глянцем проглянет холодный пот.
Лицо безумно уставшее:
«Привет, пехота!
Вот…
редактировал текст похоронок
в самой массовой многотиражке
«От советского Трансформ-бюро»…
Поправил фуражку.
«Слышишь, Герой…
Понимаешь, - тебя там нет.
Ни в одном из миллионных списков
Твоя похоронка - просто записка.
Первоапрельская шутка…
Кто же шутит так жутко?!
Шепотом.
Что потом?
Потом я ожил.
И живу, наверное.
В том объеме, где умерла тишина.
Где не щебечут пули,
Которых путают с птицами.
Новыми лицами
колосится земля
в неосязаемой ПУСТОТЕ…
А какие стихи НЕ НАПИШУТ те,
чьи отцы не вернулись
для того, чтобы их зачать.
Ах, да… забыл -
это же мы.
Ну, хотя бы, очень похожие…
Шепотом
ставлю печать
у века на коже
я…
Шепотом.
Что потом???



Посещение Небесной Канцелярии.

Вижу дверь.
Табличку несъемную.
Буквы выведены коряво.
«Прием - с Ноля часов до Ноля минут».
Кто последний в приемную ?
- Я…
- И ты, Брут ?!
Бог снова в творческом отпуске.
И.О. Господа - Дьявол.
Ждут…
Толпится люд в приемной.
Кто-то крутит приемник.
Волнуются посетители.
Невозжелатели.
Ненавредители.
Неукрадители.
Несудители.
Не…
Не…
Не…
Висит на стене
Лик Несвятого Иосифа
В НКВД-шном кителе.
Говорят, - получился как в жизни.
Желающих повспоминать - только свистни.
Никто не свистит…
Здесь как-то не принято это.
То ли Бог не простить,
То ли денег не будет
До самого Конца Света.
А Дьяволу - по приколу
Покусывает кончик хвоста
И все листает «Плейбой»,
И бормочет:
Не та… не та… не та…
Ему, в принципе, по барабану
Кто из посетителей чего хочет
(кстати барабан вместо рояля - в кустах).
Просто нужно принять для плана
Пару сотен…
И еще для себя -
пару раз по сто пятьдесят
( причем, уложиться до ночи).
А потом - Простое меню:
На раз - врат
(от преисподней
и до самых Небесных врат),
а на второе - одеться попроще,
Под седого бомжа,
и ну, шнырять по помойкам
человеческих душ,
расчленяя их без ножа…
Такой вот контрастный душ.
Для желающих напрочь отмыться
От небесной голубизны.
И зарыться в приятные сны
О гениальном злодействе
(выражающемся хоть в действии,
хоть в бездействии)…
А в приемной - очередь закипает.
Уже виден пар.
Словно именно здесь и сейчас - нашествие
Начинающих аватар…
Здесь те, кто не млад и не стар…
Шельмы толпятся, чтоб пометили.
Гений - чтобы заметили
И взяли на небо до срока.
С гениями - морока…
Священники прут гурьбой
Согласовывать тексты молитв.
А я - еле дошедший.
Сам собой.
Как городской сумасшедший.
У меня - болит…
Здравствуй, товарищ И.О.
Слышишь -
Во мне ворочается Вселенная.
Изнутри звездами колет.
Материки расползаются, как мыши.
И тоже - с болью.
- Только то и всего?
Да нет…
Я уже научился «Да будет Свет!»
И, представляешь, - включается свет.
Правда, пока - в холодильнике…
Но опыты продолжаются
Вот только больно рожается
Что-нибудь стоящее…
Каждой твари по паре - запросто.
Они то, как раз, возникают
Одна за одной.
Мелькают…
Что еще ?
У меня не выходит главное -
Сотворение Человека.
Тут - сразу сбой.
Хоть уходи в академический запой.
Или в нытье…
Кройка еще так-сяк.
А вот шитье…
Никакой демонстрации.
Одни репетиции.
Получаются некие монстрики.
Бродят внутри толпой.
Струну заденешь, - звучат не гордо.
Чуть что не так -
Готовы дать в морду.
Хоть опять создавай милицию…
Усмехнулся Дьявол устало
И, вместе с тем, сладко
Обнажил облюбованный кариесом клык.
Молвил:
«Притягивай за уши.
И - внакладку,
Коль не выходит встык»…
Нет-нет, это - по Франкенштейну.
А мы не такие
У нас - Двадцать Первый Век.
Если календари не брешут.
У нас - проект «Человек»…
«Ну-ка, ну-ка, -
Раззабавился Люцифер:
«Не наигрались в «Лего»?
Теперь играете в «Эго»,
Вернее в его «Альтер»…
Интересный случай…
Куда же тебя девать?
(и длинный
порнографический ряд синонимов
в которых главный участник
чья-то развратная мать)…
А потом прошептал с улыбкой:
- Подожди, пока я - до И.О.
Тебе - до Него.
С такой то душевной болезнью
Как творчество Новых Миров…
Диагноз опасный и зыбкий.
К бесплодному ожиданью готов ?
Всегда готов…
Что ж, буду ждать
Второго Пришествия…
Только Кого ?
И Куда ?!
Проклюнулась снова Звезда.
Уколола под левой лопаткой.
И все-таки - это так сладко!
Когда их опять зажигают…
Когда?
Какие наши года…
Буду ждать Второго Пришествия
Творчества.
Небуйного сумасшествия…
И, сошедши с Ума,
(стоящего, между прочим,
как минимум -
на должности Начальника Штаба)
В диапазоне масштабов
«SUMA & TURMA»
Буду втайне
Предаваться своей Государственной тайне -
Разукрашивать Черно-белый мир
Как не сотворенный сам для себя
Кумир…
И мелькнет Искра Божья Творчества…
И вот тут-то - нюанс:
Тебе снова, может быть и Последний
Дается Шанс.
И главное, - не попутать эту Искорку
С Той…
С совершенно левой
Внезапно сверкнувшей
Случайной
Прохожей
Ни на кого ни похожей
Незнакомой
Исходящей
И тут же входящей
Падающей
Без желания
Исполнять желания
Безымянной
Звездой…



Театр одного актера.

Как все достало !
В Сраматическом Малом театре.
Ну, очень малом…
Имени Неизвестности.
Играю свои рок-н-роли.
Вот список:
Мучитель словесности.
Ученик в предвечерней школе.
Библи-аптекарь, лечащий книгами.
Считатель, что «почему бы и нет».
Торговец карманными фигами.
Некто, уходя-гасящий свет.
Смеханизатор смешных механизмов.
Не помогающих в жизни,
Скорее иначе…
Дожидающийся от Жизни сдачи.
Просто Мужчина.
Без веской причины.
На всякий случай - с причинным местом
(номер 12 в ряду седьмом).
Гном.
Иногда так жаждущий Белоснежку-невесту.
Ну, хотя бы одну на семерых…
Маленький штрих.
К биографии поколенья.
Хозяин собственной тени.
И Нехозяин Слова.
С ним тяжелей, чем с тенью…
Ратоборец в сражении с Ленью.
Счет по партиям - 0 : 508…
… Осень…
В театре моль доедает занавес.
Одним искусством сыт не будешь.
Роли раздают на вес.
Раздающие роли люди.
К одной тяжелой - две полегче.
Невыносимых, что давят плечи, -
Всего лишь две:
Быть Человеком.
И быть Собою.
Я вновь, их играя, забыл слова.
Но, даже у Вечности бывают сбои.
Наважденья.
Один из сбоев - твое Рожденье.
И всю жизнь борьба
За его отмену…
Выдавливаю раба.
По капле: кап… кап…
А в театре - спектакль «Перемены»
Опять переносит свою премьеру,
Не покладая натруженных лап.
Вместо нее - тренировочная премьерка.
Как примерка.
Для наложенья заплаты.
С водяными знаками «Вето».
И бесконечная корректировка даты.
С резолюцией: «Конец. Света»…
Вырываюсь из лап системы.
До боли…
Играю свои рок-н-роли.
Вгоняю подмостки в «драйв».
Скука в режиме «Демо».
Чтоб мне так въехать в тему,
Как въезжаю полжизни
В двухкомнатный Рай.
Чтоб мне так въехать в Тему !..


Пробоина выше линии Снов.

Накрыло !
Пробоина…
Выше линии Снов.
Вот-вот туда хлынет Явь.
Это - остервенелая Любовь.
О себе заявляет:
« Я !!!»
Где ты, стерва, шлялась ?
На улице - Ночь.
Расцеловал словом влажным.
По всем падежам…
Прочь !
Тебя и всю твою стаю…
Бывших друзей по длинным ножам.
Долгую ночь считаю.
Снежинкою таю.
От касания,
Отравленного теплым ядом.
Нашла героя награда.
Пробоина…
Пытаюсь зажать.
Рана - в ладонь.
Как бы сердце не выпало на…
А любовь умеет рожать
Что-нибудь кроме муки ?
Из пробоины капают в руки
Стихи…
Воздаяние за грехи.
Или же приношенье.
Сны моргают как дети
За миг до слез.
Поздравляю с Днем выРожденья !
Тенью.
Влюбленною тенью
По лестницам свое чувство нес…
На каком этаже я ?
Кто-то скажет: «Не знаю…».
А кто-то: «Сюжет - не нов».
Отвечу, немея:
Наложите жгут выше линии Снов.
Не так высоко…
Это - шея.


Опоздавшая грустная Фея.

Осень
Не пришла, как обещано - в восемь
Ноль-ноль.
Опоздала.
Ситуация: «соль»+ «рана»= «боль».
Приперлась в девять ноль шесть.
Ваша, честь…
Отсюда и до вокзала
От силы - минуты две.
И что у Вас в голове?
Вы же не на свидании,
Вы - на службе…
Кому это нужно,
Чтоб срывалось Главное действо -
Фейерверк листопада?
Скажи, кому это надо?
Кто постоянно вредит ?
Кто не хочет глядеть изумленно
На этот салют изо всех стволов
Враз погрустневших кленов ?..
Ладно, Осень, входи…
Ты - последняя, кто видела Лето.
Его прощальные слезы…
А ты подумала о поэтах?
Им же катастрофически не хватает слов,
Чтобы лелеять грезы.
Чтобы шептать «про Это».
Листопад.
Листопадшая женщина.
Ты - прекраснейшая из музык !
Подбрось-ка еще листьев в небо.
Пусть сражаются за венок сонетов
«Первому, соблазнившему Музу».
А не за комплексное меню:
«Зрелищ и Хлеба !».
Входи…
Бульвар наконец-то стал «желтым».
Как пресса.
Багряным.
И пьяным.
Пьет каплю за каплей дождинки.
Вырядился, как франт.
Словно провожает в армию листья.
В десант.
Смахивает слезинки…
А ты, - как пока неизвестная
Жорж Санд,
Пишешь чудо-слова несмело.
Пальчиком.
По моему заговорившему телу.
И я затих восхищенным мальчиком.
Распластался как лист.
Лежу.
И слежу
За движением пятипальцевой ручки
Или души…
Не останавливайся, - пиши !
Я никому не скажу,
Моя озорная писательница.
Касательница
Самых щемящих тем.
Не скажу - ни этим, ни тем…
Не скажу…
Осень посидит для приличия
И уйдет тихонько, чтоб не будить
Забудет плащ
И знаки отличия,
И Орден Большой Упавшей Звезды,
Что носят на левой груди…
А ночью,
Наконец-то нащупав путь
В галактику
Твоего Возбужденного Тела,
Прошепчу все спутав,
Полусонно и полунесмело:
- Заходи в гости, Осень.
У нас нет замков
И дверь без скрипа.
Зато дом, словно светом,
Наполнен музыкой.
И всем, что связано с ней.
Не переслушать невидимых скрипок!
Ты войдешь…
Разложишь свои трофеи,
Захваченные у лучших дней.
И будешь их влажной рукой
гладить, любя.
А я просто спою тебе песню
Про чуть-чуть опоздавшую
Грустную фею.
И ты, наконец улыбнувшись,
в ней узнаешь
Себя…



2. Самые лучшие (по моему мнению) произведения А.Кабанова.

 Александр КАБАНОВ

АБСЕНТНЫЙ СИНДРОМ

Попробуйте абсент на вечном сквозняке:
почудится акцент в молчании Мисхора,
в отпетой тишине - обрубок разговора,
монголья нежность - в русском языке.

… Из конуры собачьего ума
вдруг выползет, поскуливая сонно,
вся в синяках и в пролежнях, зима
с просроченным билетом до Херсона.
 
И я налью ей в блюдечко абсент:
"Лакай, дружок, пока не видит мент,
пока еще звучит в ушах прощальный зуммер
Американ-экспресс, и "пятый элемент" -
не найден, и пока - Иосиф Бродский умер…
 
Поэзия - предательство рассудка,
одним - жена, всем прочим - проститутка…
Виной - абсент: полынь и потолкынь…
В стране Прикинь - я сам себе акын.
Брось пистолет! Не шевелиться!, - шутка.

Я пью абсент, и я люблю тебя.
Сбегают крысли - мысли с корабля,
Иду на дно и преданно шепчу:
Ты, женщина, женчужина, жемчу…
 


АФРИКА

Сегодня холодно, а ты – без шарфика;
невероятная вокруг зима –
Как будто Пушкину – приснилась Африка
и вдохновение – сошло с ума!

"Отдайте музыку, откройте варежку", –
ворчат медвежие грузовики.
И чай зеленовый друзьям заваришь ты,
когда вернетесь вы из Африки.

Ах, с возвращением! Вот угощение:
халва и пряники, домашний мед –
А почему сидим без освещения, –
лишь босоногая звезда поймет.

Когда голодные снега заквакают,
шлагбаум склонится кормить сугроб.
"Любовь невидима, как тень экватора", –
сказал намедни мне один микроб.
Неизлечимая тоска арапова!
Почтовым голубем сквозь Интернет:
разбудишь Пушкина, а он – Шарапова,
а тот – Высоцкого – Да будет свет!





ВЫЙДУ ИЗ СЕБЯ...

*****
Выйду из себя - некуда идти,
а приду в себя - прихожу к тебе.
Словно шар земной - белкой раскрути:
или в январе, или в октябре

встретится в саду старая скамья,
цвета отставных, хрупких бригантин,
Спросишь ты меня: приходил ли я?
И душа шепнет: нет, не приходил...

1989








КАКОЕ ВДОХНОВЕНИЕ -МОЛЧАТЬ!

*****

Какое вдохновение - молчать,
особенно - на русском, на жаргоне.
А за окном, как роза в самогоне,
плывет луны прохладная печать.
Нет больше смысла - гнать понты, калякать,
по-фене ботать, стричься в паханы.
Родная осень, импортная слякоть,
весь мир - сплошное ухо тишины.
Над кармою, над Библией карманной,
над картою (больничною?) страны -
Поэт - сплошное ухо тишины
с разбитой перепонкой барабанной…
 
Наш сын уснул. И ты, моя дотрога,
курносую вселенную храня,
не ведаешь, молчание - от Бога,
но знаешь, что ребенок - от меня.




КАК ВИНОГРАД...

*****
Как виноград, раздавлен был и ты.
Волынки надрывали животы,
кудахтал бубен, щурилась гармонь,
танцор ногами разводил огонь,
на вертелах, ощипанная впрок,
шальная дичь летела на восток!
А рядом, вдоль осиновых оград,
в давильнях целовали виноград.
Слепила и дурманила глаза
лазурная и черная лоза:
- Мы вместе, брат, мы вместе - ты и я,
- Накрытые ступнею бытия,
еще не знаем, равные в одном,
какое это счастье - быть вином! -
когда в тебя, который год подряд,
любимая подмешивает яд!
1992




Мосты

1
Лишенный глухоты и слепоты,
я шепотом выращивал мосты -
меж двух отчизн, которым я не нужен.
Поэзия - ордынский мой ярлык,
мой колокол, мой вырванный язык;
на чьей земле я буду обнаружен?
В какое поколение меня
швырнет литературная возня?
Да будет разум светел и спокоен.
Я изучаю смысл родимых сфер:
пусть зрение мое - в один Гомер,
пускай мой слух - всего в один Бетховен.

2
Слюною ласточки и чирканьем стрижа
над головой содержится душа
и следует за мною неотступно.
И сон тягуч, колхиден. И на зло
Мне простыня - галерное весло:
тяну к себе, осваиваю тупо.
С чужих хлебов и Родина - преступна;
над нею пешеходные мосты
врастают в землю с птичьей высоты!
Душа моя, тебе не хватит духа:
темным-темно, и музыка - взашей,
но в этом положении вещей
есть ностальгия зрения и слуха!


3. Самый скромный из самых выдающихся авторов Стихиры и русскоязычного Интернета.

 Игорь ЦАРЁВ

ПЯТАЯ СТИХИЯ

Нам не дано предугадать
 Ф.И.Тютчев
--------
Устав от пресной чепухи,
Как в море ухожу в стихи я -
Ведь эта пятая стихия
Просторней остальных стихий.
Пусть только вторю небесам,
Когда царапаю скрижали -
Пером ли, острием ножа ли -
Я становлюсь мудрее сам.
Предугадать не суждено,
Но, знаю, слово отзовется:
Что тонко сказано - не рвется,
А, как хорошее вино,
По мере шествия веков
Лишь набирает терпкий градус -
Разумным людям дарит радость,
И отрезвляет дураков.


ДОЖДЬ

Над полынной бирюзой, над деревнею,
Чистой божьею слезой, песней древнею,
С черных крыш смывая ложь, тьму окольную,
Возрождая в душах дрожь колокольную,
Босиком издалека в белом рубище,
Согревая облака сердцем любящим,
Прозревая мир рукой, звонким посохом,
Дождь слепой шел над рекой аки посуху.


СТАЛКЕР

Вода не кипит. Не греет очаг.
Сверчок под диваном скрипит по ночам.
На кухне из крана о грязное блюдце
В отчаяньи капли размеренно бьются.
На горло, неслышно зайдя от окна,
Холодные пальцы кладет тишина.
Пора! И отброшена сонная одурь.
Пора! И как в омут, не ведая брода,
Срываются искрами мысли с пера
И гаснут, разбившись о ржавую воду.
В бетонных высотах, кирпичных высотах,
Деленных на прочные личные соты,
Живут невидимки — не плотью, а сутью.
Бесстрастные льдинки. Пристрастные судьи.
Смирись перед ними, и потные руки
Тебя приласкают, возьмут на поруки.
Но ты, своей болью линуя листы,
Но ты, забывая о собственном благе,
Старатель мечты и растратчик бумаги
На город в гордыне глядишь с высоты.
Раскинулась улиц ночных паутина.
Фонарная плесень, рекламная тина:
Там (где-то за гранью витрин и газонов)
Бескрайней страной расстилается Зона.
В нее из пожизненных мест заключенья
Вершишь свой побег, но относит теченье
Туда, где стальными ключами звеня,
Весталки замки поврезали в засовы,
Где Сталкер усталый сидит у огня,
Который на старом холсте нарисован.
Вода не кипит и не греет очаг...



РОДИНКА

Бьет озноб в часы закатные,
Старики хрустят суставами,
И скворечники плацкартные
К югу тянутся составами.
Там еще вовсю купаются,
Небо бархатное в просини —
И билеты раскупаются

Эмигрантами из осени.
Чай горяч, как лошадь с норовом,
Пляшет в сбруе подстаканника.
До чего же это здорово
Поиграть немного в странника,
Покурить в холодном тамбуре,
Где веселая компания
Так поет, что даже в таборе
Позавидуют цыгане им.

Зреет красная смородина
И воркует сладко горлинка...
Это, вроде, тоже родина,
Только мне милее родинка
На твоем плече, которое
Млечным светом ночью светится:
И сажусь обратно в «скорый» я,
И назад колеса вертятся.

Здесь уже сугробы спелые
Намело ветрами с полюса.
Здесь стоят березы белые.
Здесь метели с хриплым голосом:
Ты задернешь окна шторами,
Скажешь мне, что рада встретиться.
Я прижмусь к плечу, которое
Млечным светом ночью светится.



4. Самый талантливый автор Стихиры.


 Андрей Широглазов


ПОЭТЕСС НЕ УБИВАЮТ НА ДУЭЛИ...
 (Вере Никольской)

Быт свирепствует, и нервы на пределе…
(Поэтесс не убивают на дуэли).
 
Дел домашних шебутная вереница…
(Жжет глаголом виртуальная страница).

Гуттаперчивость семейного бюджета…
(Интернетовское дуло пистолета).

Дети радуют, но с каждым днем все реже…
(По стеклу души – рецензионный скрежет).

Поэтесс не убивают на дуэли…
(На работе вечно держат в черном теле).

Жжет глаголом виртуальная страница…
(Лица, лица, а покой нам только снится).

Интернетовское дуло пистолета…
(Скоро лето, а семья почти раздета).

По стеклу души – рецензионный скрежет…
(В парикмахерской – как клоун на манеже).

Быт свирепствует, и нервы на пределе,
Дел домашних шебутная вереница…

Поэтесс не убивают на дуэли:
Жжет глаголом виртуальная страница…







КАЛИТКА

Ей было четырнадцать. Может быть, меньше,
когда к ней пришло пониманье стиха
как глупой отваги порядочных женщин
за двадцать минут до свершенья греха.
Ей стало неловко, но в дебрях сознанья
уже прорастал золотой колосок
извечного русского женского знанья
о злой неизбежности вечных тревог.
 
Потом было Слово. Но не было Дела -
лишь подступы к теме, лишь поиски рифм,
чужие стихи, из которых глядела
метафора - сложная, как логарифм.
Бессонные ночи. Бессмысленный лепет.
Разрозненный Блок. Однотомный Шекспир.
И сладкий, как яблоко, внутренний трепет
при виде калитки в придуманный мир.


Семнадцать. На полке - две общих тетради:
пример поэтических опытов. И
прозренье, что тетка живет в Ленинграде
в пяти километрах от ЛГПИ.
Созрело решенье: попытка - не - пытка.
Дорога не главное - важен итог.
И снова - надежда, и снова - калитка
в придуманный мир поэтических строк.

Филфак - это жизнь минус жизненный опыт,
чужих откровений дорожная пыль.
Филфак - это ропот, похожий на шепот,
рождающий филологический стиль.
Магический шелест старинного свитка
и шорох бумаги, на коей донос
почти что дописан. Ну вот и калитка
в придуманный мир поэтических грез.

А, впрочем, дорога - не главное. Важен
итог. Но спускается лесенка строк:
“Он был так вальяжен,
он был так отважен,
но смылся, узнав
про трехмесячный срок”.
Девчонка. Три двести и сорок четыре.
Глазами в отца-подлеца - в поллица.
Грошовый уют в коммунальной квартире
унылого города Череповца.
А что там у нас в поэтическом мире?
Там тема Печали и тема Конца.
 
А, впрочем, житейского опыта нитка
скрепляет стихи попрочнее тенет
филфаковских бредней. Попытка - не пытка.
Рывок - и чуть-чуть приоткрылась калитка

в придуманный мир стихотворных высот.
И вот уже тридцать. Колонны вокзала
сменила на миг заоконная муть:
привычка цепляться за жизнь показала
единственно правильный жизненный путь.
В столице поэт - кто родился в сорочке,
райцентр - для тех, кому дорог навоз.
Да здравствует Вологда, где “одиночке” -
красивой, в богато расшитой сорочке,
и пишущей - можно пробиться всерьез.
Достаточно петь об осеннем листочке,
порхающем меж вологодских берез...


Недавно я с ней познакомился лично.
Она процветает, хотя не цветет.
По-прежнему пишет. Довольно прилично.
И все, что напишет - тотчас издает.
А пишет она удивительно прытко:
уверенной, властной, набитой рукой.
И даже стремится (попытка - не пытка)
в анналы попасть со своею строкой.

Я сдуру спросил: “Ну а как там калитка?”
Она рассмеялась: “Забила доской”...




Мы курим с деревенским мужиком...

Мы курим с деревенским мужиком
солому вперемешку с самосадом,
и разговор сиреневым дымком
задумчиво плывет над палисадом.
 
Я равнодушно внемлю старику,
хотя в душе своей и не приемлю
всех этих разговоров про муку,
про дождь и обнавоженную землю.

Но мать учила: “Старость уважай!”
И я цзежу: “Неважная погода.
И будет хуже этот урожай,
чем урожай 2000-го года”.

У старика тотчас теплеет взгляд,
он размыкает старческие губы:
“Гляди, как низко ласточки летят.
К дожжу”. И улыбается беззубо.

Пусть будет дождь! И вздуется река!
И грянут на посевы водопады!
Я уважаю старость старика...
Пусть будет дождь, раз это ему надо!

Пусть не разъест его лопату ржа,
пусть, наконец, исправится погода,
пусть будет лучше этот урожай,
чем урожай 2000-го года!

Он счастлив. Он готов меня обнять
за то, что я поддакиваю дружно,
за то, что я прекрасно понял мать
и делаю опять не то, что нужно.

А что мне нужно - скажет ли старик,
когда приду прощаться, уезжая?
Да нет. Для старика я - только миг
в пути от урожая к урожаю.

Лет через пять он тихо отойдет
от хвори непонятной и случайной.
А я вздохну: “Похоже, этот год
на смерти что-то очень урожайный...”




Я ухожу из кухни


1.
Я ухожу из кухни через белую дверь листа
От стола, от кухонной утвари и кухонного чада.
В спину меня подталкивает маленькая мечта,
Уши мои настроены на волну листопада.

Я ухожу из кухни по мосту стихотворных строк
И бормочу суеверно: "Не рухни, не рухни, не рухни…"
Я не бегу от реальности. Просто приходит срок
Не разбрасывать камни, а уходить из кухни.

Чайник свистит отчаянно, и холодильник в углу
Трясется так основательно, что обязательно рухнет.
Сквозняк теребит занавески, тени ползут по столу.
Но это меня не касается - я ухожу из кухни.

Позади меня остается невымытый мной стакан,
Баночка из-под кофе и крошки белого хлеба.
Клубы сигаретного дыма сгущаются, как туман,
И вместе со мной уплывают в предрассветное небо.

Я ухожу из кухни, не попрощавшись ни с кем,
И даже впервые в жизни не расплатившись за ужин
Взглядом, вежливым словом. Мост на моем листке
Все прочнее и шире, а кухня - все меньше и уже.

Мне остается сделать всего 15 шагов.
Да не кончится паста в ручке, да не иссякнет бумага!
Я ухожу из кухни, где из моих мозгов
Варится каждый вечер мозголомная брага,

Где на стене красуется выцветший натюрморт,
Где дрожжевое тесто у батареи пухнет,
Где чужая гитара берет неверный аккорд.
В общем, ариведерчи! Я ухожу из кухни.

2.
Последний шаг необычайно труден,
Как выход в осень раннею весной,
Как переход из вологодских буден
В один сплошной иркутский выходной.

Здесь ни при чем умения и опыт,
Почерпнутый из взбаломошных книг:
Порой дверь в осень отворяет шепот,
Порой не открывает даже крик.

Цепочка рифм, венчающая строчки,
Ямб, амфибрахий, дактиль и хорей
Бывают посильней дверной цепочки.
А иногда у запертых дверей

Толчешься час, другой безрезультатно,
И в маленькую скважину замка
Ты видишь только световые пятна
И кляксы на обочине листка.

(Не дай вам Бог хоть раз увидеть это
Сжигаемое пламенем потерь
Бессильное безумие Поэта,
Разбитое о запертую дверь…)

Последний шаг. И вот я у порога.
Привет тебе, знакомый дермантин!
Я не один, со мной - моя тревога.
Хотя когда я приходил один?…

Да ты, конечно, помнишь, как вначале,
Пытаясь обозначить рубежи,
Я, как дурак, таскал сюда печали,
Сомнения, обиды, миражи,

Иллюзии, надежды, умиленья,
Пустые обещанья и дела.
Они вошли в мои стихотворенья,
А молодость… А молодость ушла.

Я стал мудрей. И в дальнюю дорогу
По жизни стихотворно-кочевой
Отныне я беру одну тревогу.
На всякий случай. Мало ли чего…

3.
Как домохозяйка
В ожидании следующей серии
"Мыльного" сериала,
я никогда не знаю,

что увижу за дверью
поэтического астрала.
За то время,
Что я занимаюсь поэзией

Осознанно и постоянно,
Мои темы
То скользили по лезвию,
То скакали по барабану.

Мои строчки
То расползались вширь,
То сжимались отточенно.
Слева - кочки,

Справа - Сибирь,
Впереди - Вологодчина.
Я и сам могу
Заблудиться в этом

Полубезумном развале,
Утонуть в снегу,
Захлебнуться светом,
Задохнуться в шали.

Когда-то
Я писал о войне,
А потом стал пацифистом.
Но мои солдаты
До сих пор во мне
Осуществляют конкисту.

А сколько ненужных
И глупых слов
Выпалил я в запале,
И в центре южных
Цветущих краев
Стало холодно, как на Ямале.

Впрочем,
Если обойти холода
И не наткнуться на конкистадоров,
Можно до ночи
Бродить у пруда
Или во мраке поэтических коридоров.

Трудно сказать,
что я создал
мир замечательный и безупречный,
но если дышать
этим воздухом,
то можно прожить вечно…
4.
Урок истории мира, которого нет.
Преподаватель без штанов, но во фраке
Шагами меряет пустой кабинет
Где-нибудь на филфаке.

15 шагов от стены до стены
(Совсем как от кухни до имени-отчества…).
"Товарищи студенты, вы непременно должны
разобраться в феномене Одиночества.

Потому что даже бездарь, когда одинок
И весь в комплексах и сомнениях,
Способен создать небольшой мирок.
А что говорить о гениях…"

Урок географии. "Перед вами
Карта Мечты, один к сорока.
Видите - горы, а между горами
Петляет извилистая река.

Горы носят названье Удачи,
Река именуется - Время-Не-Ждет.
Записывайте условия задачи:
Что будет раньше - речка заплачет,
Или гора упадет?"

Урок биологии. У доски - скелет.
На доске - тема урока:
"Млекопитающийся поэт
в разрезе судьбы и рока".

Остальные уроки отменены,
По домам разошлась шебутная продленка
По причине отсутствия моей страны
В чужих головенках.

5.
Дверь позади. И кухня позади.
Дела, работа пропитанья ради.
Реальны только клеточки тетради
И сладкое волнение в груди.

Все остальное - только глупый сон.
Он снится мне так долго, что порою
Мне кажется: не я разрушил Трою,
Не я построил древний Вавилон,

Не я придумал плуг и колесо,
Не я внедрил в футбол удар коронный,
А кто-то совершенно посторонний:
Ахилл, Пеле, Эрнандес, Пикассо.

Но это бред! Мой сон - не про меня.
Не мог же Одиссей, любитель танцев,
Так виртуозно обмануть троянцев,
Подсунув им коварного коня.

Конечно, нет. Я помню этот миг:
Мы вышли строем у коня из брюха,
И началась такая заваруха
Под звон мечей, рыдания и крик.

Переплелись трагедия и драма.
Ну а когда повеяло концом,
Мой вымпел первым взмыл перед дворцом
Заносчивого старого Приама.

А Вавилон… А славный Карфаген
Под тяжестью латинской колесницы…
Нет, я там был. И это только снится,
Что я никто и звать меня никем…

6.
На кухне лишь качнулась шторка
И чайник тихо засвистел,
А я уже шагнул с пригорка -
И полетел. Как много дел

Я должен сделать в этом мире,
Пока эфирная струя
Листы разносит по квартире
И из осколков бытия

Кроит мне призрачные крылья.
Мне не понятен этот крой,
Но из житейского бессилья
Он помогает мне порой

Взметнуться ввысь, ловя губами
Запойный воздух горних сфер…
А там, внизу, присел на камень
Усталый старый Агасфер.

Когда-то я, не зная броду,
Совался в воду - всех спасти,
И обещал ему свободу,
И предрекал конец пути.

Он ждет. А я взлетаю выше,
Чтоб не нарваться на упрек…
- Прости, но Он меня не слышит,
И путь по-прежнему далек.

А впереди заумный Толкин
Ведет эльфийские полки
(я столько лет убил без толку,
уча чужие языки…).

Они рассеются не скоро,
Ведь защищают их мирок
Не злая клятва Феанора,
А столбики моих же строк.

Прощайте, сказочные дети
И ты, филологов кумир!
Вы нынче, как и я, в ответе
За этот беспокойный мир.

Я не ковал кольцо всевластья.
Я просто нес через года
Мечту о радости и счастье.
Но на пороге, как всегда,

Она рассыпалась на части.

7.
Дом под горою -
итог вдохновения -
смотрит нескромно
на демиурга-ваятеля:
лирические герои
имеют обыкновение
жить автономно
от своего создателя.

Мне уже нечего
им предложить -
ныне опальным
за прошлые изречения.
Но этой встречи
не отложить:
она ритуальна
по обозначению.

Солнышко светит.
Резвый ручей
рифмы и даты
диктует тревожно.
Здравствуйте, дети
бессонных ночей,
истин, когда-то
понятых ложно.



Здравствуйте, внуки
моих миражей,
пасынки черных,
тяжелых мгновений.
Я к вам из муки
кухонных ножей,
я к вам из вздорных
пустых воскресений.

Кристалики льда -
это ваши глаза,
слез порошок
рассыпаю горстями.
Вам никогда
не простить меня за
то, что ушел я
иными путями.

Впрочем, прощения
я не прошу,
поскольку сам перенес
вместе с вами
участок лущения,
снеговую паршу
и ранний мороз
по полной программе.

Это было в Саянах,
когла на паях
с Вовкой в кедах
и с Мишкой
на таежных делянах
в диких краях
мы с кедров
сбивали шишки.

Эй, парнишка,
ты тоже здесь -
в зеленой штормовке
и с фляжкою у ремня?
Что-то от Мишки
в тебе неуловимое есть.
И от Вовки.
И от меня.
А ты, обитающий
в ножеточке,
пропустивший по случаю
и ушедший в астрал,
наизусть читающий
строчки,
может быть лучшие,
которые я написал,

Ты тоже меня
упрекнешь в измене,
поймаешь попутку
и умчишься в тартарары?

Или, былое храня,
подогнешь колени
и протянешь мне самокрутку
из дешевой махры?

Дом под горою
забыл о создателе,
словесный парад
отменила гроза...

Лирические герои -
такие предатели -
привычно молчат,
опустивши глаза...

8.
Пора возвращаться. И так уже встреч
было больше, чем нужно.
Я слышу, как микроволновая печь
звонком приглашает к ужину.

Прости, мой мирок, я уже не хочу
бродить по твоим тропинкам.
Устало взлетаю и тихо лечу,
покачивая ботинком.

На кухню. Сквозь толщу придуманных сфер.
Туда, где шкафы - образами.
Задумчивый Толкин и злой Агасфер
меня провожают глазами.

Ни тот, ни другой не пытаются встать
и крикнуть вослед: «Куда ты!?»
А мимо уже маршируют опять
придуманные солдаты.

Они не достигнут великих побед,
о них не напишет Гаршин,
поскольку однажды беспутый поэт
их бросил одних на марше.

Вдали догорают остатки села.
Разбита трофейная рухлядь...
Расчетливо спрятав под майку крыла,
я возвращаюсь на кухню.

В душе просыпается раненый зверь,
разбуженный старшим сыном.
Он тоже повадился шастать в дверь,
подбитую дермантином.

Он тоже умеет ключом строки
справляться с замком иллюзий.
Щелчок - и уже маршируют полки
и Толкин лежит в джакузи.

Щелчок - и доверчивый Вечный Жид
опять обретает надежду
и в Стиксе бессмысленно норовит
свою постирать одежду.

Щелчок - и мертвеют его глаза,
как стерлядь, на грязной Сухоне.
В момент, когда я возвращаюсь назад,
он уходит из кухни...




5. Самый недооцененный автор Стихиры.


 Ольга ВАНЕЦЕВА

Монолог

Хоть раз в сто лет, но дай мне приходить,
хоть раз в сто лет, но дай тебя увидеть.
Мне не о чем и не с кем говорить,
мне некого любить и ненавидеть.

Я раз в сто лет нарушу твой обет,
небрежно брошу на пороге: здравствуй!
Мне было трудно пережить сто лет,
но я готова – разделяй и властвуй.

Нет ты не бойся, я не навсегда,
на этот раз я очень ненадолго.
Ты нехотя, сквозь зубы скажешь: да,
и объяснишь куда впадает Волга.

Я буду слушать разливая чай,
ты не дождешься жалобного стона.
Ругай меня, убей, но замечай,
хоть раз в сто лет, но я не «вне закона».

Мой добрый, мой хороший, мой родной!
Мне кажется, что ты сгущаешь краски.
Не нужно мне твоей любви и ласки,
мне просто надоело быть одной.

Вокруг меня такая пустота,
вокруг меня кончаются дороги.
Хоть раз в сто лет сними меня с креста,
а если нет, тогда отрежь мне ноги.

Тогда я не смогу тебя увидеть,
тогда я не смогу сказать: пусти!
Тогда я не смогу тебя обидеть
хотя бы тем, что раз в сто лет прийти.



6. Самый нераскрученный автор Стихиры.


 Александр БУТЯГИН


 Женщина исчезла...

Женщина исчезла,
Утекла сквозь руки.
Распахнулась бездна
Скуки и разлуки.

Я присяду с краю,
Свешу в бездну ноги,
Ясно понимаю
Прямо на пороге:

Скрыться – невозможно,
Медлить – бесполезно,
Ждать пощады – тоже,
Бездна, это бездна




Охота

Я видел: ястреб свой сломал полет -
Горизонталь сменилась вертикалью,
И вот он воздух утренний сечет
Изгибом крыльев, как дамасской сталью.

Вот он разрезал синий воздух, где
сегодня от воздушных замков тесно,
И капает подобное воде
Их жидкое, податливое тесто.

А вот им красный воздух рассечен,
Где лязг войны и боевые кличи
Столь плотны, что на миг запнулся он,
И искры высекают перья птичьи.

Вот он прорезал черный воздух, здесь
Пары земли и насекомых пенье,
Но ястреб прошивает эту смесь
Ни на секунду не прервав движенья.

Вот он завис у самой почвы, лишь
Ударив по траве крылом, как дробью,
Поддел когтями полевую мышь
И вдоволь напился мышиной кровью.



7. Самый себя губящий автор Стихиры.

 Андрей КОРОВИН




 ТУЛА
 (проклятье родному городу)

Тула веками оружье ковала,
Стала похожа сама на ружьё,
Слышится звон боевого металла
В древних названиях улиц её...

 Из Гимна Тулы


Я тебя ненавижу, мой город, за то, что ты пьян,
Что спохмелья не можешь налить даже водки в стакан.
Здесь не лица живые, а лица живых мертвецов.
Здесь не дети родятся, а только исчадья отцов.

Я тебя ненавижу, мой город, за то, что люблю,
Что с утра я стреляю у нищих твоих по рублю.
Здесь не жить, здесь не жизнь, здесь не смерть, здесь нельзя умирать,
Только пьяному - падать, и пьяному - снова вставать.

Ты-то знаешь - о чём я. Но ты - бессловеснее рыб.
Здесь следы катастрофы, и сталкер - почтеннейший тип.
В зоопарке не звери, а люди по клеткам сидят.
А шакалы, гиены и псы на них гордо глядят.

Приезжайте в мой город, когда вам наскучит уют.
Здесь вам водки нальют и, конечно же, морду набьют.
Вам покажут все девять кругов, никуда не водя,
А потом - уезжайте, катитесь, глумитесь, приличья блюдя.

Разве дело в эпохе, погоде, природе, стране?
Этот город был проклятым местом всегда и везде.
Это - родина смерти, начало ее ремесла.
Будь ты проклят во веки веков! До скончания сна.



8. Самый блестящий автор Стихиры.


 Татьяна БОРИНЕВИЧ

Междустрочное.

Зимний вечер безудержно таял, стекал и стихал,
Так проходит когда-нибудь всё-таки кашель простудный.
Что прозрачнее было? Намёк? Или водки стакан?
Ну, а что холодней? Мои руки? Погода? Рассудок?
Всё не сходится вновь. Мой душевный пасьянс бестолков.
И опять сладкий пафос из фильмов с участьем Капура.
Сколько я завязала на нервах больных узелков,
Чтобы помнить в лицо все молекулы вечера. Дура
Я по жизни… С ушей соберу урожаем лапшу.
Засушу. Между строк. Я и этому в общем-то рада.
Узелки разрублю. И до крови губу закушу.
На стакане поставлю печать. Пусть грешат на помаду.
Время рвёт меня в клочья, пытаясь хоть так научить
Как делить нужно сердце кусками, по пайке, по дольке.
Я всегда отыщу в этой тёмного дёгтя ночи
Ложку мёда луны. И, ей Богу, мне будет довольно.



9. Самый глубокий автор Стихиры.


 Александр РОСКОВ
 
Памяти Николая Рубцова

...А мороз под Крещенье и в Вологде тоже - мороз,
как на родине детства, в Архангельской области, в Емце.
Он прохожих целует в пунцовые щёки - взасос,
на балконах сцепляет бельё - простыню с полотенцем.
Он рисует узоры на мутном оконном стекле
неуютной квартиры, где груду бумажного хлама
в дальнем тёмном углу, да бутылку вина на столе
освещает луна сквозь ни разу не мытую раму.
Человек у стола тянет руку к посудине... и,
опрокинув стакан, чистит хвост заржавевшей селёдки...
Пей, Рубцов, свой портвейн!Георгины замёрзли твои,
и на жёлтой мели догнила твоя старая лодка.
Пролетели твои самолёты, прошли поезда,
и телеги твои, как ты сам говорил, проскрипели.
Не горит, а мерцает полей твоих зимних звезда,
в перелесках ветра твою душу заочно отпели.
Пей, Рубцов, свой портвейн! Места в жизни тебе уже нет,
во всей Вологде нет завалящей тебя человека...
У подъезда напишут, что жил здесь великий поэт
четверть века спустя. Да, какую-то там четверть века.
Издадут мемуары - да!-да! И (тебе невдомёк)
в городке древнерусском твою установят скульптуру...
А пока что на твой, неуютный такой, огонёк
если кто забредёт, так уж точно - по пьяни или сдуру.
Пей, Рубцов, свой портвейн. Скоро будешь не здесь, а в раю
с серафимами пить совершенно другие напитки.
Скоро примет Господь покаянную душу твою
и пошлёт её в рай - за земные страданья и пытки.
Скоро в дверь постучат. Ты откроешь единственной - той,
за плечами которой архангел погибели реет...
Минет несколько дней... И останется Русь сиротой.
Как она без тебя - непутёвого! - осиротеет!
Скорбно сгорбятся избы любимых тобой деревень,
станут ниже кресты на заснеженных русских погостах.
Пронесётся над ними души твоей лёгкая тень,
ты простишься с Россией без крика - трагично и просто.
...Кто стучит в дверь поэта морозной январской порой? -
по хозяйски стучит, а не скромно и благоговейно?
То судьба, Николай... Это - смерть твоя. Встань и открой,
и налей ей в стакан, просто - вылей остатки портвейна...

Четыре письма с другой стороны Земли...
 А.П.Межирову

...Четыре письма с другой стороны Земли
из неведомых мне Соединенных Штатов
через океан переплыли, приехали и пришли,
сохранив на конвертах марочные заплаты.
Их прислал в мой адрес старый больной поэт
два - из города Портленд, ещё два - из Нью-Йорка.
Он доживать уехал в Штаты остаток лет,
за что Станислав Куняев устроил поэту порку
в одном столичном журнале... Полноте, гордый Стас,
чья бы корова... Да. А вы - вы лучше молчите,
Межиров в своё время много сделал для вас
и вы его называли мудрым словом -"учитель",
так же, как Евтушенко... Вслед старику плевать
только за то, что в нём - капли еврейской крови...
В Портленде у него та же, что здесь, кровать,
то есть - постель больная, и жалобы на здоровье.
Он в шинели солдатской прошел через всю войну,
очень переживал, когда распалась держава,
которую защищал... И выбирать страну,
где в сыру землю лечь, имеет такое право.
Александр Петрович, крестный родитель наш -
двенадцати человек - студентов Литинститута!
Маленьким знаком "плюс" в руке его карандаш
жизни перевернул всех двенадцати круто.
Кем теперь были б мы? - "Если бы да кабы..."
Разве, глядя на мир, можно не удивляться? -
межировской рукой водила рука судьбы,
когда он нас выбирал из тысячи - двенадцать.
Славное было время! Славный был семинар
лучший - из всех других на нашем веселом курсе.
Как мы внимали мэтру (тоже ведь - Божий дар!)
так не внимали и семинаристы в бурсе.
Он с высоты войны, прожитых долгих лет
и написанных книг был с нами равным все же,
и 66-й вильямовский сонет
в те еще времена чтил всех других дороже.
Он - сибарит, игрок в карты и на сукне,
по которому шар катится в "Метрополе",
ныне живет в другой, чуждой ему стране.
Впрочем, уехал сам, впрочем - по доброй воле.
Вот - четыре письма... Болен поэт и стар.
Что ему - той земли фетиши и красоты?
Снится ему Москва. Снится Тверской бульвар.
Снятся война, бои, Синявинские болота...


Детство

Домов в деревне было семь,
один родник, двенадцать ёлок.
За лесом, рядышком совсем,
лежал метельный зимний волок.

Под вой ветров в лесной глуши
машины выли, выли волки.
Тяжёлый снег с густых вершин
роняли пасмурные ёлки.

От родника к семи домам
тянулись узкие тропинки.
В семи домах по вечерам
горели лампы-керосинки.

И месяц у окна дремал,
ронял в окно лучи косые.
И я ещё не понимал,
что за окном лежит - Россия...



10. Самый нежный автор Стихиры.


 Светлана БРИТОВА


диван и пара подушек для Фрейда

скользну с ножа к тебе в стакан лимонной долькой,
кислинкой сахарной, рассветом в ночи чая,
от теплой мякоти до кожицы растаю
на дне под ложечкой серебряной, чуть горьким
кружочком цедры выпаду из рук,
чтоб сочной долькой снова стать к утру
и лечь на твой десертный тонкий нож…
…как жаль, что чай с лимоном ты не пьешь…


ангел нелюбви

привычка к нелюбви. задернутые окна.
затянутые сны в корсетах черных штор.
оранжевый рожок луны на убыль вогнут.
таинственная блажь из сказки ни про что.
да нам ли верить в них! научены. большие.
когда-то все пройдет. под утро. а пока…
в предчувствии, что вновь отчаянно сфальшивит
во всех своих словах последняя строка,
искать прохладой губ ту точку на плече и
лениво наблюдать, потягиваясь всласть,
как ангел во плоти с полотен Боттичелли
натягивает лук и щурит третий глаз.


в зеркало

Одиночество, здравствуй! Твоя паутинная тонкость
только кажется хрупкой и с легкостью склонной к разрывам.
Убивая в себе непослушно живого ребенка,
выхожу из игры. Ты умеешь казаться счастливым
без прикрас, без претензий и даже, как кажется, без
(это правда?..) желаний. Какая блаженная пустошь!
Я могла бы сейчас прилететь, прикоснуться к тебе,
только ты давно спишь и меня в свою негу не впустишь.
Одиночество - благо? Прости, я устала молчать.
Я устала искать чьи-то руки поверх покрывал.
Что за глупая сказка! - нечаян..случа..сгоряча.
...Серебрится в прихожей тебя позабывший овал.


Некрасивая женщина...

Некрасивая женщина вышла устало из дома,
Словно рюмку «на храбрость» глотнула прохлады. Навстречу
Человеческий лился ручей. Будет влажной и темной
Эта ночь новолунья. Под драпом расслаблены плечи
И спина… И осанка (ну что за осанка!)… В аллею
Завернула, свое отраженье в молоденьких лужах
Раздробила на брызги подошвами. Липнущим шлейфом
Протащилась – творенье фонарное – тень неуклюже:
За спиной, под ногами, ковром впереди… Растворилась…
Некрасивая женщина в мантии сумрака к пруду
По гранитным ступеням сошла, отдавая перилам
Обнаженных ладоней тепло… Ей сегодня так трудно
Быть красивой – почти невозможно… Сочувственно гаснут
Звезды в талой воде и в зрачках отливаются сталью,
Застывая огнем негорящим… Быть самой прекрасной
Эта – тень или женщина? – только вчера перестала…



11. Самый интересный автор Стихиры.

 Александр ГРОМОВ


Девять мальчиков

Девять мальчиков – маленьких, сладких
Полюбил, может быть, на беду
Я целую их, тайно, украдкой
Или гордо, у всех на виду.
Соблазняю, краду и насилую,
И ласкаю дрожащие кончики.
Пусть другой называет вас милыми,
Я не верю, что все это кончится.
Нежно-розово-бархатно-свежие
Не сравнить вас с другими ни как.
Я забыл всех, да были те, прежние?
А теперь голубая река
Страсти новой, шальной и обманчивой
Захлестнула. И я уже сломанный.

Я люблю все твои девять пальчиков,
Ненавижу один - окольцованный.



Двое в купе

Вдвоем в купе. Забавно ?
Невозможно,
Представить шутку
Судьбы, серьезной дамы,
Забывшей на минутку
Свой норов мерзкий …

В нелепом пиджачке, зеленого сукна
Она сидела, сжавшись у окна.
Застенчиво, и в тоже время дерзко
Смотрела то на дверь, то на меня
С надеждой, что за мной войдет семья
Или влетит компания.
Но вот, внимание -
Состав пошел. Толчок, колесный стук.
И на лицо её испуг
Осенней тенью
Лёг. В смятении
Сняла, и вновь надела
Свои очки.
Но я успел, увидел,
У неё зрачки
Вечерней птицы, сброшенной грозой
С любимой ветки. И немного злой,
Но беззащитный взгляд.
И сразу же из сумки, всё подряд
На столик – мягкий томик
Камю, два «баунти», как видно к чаю.
Я отвечаю – Гаррисон и пиво,
С трудом стараясь не смотреть игриво,
Как водится за мной. Она пуглива
И ОДНА. Я это понял вдруг.
Среди своих стареющих подруг,
Картин, пластинок и любимых книг.
Не покидая ни на миг
Свой круг.

Как жаль, чиста и недурна.
Но,
Может быть избыточно умна?
Чрезмерно трепетна,
И искренне верна
Традициям тургеневской усадьбы?
И тайно ожидая от судьбы
ЕГО.
Единственного навсегда.
Но очень редко, иногда
Желанье побеждает разум,
Как правду побеждает ложь,
Ей хочется всего и сразу.
И этот жар,

… И эта дрожь …

Поднявшись изнутри
Передается рельсам.
И это тело, вернее тельце
Девушки-подростка
Мне говорит, смотри,
Я вся из воска,
Я готова.
Возьми.

Я взял…



ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ



Некоторые слушатели курсов отметили, что порядок представления избранных авторов примерно соответствует вполне определяемому ранжиру уровня их мастерства.


Впрочем, это лишь некоторые мнення (включая и моё), с которыми совершенно необязательно соглашаться.

.