Перловка, сэр!

Что трудней, писать о стихах и поэтах хороших или плохих? Вопрос риторический? А что такое вообще стихи хорошие и плохие? Кто имеет право вешать ярлык с категоричной биркой на произведение, которое, вполне возможно, писано «кровью из самого сердца»?
Как ни пытаться определиться с критериями качества стиха, мы всё равно неумолимо придём к другому вопросу – а судьи кто? Бытует мнение, мол если судьёй будет какой-нибудь непререкаемый авторитет, тогда де ни у кого не возникнет тени сомнения в правоте оценки, Ахмадуллина там или Кушнер какой… Хорошо бы Пушкин, но, в принципе, можно обойтись и без него. Хотя лучше бы с ним. И всё же, всё же, всё же…
А может не будем затевать пока никаких сложностей и определимся с самыми элементарными вещами? А именно – может ли стих претендовать на «хорошесть», если его язык не соответствует общепринятым нормам и желание автора «выпендриться» могучими метафорами и витиеватыми сравнениями приводит к созданию совершенно непредсказуемых фразеологизмов, именуемых в народе перлами. Перл (по словарю) – нечто нелепое, смешное, бессмысленное. Чаще всего причиной их появления является отсутствие элементарной грамотности автора, а в лучшем случае – непонимание законов языка более тонких, более зыбких, без которых, на первый взгляд, можно обойтись, но речь наша при этом превращается в пошлую «жвачку».
Итак, ближе к делу: ПЕРЛОВКА, ГОСПОДА!
Случай первый, самый тяжёлый. Автор безграмотен…

Речной кураж
Дмитрий Семынин
http://www.stihi.ru/2005/08/11-06

Простором волжских вод любуюсь на закате.
Они волной несут сороконожки барж.
В компании берез, в прелестных летних платьях,
Танцует косогор, поймав речной кураж.

И вальсом куполов кружится зайчик солнца,
И маковки церквей гнездятся тут и там.
И лучик золотой опять стрельнет в оконце,
Сзывая на реке лодчонок утлых бал.

И теплоход гудком нам возвестит игриво,
Что сценою причал зовет его талант.
И звук его гудка басит в зенит красиво,
И палуб белизна, как белоснежный бант.

И радостно пьянит круженье танца лета.
И песнь речной волны в изломе берегов.
И я опять стою на косогоре где-то,
И вновь смотрю на танец белых облаков.


Поскольку стихотворение названо «Речной кураж», не мешает нам прежде всего поинтересоваться, что именно в русском языке обозначено словом кураж. Ага, вот - смелость, задор, озорство // развязность. Запомнили? Теперь самое время обратиться к тексту.
Пропускаю уже сразу резанувших мой нежный слух «сороконожек барж» (образ вроде бы и неплохой, только ножками там не пахнет, хотя чёрт их знает, небось под водой заразы бултыхаются, эти самые сороконожечьи ножки, и знай себе гребут куда ни попадя, а критику невдомёк) и сразу беру быка за рога. Итак, кураж! Не просто кураж, а речной, то есть, исходя из нашего предварительного представления о том, что есть кураж, речь должна идти о смелости, задоре, а то и развязном озорстве собственно реки. Что же имеем мы?
«Они (то есть воды) волной несут сороконожки барж»
Несут задорно, озорно? Пока ничего об этом не сказано, можно предполагать, что для несения «сороконожек барж» известную смелость водам проявить смысл есть. И всё же в то, что речной кураж настолько пожароподобно пышет через край уже первых строк стиха, что им мгновенно зажигается усеянный платьицами берёз косогор, как-то не верится. Так вспыхнуть всего-то при виде каких-то сороконожек? А что бы произошло, если б на его глазах пронеслись стаи катамаранов? Может быть этому некоторому несоответсвию есть объяснение дальше?
Но дальше… танцы! Ими так насыщен последующий текст, что у рецензента даже закрадывается мысль, а не стоило ли всё стихотворение эдак танцевально и назвать? Что-нибудь типа «Речные буги» или «Косогорьий дансинг». Хотя… давайте всё-таки кропотливо поищем кураж (желательно речного происхождения) среди танцевальных па.
Не будем ленивыми и, под стать поймавшему кураж косогору, попробуем разобраться со всей второй строфой:
И вальсом куполов кружится зайчик солнца,
И маковки церквей гнездятся тут и там.
И лучик золотой опять стрельнет в оконце,
Сзывая на реке лодчонок утлых бал.
Итак, к танцующему косогору бодро присоединяется кружащийся ВАЛЬСОМ КУПОЛОВ зайчик солнца… то есть автор хочет сказать, что купола (видимо церквей, а чего ж ещё?) отражают поочерёдно солнечный луч, и образуют тем самым так называемый зайчик, что, в свою очередь, вызывает неприятное ощущение у танцующего косогора, кружится, понимаешь, непрестанно этот зайчик и всё тут! Суть-то происходящего понятна, но сказано это было, смею заявить, БЕЗГРАМОТНО, господа. Допустим, зайчик солнца, хотя правильно было бы СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК, и кружится. Но кружиться ВАЛЬСОМ, по законам русского языка, он не имеет никакого морального права – а только В ВАЛЬСЕ, ну а что собой представляет ВАЛЬС КУПОЛОВ, самое время спросить у изобретательного автора. Может быть, это что-то вроде вальса цветов? Или я что-то важное в этой жизни пропустил и самое время переименовать уже порядком навязший на зубах «Танец с саблями» в «Танец сабель»? Информация к размышлению…
Пошли дальше? Куда ж идти, если мгновенно упираемся в маковки церквей. Может быть автор полагал, что купола и маковки – явления разного масштаба? Увы, его непременно следует цинично разочаровать. Это одно и то же. Таким образом, не задумавшись о последствиях, автор строит совершенно безграмотное противопоставление:
И вальсом куполов кружится зайчик солнца,
И маковки церквей гнездятся тут и там.
С одной стороны вальс куполов использовали уже по одному назначению, но в пику всему этому они же гнездятся тут и там. Образно? Возможно. Но хорошо, что только гнездятся. А могли бы и нагадить. Образно, разумеется.
И что, на этом все неприятности закончились? Как бы не так, всё только начинается, потому что лучик золотой (вот и правильно, куда лучше лучика солнца) ОПЯТЬ стрельнёт в оконце. С оконцем здесь всё ясно, рифму для солнца какую-то всунуть-то требовалось, но почему ОПЯТЬ? Он что, уже по окнам стрелял? Ишь, снайпер! Небось за кадром дело было, автор в курсе, что читатель нонче пошёл недурной, докумекает, чего сам забыл написать. Вот только с продолжением неувязочка. То, что лучик сзывает кого-то образно, я понял, чай давно уж из деревни, чепляться до этой образности не буду, но «бал утлых лодчонок» меня перенастраивает на новую волну, нет, не речного куража, а скорее чего-то вроде рэмбовского бала повешенных…
… Ага, щас! Какие там повешенные, если
И теплоход гудком нам возвестит игриво,
Что сценою причал зовет его талант.
И звук его гудка басит в зенит красиво,
И палуб белизна, как белоснежный бант.
Чёрт его знает, может в речном бассейне, где на время стиха прописался наш автор, теплоходы и гудят игриво, почти как матчиш незабвенной «Антилопы Гну», но когда причал СЦЕНОЙ (хорошо ещё, что не вместе с партером и бельетажем) ЗОВЁТ ЕГО ТАЛАНТ (узнать бы ещё куда, не врезАться ж игриво форштевнем в самую что ни на есть рампу, то есть, я хотел сказать в… по самые кнехты) впору задуматься, а не перебраться ли мне со всеми своими потрохами в столь замечательную местность. Если там пользуются бешеным спросом сомнительные таланты каких-то гермафродитных теплоходов, то уж мой признают окончательно и бесповоротно! Тем более, оказывается, что теплоход целую строфу всего-то давал гаденького петуха, а теперь уже исправно басит, как ему на роду и было записано. И басит не абы как, а красиво, и ещё в ЗЕНИТ, наверное он страстный футбольный болельщик, что само собой разумеется не только в сём очаровательном Пиндошине, но и в куда менее прозаических краях, где занудно проживает ошалевший от семынинских метаморфоз Стёпа Зелёный...
А вы знаете, мы медленно, но верно подошли к финалу, правда так и не обнаружив до сих пор пресловутого речного куража. Ох, чувствую сейчас всё и грянет!
И радостно пьянит круженье танца лета.
И песнь речной волны в изломе берегов.
И я опять стою на косогоре где-то,
И вновь смотрю на танец белых облаков.
Ну вот, видите, как всё искренне и непринуждённо выяснилось. Я ж говорю. Танцы! Самое главное, что все мы ОПЯТЬ стоим на косогоре (я лично с него никуда и не сходил), ВНОВЬ глядим на облака (вроде там зайчики были, нет?) и песнь речной волны и задушенного куражом автора находит свой конец там, где ему и положено.
В изломе.
Подошёл к концу и первый выпуск ПЕРЛОВКИ. Но расстаться вот так, без страстных пьяных лобзаний и круженья танца лета, было бы неблагоразумно. Поэтому задам-ка я вам, любезные мои читатели, урок на дом. Авось и вам перепадёт с фунт сносной перловки…

Закат алел, достойный Франко-мести
Климанова Нателла
http://www.stihi.ru/2005/05/12-502


Закат алел, достойный Франко-мести,
Ночлег искал наш заповедный бомж,
Натурой мог он заплатить из лести,
Шикарной, как венецианский дож.
И не смотри, что в рубище с холстины,
Наш Франк,- упрямый был детина.

Хоть неуклюж, но бугрились бицепсы,
И выпирал упруго под холстом конец
Румянца нежного, изюмного, как кексы,
И мысль его катилась под венец,
Кабы нашлись одежды белые для слова,
А в горле прель не появилась снова.

Но наш герой закован был в пустые латы,
И одиночеством неоднократно искушён,
И бес водил за плоть его патлатый,
За плотью ряск обыденных внезапно награждён.
И стал пылать закатом в мякоть ярясь
Наш страстотерпец чувством накаляясь.

.
И зачудил с компютерной intro палитрой,
Изжогу страстью дьявол допекал,
И сам себе занудно, скрытно строил титры,
Рефлексией сейчас же виртуально разнимал.
И было б всё, кабы не изощрённость в мантре,-
Реальности,сучком души достигнутой в театре.

И в чём причина этих гиблых строк?
Откуда здесь берутся сцены фразы?
Да всё закат на ум нейдёт и впрок,
И многозначность не проявится ни разу.
А было б просто в смысле, как подлог,
Для головы, где совесть, стыд дают урок.

И не было б скорбей послушных морю,
И бренность рощи откровением сошла б,
Когда усталым скупщиком пришёл и, sorri,
Скупил бы все слова и уложил в пикап.
И всё понятно. Лист спадёт в олицетвореньи,
Ещё немного б. И автор вышел в гении.

Но бред циклично всё горел и,- виноват закат,
Что злобной простотой мостил дорогу в ад!

Метод ухватили?
Успехов!