Кухни

КУХНЯ ПЕРВАЯ.

Вот кухня давних наших лет,
Дай только память силу
Озвучить горечь тех бесед,
Что нас свели в могилу.

Ведь был один на кухне тот,
Как оказалось, что сексот.

Скажите, был ли кто
Не жаждущим успеха -
Игра в лото -
Старинная утеха
Провинциальных вечеров
Дотелевизионной эры,
В печи охапка дров,
Тепло без меры.
На общей кухне общих смех,
Нам хорошо, все любят всех.

(Ещё когда придёт к нам весть,
Что среди нас один тот есть,
Кто громко, нас смущая всех,
Кричит: "Смеяться нам не грех,
Да от души и всласть
Какая нами правит власть,
Какие наверху вожди,
От них добра никто не жди,
Кто палачи, а кто воры...")

Но в упоении игры,
Цифирь рифмуя с шуткой,
Спокойны голоса.
Нам не казалась жуткой
Жизнь тех кто где-то за
Проволокой в зоне,
Кого на край земли
Везли в ЗК-вагоне,
Со всей страны везли.

Везли врагов народа,
Рисованных под гада,
Народ наш год от года
Творил и жил как надо.
А те...Их карта бита...
Мы святы в правоте,
Нам так тепло и сыто,
На кухне мы, а те...

Да помнить нам о них ли,
С вождём своим мы с вами-
Пусть где-то воют вихри
У тех над головами.
Шутя, на кухне глухо,
Рифмуется цифирь,
Для сердца и для слуха
Неведома Сибирь,
И уж не нашего ума,
Где Магадан, где Колыма.
И вдруг, ну надо ж, кто-то
Сказал про лагеря:
"Там каторга - работа!"
Сказал, конечно, зря..
Мы тех, кто там под снегом
Не знаем и не ждём,
Мы всем народом следом
Шагаем за вождём!
Страна и вождь велики,
Не слышны буд-то нет
Все вражеские крики
За перечнем побед!
И что ни шаг - то веха...
Кто скажет, где черта,
Где мы отдали тех, а...
А дальше? - Пустота.

И не было ответов
Тогда и позже
За что казнят поэтов
И не поэтов тоже.
И не уверят нас - лишь там,
В том времени крутом -
Мог быть замучен Мандельштам
И никогда потом.

(Да, кстати, к слову, про "потом",
Пропасть властям тем пропадом !
Во времени другом,
Не те,конечно, палачи,
Но и о них во всю кричи:
Ушёл Твардовский, вот о ком
Не скажешь, умер стариком,
К тому ж в своей постели.
Его живьём заели.)

Поэтов били на Руси
За рифмы и за так.
За что теперь, с кого спрои,
Затравлен Пастернак.
Поэтов били на Руси
И не поэтов тоже.
Стой,оглядись, не голоси,
Мы выжили , но всё же...

Про то, что было на Руси,
Тут вечно быть укору,
Мы все молчали меж собой,
А кто забыл -других спроси-
Послали скольких на убой
Тогда в лихую пору.
И долго-долго та пора
Не шла от нашего двора.
Ведь был один на кухне тот,
Как оказалось, что сексот.

(Его потом лихая сила,
По лагерям, как всех, носила.
Его носило и вертело,
Пока другой волной расстрела,
Его однажды среди ночи
Не расстреляли среди прочих.)

Скажите, был ли кто
Не жаждущим успеха?
Была игра, игра в лото-
Старинная утеха.
Была такая эра
И к ней без счёта иски.
Убила скольких мера:
"Без права переписки?"

 КУХНЯ ВТОРАЯ.


От вас, кто рядом с ним идёт,
Мой друг в толпе неотличаем,
Но без него народ не тот.
Вот он, входя ко мне, орёт:
«Отметить можно встречу чаем,
Да, не простит родной народ
Нас, тех, кто эдак, вне приличий,
Нарушит древний наш обычай».
Так повелось уж с давних пор,
Что к чаю нам с ним нужен спор.
А уж для этого, хоть пухни,
Нет места лучше, чем на кухне,
Где мы сидим,перемежая,
Напитки крепостью и цветом,
И если есть покрепче чая
Не опечалены при этом.

Мы – антиподы, я и друг.
Нет, мы один другого
Живьём не выпустим из рук
И не уступим слова.
А там, пока родная тёща,
Устав меня, грызёт жену,
Клянём вождей почивших мощи,
За нашу бедную страну.
Клянём почивших и кто ныне
Приводит весь народ в унынье.
И тут,как водится, что им мы
Поём не здравицы и гимны.
Уж, если гимны петь, то кухням,
И мы вопим в ночную тишь
Для конспирации:»Эй, ухнем!»
И непременно про камыш.
Да не одни мы – наш народ
До пенья громкого охочий.
Вне подозренья кто поёт
Родные песни среди ночи.

По миру,честно говоря,
Молва о нас идёт не зря:
Хоть чаю выпьем, а споём
И хором можем и вдвоём,
Чтоб не подумал хитрый кум,
Что нам не то пришло на ум.

Мы помним были времена!
О них писали скупо,
Там исчезали имена,
Ни имени, ни трупа.
Теперь не то,прошли те годы,
Теперь, известно, тьма свободы
И кто «святая простота»
О том не закрывает рта.


Вот-вот, мы те кто прост и святы,
С ним вспоминаем лиц и даты.
А лица те в пылу борьбы
Кричали всем:»Мы не рабы!»
Рубахи рвали на себе
И звали всех на всех к борьбе.

Я говорю, что жил, уверясь,
Что не у нас, то грзь и ересь.
А друг кричит:»Мы жили в страхе,
А ну, скажи, теперь, где те,
Кто рвал тогда свои рубахи
И им кто рвали после,где?
Теперь чего играть нам в прятки –
Убийство шло по разнорядке.
В ранг государственного дела
Введён в стране был план расстрела.
А кто как выжили – наука,
Наука жизнь пройти без звука,
Чтоб не сгореть в запале прений
И на свету прожить без тени»
И мы с ним тупо бьёмся лбами:
Рабы мы или не рабы,
А поостывши,знаем сами,
Ну что мы бьём их наши лбы.
Но так у нас в крови, в любом
Привычка в стену биться лбом.
Мы все из прошлого.Как нити
Нас крепко спутав, держат дни те.
Мы кто оттуда, с той поры,
Где нас рубили топоры,
А мы все пели без конца:
«Умрём за Сталина – отца!»
Прозрев, его не раз мы пнём,
Был палачом и тем был гадок,
А тёща говорит:»При нём
В стране хоть был порядок.
Ну, почему,скажи на милость,
На нас такое вдруг свалилось –
Где власть взята рабочим классом,
Забудь народ про кашу с мясом,
Ну, почему как перекос
И всё на наших нервах?»
«Спасибо,тёща, за вопрос,
Как бы сказали в сферах.»
И объясняем – ей тоска .
По царской милости близка.
Что раньше лучше было – враки,
Сама жила при нём в бараке.
И были ночи ваши глухи,
И узнавала, встав с утра,
Кого-то взяли или слухи,
Что приходили «опера»
Шёл мор, а чтоб не пасть от мора
Со всеми пой, не лезь из хора.
Сегодня помнит кто о том:

Жила страна с зажатым ртом.»
И мы ей ясного ясней
Толкуем то, что было с ней.
«Ну, что ж ,- в ответ она,- живём
Мы все во времени своём.
Была у нас своя эпоха
И было всё не так уж плохо.
К чему мне сложно о простом,
Народ,гляди, лежит пластом.
Не много радости и сласти
И от теперешней нам власти.
Не помню времени, не верю,
Не знаю я того угла,
Где бы не маясь перед дверью,
Старуха хлеба не ждала.
Печали наши неспроста,
Раз вы учёные – ответьте,
Что было – там уж пустота,
Что дальше будет? Лихолетье?»

КУХНЯ ТРЕТЬЯ.


А в кухне рядом за стеной
Шёл разговор за жизнь иной.
О том, о сём сидят, судача:
«Ты,согласись, что говорю я.
Мы б жили-были не горюя,
Была б у нас, к примеру, дача.
Вот как у кума или брата
И будь при ней бы огород,
Нам на хрена б с властей зарплата
И без неё живёт народ,
Сам посчитай, который год.
За эту власть, гори она,
Пускай другая чья страна
Её возьми и приголубь,
Я отдала б последний рупь.
А ты как все - куда ни глянь,
Кто псих придурошный, кто пьянь.
Вчера был праздник революции,
А я беременна,
Разбил на брате ты два блюдца и
Бил меня с ним одновременно,
А под конец своим лицом
Лёг мордой в блюдо с холодцом."

«А я скажу: закрой-ка рот.
К чему мне дача?
Жить ишача?
Ну, я тебе не идиот.
Ты у меня, змея, смотри,
Не вороши, что есть внутри.
Сама суди, не божий дар
Вся закусь братова,
А самогон прям скмпидар -
Спрямит горбатого.
От революции меня
Потом смутило
И стала мне твоя родня,
Что вражья сила.
Ну, и , конечно, я вперёд,
Как будто был со мной мой взвод.
И революцию не трожь,
Я чту в ней Ленина,
Ты от чего, едрёна вошь,
Опять беременна?
Хоть сколько душу сам не грей я
И от тебя уж нет тепла,
Пришла мне с мыслями идея:
Ты б на бутылочку дала!
Не буду я кривить душой,
Пусть, говоришь, кривая рожа я,
Конечно, выпить грех большой,
Но мысль моя хорошая.
Давай,давай и не таращь
Ты на меня глазищи,
Я мигом,враз, накину плащ,
А ты по части пищи.
И ты, учти, мне не перечь,
Не говори, что идиот,
Тебе за эту, помни, речь,
Как друг, скажу, перепадёт.
Имею справку в том, что псих
И есть про то указ
Оберегать здоровье их
И всех сберечь, как глаз.
Попробуй только возрази,
Нам ни к чему дискуссия,
Ты будь с закуской на мази,
А там, глядишь, вернусь и я.
Мне что терять? И так без чина.
Как нервный, знаешь, что могу.
Забыла? Вспомни, как лечила
Полгода левую ногу!
Ну, я бегом. Да ты не гавкай,
Не то, гляди, я есть со справкой.»

 КУХНЯ ЧЕТВЁРТАЯ.

С чего, чем хуже, веселее
На кухне,где сидят евреи?
Пока не грянули погромы,
Мы будем спорить каждый:"Кто мы?"
И кто из наших знаменит,
И кто наш свой антисемит.
(Не будем мы таить греха -
«Их есть» из выплывших в «верха»),
Кто, затаившись, промолчит,
Когда услышит слово:»жид».

«Недавно Н., смеясь, помрёте,
Сказал, цитирую:"Не вдруг
Держава рухнула на взлёте
И дело тут еврейских рук.
Уж очень явные следы,
Что это сделали жиды.
Теперь известно - дефицит -
Организовывал нам жид.
А кто в советской эпопее
Повинен больше всех? - Евреи!
Превысил мыслимый процент
В «верхах» еврейский элемент.
Куда ни глянь, куда ни ткни
Повсюду крутятся они.
Смешно сказать, протоирей,
Хоть и крещёный, а еврей!»

И вспомнил:"Кстати, слово "жид"
Не нашим дням принадлежит.
Оно издревле, от корней:
Звался давно «жидом» еврей.
Его, есть слухи, что народ
Вернёт в словарный оборот.
Ведь тип потешный с кличкой «жид»,
Тому не мало лет
Литературой был обжит,
Как некий трафарет.»

И ну, цитат одна к одной
Таскать из классики родной.
"А вот, что пишут люди с мест,
Хоть надевай на шею крест,
Не то не жить нам больше тут -
И четвертуют и распнут.
К сему и подпись всех народов -
От академиков до коноводов.

Итак, в газете "Патриот"
В разделе: "Пишет нам народ."

(Невольно вскрикиваешь:"Мама!"
Ведь ту по тексту ужас прямо.)

«Доносим всем, что в нашем крае
Сгубили напрочь урожаи.
И ходят слухи - все колодцы
Здесь отравили инородцы,
Те от кого, который год,
Сплошь вымирает наш народ.
Их имена у прокурора
Для всенародного позора.
Они у всех нас на слуху,
А валят всё на засуху.
У нас есть факты, а не слухи:
Они, известно, кто - врачи.
От них здесь люди мрут, как мухи
Теперь хоть бабки нас лечи!

И потому за это дело
Их ждёт позорная скамья,
А так же требует расстрела
Народов дружная семья!»

« По нашим источникам, с русскими там,
Ведь страх, что творили годами:
«Россию жиды продают жидам
И армия вся под жидами!»
И вот Маяковский - наш лучший поэт,
Чем жить, сознавая такое,
В себя разрядил боевой пистолет
«И дальше, точно уж сексот,
Газета таже «Патриот».
В заметке «Тайна пршлых лет»
Раскрыт ужасный был секрет.
Читаем,что ещё там
Написано сексотом?»

И кончил тем счёты с судьбою.
Но истина всем преподносит урок
И в том-то и смысл её сущий:
Известно теперь кто нажал на курок
И чьи там замечены уши.»

«Не больше,не меньше вот так-то.
Не очень конкретно про уши,
Коль речь о раскрытии факта,
Но сильно затронуло душию»

На нашей кухне станет тихо,
Когда мы вспомним наше лихо.
Наших дедушек, кто на плечах
Нас носили сто лет тому,
Гитлер сжигал в печах,
Сталин сажал в тюрьму.
Наших бабушек, кто с колыбели
Нам напели не песни, а жалость.
Эти двое без жалости съели.
Только эхо от песен осталось.


А те кто, как уж было встарь,
Восполнить всех зовут словарь,
То это те,а не «жиды»
Народ оставил без еды.
Оскал звериный оголя
И в правоте своей уверясь,
То Достоевского, то Гоголя
Зовут свою заверить ересь.

А на дворе у нас эпоха,
Где явь, как бред.
И одинаково нам плохо
В дни поражений и побед.

КУХНЯ ПЯТАЯ.


Россия, хлеб твой горек,
Но это наш родимый хлеб -
Историка сменял историк,
Верша ревизию судеб.
И до смешного незначимы,
Совсем иной величины,
(В их дни сказать не смели им мы)
Вдруг стали важные чины.
Но вот беда, наш брат не стоек,
Ни свет, как молвят, ни заря,
Спешит, спешит другой историк
Писать для нового царя.
И до смешного - вновь велики -
Под колокольные, под звоны,
Чинов тех важных злые лики,
Опять распишут, как иконы.
Толпою шумной, посмотрите,
Им, что укажут - всё с руки,
Как власти надо суть событий
Столкуют, правде вопреки.
Но помни, царь, добра не жди -
Историк новый впереди.
Тебе в могилу только лечь и
Другие мы услышим речи.
Уж как историю не крась -
Всё проступает кровь и грязь.

Мы входим в кухню в тот момент,
Когда, оспорив аргумент,
Из-за чего царил сыр-бор,
Там начат новый разговор.
А перед этим спор был долог,
Когда-то в прошлом, он филолог,
А после ЗЕК, теперь калека,
Прошёл не мало лагерей,
Гоним до окончанья века
От государственных дверей,
Он видит нового царя
В замашках партсекретаря.
И, как сейчас не больно душам
Забыть не может о минувшем:
"Не так от нас далёки годы
И не забылась наша быль,
Когда в честь тех слагались оды,
Кто в лагерях стирал нас в пыль.
В те дни, как смерть, пугаясь сглаза,
Как в шторм единственный причал,
Была, так многих спасших, фраза:
"Я этой книги не читал..."
А там, глядишь, пристроясь в хоре
И, не на шутку распалясь,
Давай в критическом разборе,
Вокруг разбрасывая грязь,
Наотмашь требовать с дубиной
Являться всем на суд с повинной.
Не книги, не полотна - там
Рубили всех по головам.
Кто знал каков его удел?
Шёл не словесный там отстрел.
Словесный с виду вроде,
А сколько жертв в народе!
И было знаком этих дней
Ударить павшего больней.
Вождю унижено служа,
Себя любимого кто спас,
Пройдя по лезвию ножа,
Тот и теперь не без лампас.
Он с теми тут, кто с ясным взором,
В себе уверены, сейчас,
Что им положен слаще корм,
Стоят, как было, возле касс,
Они, кто были в прошлом в славе,
Те и сегодня в полном здравье,
Свой вспоминая славный путь,
Бьют кулаками шумно в грудь."

Другой здесь был дитя физмата,
Надежда тамошних светил,
Души не чая в нём когда-то,
Его любой в те дни любил.
Но наша жизнь... В ней будни круты,
Где расторопные мужи
И на него вязали путы,
Чтоб жил, как водится, во лжи.
Он, разрывая с ложью связки,
Не глядя рядом кто, порой
Рубил в прямую без опаски
Его величество - наш строй.
Но это разговор отдельный,
Теперь он знал, коль рубишь сук,
Готовь себя корпеть в котельной,
Хоть будь ты доктором наук.
"А помнишь, это было позже.
Да, вобщем-то одно и тоже.
Пусть, вспоминая, душу раним,
Я возвращаюсь к нам тем ранним
И, не плутая долго в датах,
Тогда в годах шестидесятых,
Была у всех нас разной слава.
На то и власть, на то держава,
Чтоб знать кому раздать награды.
Им и теперь есть те кто рады.
Сейчас, гляжу, в иных местах,
Полно таких, чья грудь в крестах -
"Времён Очакова и покоренья Крыма!"
И доктора проходят мимо,
Не их, мол, это пациенты,
А так всего лишь сантименты."

Тут в разговор вступает врач:
"Всё это грустно, хоть заплачь,
Но не консилиум врачей
Решал тогда кто ты, кто чей.
Такая, скажем, кутерьма -
Других прославила тюрьма,
На воле быв незнамениты,
Поверив в оттепель Никиты,
Что точно было сгоряча,
Продолжив в бытность Ильича
Шуметь и требовать свободу,
Сто раз уж битому народу,
Ещё не ведая о том
Кому в тюрьму, кому в дурдом,
Где доктора те вмиг поймут,
Коль ты здоров - зачем ты тут,
А если тут , то нездоров,
Вот и лечись у докторов.
И ну, лечить смятенье душ,
Вплоть до изгнанья душ из туш
У странных особей народа.
Крутые были доктора -
Такая шла тогда пора.
Потом, как водится, свобода,
Как гений пушкинский предрёк,
"Их примет радостно у входа"
А то, бывало, новый срок
За неусвоеный урок!
Из тех, что чудом уцелели
И живы были еле-еле,
Кто срок едва-едва оттопав,
Иезуитствуя, Андропов,
(Глава охранки лет "застоя")
Чтоб те, народ не беспокоя,
Да не прослыть бы изувером,
Их элегантнейшим манером
Для закрепления науки,
Хватал и вмиг под "белы руки",
Гнал вновь за тридевять земель,
Чтоб тем закончить канитель,
Надёжно каждого упрятав,
И уж, конечно, не в Саратов..."

Один, молчавший до сих пор,
Вступает тихо в разговор:
"За наши общие дела
Судьба-злодейка привела
Меня в Саратов по этапу
И снять готов при этом шляпу.
Обет молчания нарушу -
Умели там тревожить душу.
Сказать, Саратов ныне глушь -
Есть совершеннейшая чушь!
И не у каждого там всё-таки
Именья есть и есть в них тётки.
И эти тётки там нас ждут,
Чтоб дать нам ласку и приют,
Как полагал другой поэт.
Такого и в помине нет!
У нас в стране премного мест,
Где гнус любого с кепкой съест.
Там и живи, сражайся с гнусом,
Коль, говоришь, что не был трусом."

"А я вернусь к главе охранки.
Он не бросал людей под танки.
Скажу, за скобки вынося,
Как утверждают все и вся,
Трудясь, не покладая рук,
Его, времён тех, ближний круг,
Андропов не был изувером,
Не прибегал к жестоким мерам
И, усмиряя наши души ,
Не рвал носы, не резал уши,
Но, несмотря на мягкотелость,
Вокруг не очень жить хотелось.
Не всё сказал - уже брехня.
Не вдруг возьмут главой охранки!
Был Будапешт, прости меня,
Там он бросал на венгров танки."

Мы разбрелись тогда по кухням,
У каждого своё.
Кто пил, кто пел:"Эй, ухнем!"
Такое было бытиё.

НА ПЛОЩАДИ.
 

Однажды в наши кухни стук:
Сообщается из первых рук,
И не какой-то мелкий хлюст-
Из государственнейших уст:
"Забудьте прошлое,забудьте!
Всё изменяется.По сути.
 
У нас объявлена свобода,
Что было - всё наоборот!"
"Ну,это точно брешет,шкода!"-
Решил смекалистый народ.
Ведь сколько нам вбивали в лбы:
"Мы не рабы,рабы не мы!"
И ничего бы всё,кабы
От страха не были б немы.
Тому причина,что не раз
Чуть что и,накось,сразу в глаз.
И на тебе,на нас напасть:
Свободу шлёт сама нам власть.

Что ж,делать нечего,толпа
С тех пор у каждого столба
Шумит и требует в надсад
Кому вперёд,кому назад.
И все мы, кто молчать привык,
Все,чуть чего и сразу в крик.
А если нервный кто - такой
Без разговора в мордобой.

Толпа шумна и многолика
И в ней,как присмотрюсь,
Вся от еврея до калмыка
Толчётся,маясь, наша Русь.
Тут про свободу и права
Кричали разные слова:
"Давай,--кричат от стариков--
Вернём назад большевиков!"
"Вот,говоришь,что брали взятки,
Но в чём- то были и порядки.
А если брали ,то по сути,
Ведь срам сказать, в какой валюте!
Валюта наша вроде буд-то
Была как бы и не валюта.
Ну,а вокруг взгляни на всех
На ком из нас не виснет грех."
От молодых другой наказ:
Что им без власти в самый раз.
А будет прежний наш режим,
Мол,все в Америку сбежим.
Чем дальше,больше я дивлюсь
На растревоженную Русь!
Тут было б место,был бы столб
Мы соберём хоть тыщу толп,
А если рядом нет столба,
Вокруг какого-нибудь лба.
И тут кто чем, кто машет колом,
А кто в сердцах палит глаголом.
Про бога,про отца и мать.
(Не к месту здесь их вспоминать)
Ох,эти русские глаголы!
Бытует слух,что их монголы
Когда-то занесли на Русь,
Но сразу тут оговорюсь,
Что с незапамятных нам пор
Идёт в кругах научных спор.
Хотя в толпе здесь мужики,
Учёным мненьям вопреки,
Сошлись на том,что аксакалы
Ещё расписывали скалы,
В них вырубая клинопись,
Когда у нас, хоть завались,
Цитат с глагольным тем набором,
Во всю писалось по заборам.
И потому-то бей нас колом-
Не отдадим тех слов монголам!

А за окном шумит толпа,
Она у каждого столба.
И здесь в толпе,ну будь хоть кем мы,
Какой не начат разговор,
Любой всегда касаясь темы,
Едва ль не дракой кончим спор.
Тут каждый судит на свой лад:
Кто был,кто не был виноват.
"Кто виноват ? Тут нет вопроса,
Гадать не надо у бабусь:
Они,кто ест великоросса
И тихо спаивает Русь.
Куда уж больше,чем имея,
Меж нами,сажем, просто срам:
Ведь, если Ленин внук еврея,
Что о других подумать нам!"
"Про этот факт не говори.
Смешны мы перед светом,
Любого русского потри-
Татарин там с приветом,
А если крепче нас потрёшь,
Там кто мы вовсе не поймешь."
"Но евреи,те вредны
И в большом и в малом,
Я б их вышиб из страны,
Будь я генералом!
Вы,евреи,племя роковое
Восвояси едьте в Тель-Авив,
Говорят,там пиво бочковое
И вино бесплатно и в разлив.
Я и сам бы дал винта,
Да,графа вот пятая
Вместе с мордою не та,
Подвела,проклятая.
У кого с графой ажур,
Те какого хрена...
Дураков я тех и дур
Вышиб непременно.
Тут самим в обрез жратвы,
А ещё на шее вы."

Вот по-тигриному рыча,
Схватились два бородача:
"Россия наша проклята,
На ней печать
С проклятьем божьим.
Какое дело не начать,
А справиться не можем."
"Тут бог не к месту,он при чём?
Я б власть шарахнул кирпичом.
Кто были,те наглядно тупы,
Ты оглянись,за ними трупы.
А мы сегодня,кто мы есть:
Ведь честных нас на пальцах счесть.»
"А я,гляжу,ты как Ильич,
Чуть что и сразу за кирпич.
Вы все оттуда,палачи,
Кто сталины,кто ильичи."

А рядом бабушка,слезя.
Им говорит:"Так жить нельзя.
Ну,сколько ждать,уж нету мочи,
Ведь наши дни чернее ночи.
Кто объяснил бы людям
Куда идём и живы ль будем?
А то бежим и всё на месте
И в одиночку кто и вместе."
А тут какой-то острослов
Суёт свой нос между голов.
"Молись,бабуся,
Молись и Русь вся
За то,чтоб,Христа ради,
Был урожай в Канаде.
Уж в беде не бросят,братцы,
Нас товарищи-канадцы,
Не дадут они старухе
Помереть от голодухи."
А другой,партийный с виду:
"Мы старость не дадим в обиду.»
И тут же дама средних лет
Ему с усмешкою в ответ:
"Сказать об этом,просто смех,
А вот ведь на устах у всех
Смешная русская мечта,
Мы с ней живем и верим.
Ну, ладно жизнь пока не та
И нет числа потерям.
Ну,ладно мы-привыкли к мукам,
Дал Бог бы счастья нашим внукам!"
И так о том какой уж век
Российский просит человек.
"Наши прошлые правители
За собой вины не видели,
Опять зовут нас те,кто были
Вернёмся,дескать,в изобилье"
"Куда с их умственной поклажей,
Где были,приведут туда же!
Пустое,знаем,словословье,
Начнут хоть с чистого листа,
А наберут своих по крови
Родных на хлебные места.
Нет, им кто правили страной
Под зад и выдать отходной.
За ними что там-кровь и грязь -
А вот живут не повинясь.
Наши прошлые правители,
Как они нас ненавидели!
От того ли,что не тот
Богом дан был им народ.
Тут и вспомнишь,год за годом,
Сотворили что с народом.»
Эх,недаром говорится:
"Кровь людская не водица!"
Не пословице ль в угоду,
Чтобы в этом убедиться,
Перебита тьма народу."
"В России,господа,свободу,
Боюсь,неправильно поймут,
Так повелось,что сроду
 Не по-людски всё тут.

Как в прошлом,так и в настощем,
Мы всё,как водится,растащим.
Ну,мы упрём что под рукой,
Кто наверху - те подороже,
Поверьте,через год другой
Как бы осталось что,дай боже."
"Это верно.С какой уж поры
Верховодит дурьё и воры.
И всё у нас-то нелады,
Ведь не красуясь в слоге,
Про две российские беды,
Про дураков и про дороги,
Наш классик,плача и смеясь,
Писал,тому лет двести,
А на дорогах та же грязь
И дураки на месте.
И ни слеза,ни горький смех
Нас не избавили от тех
Кто сладко пьёт и вкусно ест,
Кормясь от этих самых мест."
"На ваши едкость и сарказм,
Что расточаете вы всласть,
Властям моргнуть не надо глазом,
Чтобы дерьма на вас накласть.
А уж наклавши,чтоб ты знал,
И не далёк лесоповал."
"Вот от того на всё махнувши,
Народ наш пьёт,тем теша души."
"Замечу вам,в питье веселье
Извечным было на Руси,
Хоть не вылечивало зелье,
Любого пьющего спроси.
Питья рабы,живём мы в клетке..."
"Ты,друг,как-будто спрыгнул с ветки,
Ну,что ж,что жил ты взаперти
И верчен вроде винтика.
Так весь народ сидел в клети,
Такой была политика.
Ты был какой такой звездой,
Чтоб мчать по всем европам?
Сам Пушкин был "невыездной".
А тут вся голь галопом...
И нет на свете места,чтоб
Теперь не встретить наших жоп."
"А где учительство, врачи ,
Душ,мать их,инженеры.
Про что творится в крик кричи,
Хоть кто бы принял меры.
К чему свобода и права ,
Когда кругом разруха..."
(Я здесь не привожу слова,
Что не к печати,не для слуха.
В толпе свободу и права
Тут крыли кто как мог,
Не исключая и слова
Про органы меж ног.)
"Интеллегенция мертва,
Она давно не голова,
Была,известно всем о том,
И пугана и бита,
Жила,как все мы,под хлыстом,
Не очень-то и сыто"
Тут влез како-то красноносый:
"Желаю осветить вопросы.
Хочу сказать я вам,братья,
Насчёт родного нам питья.
Не согрешу,сказавши так:
В питье народ у нас мастак.
И в этом деле мы едины,
Будь мы евреи,будь грузины,
Казахи или казаки,
А выпить все не дураки.
Теперь о тех скажу слова
Кто буд-то и не голова.
Интеллигенция тоже пьёт,она
Народа родного прослойка,
Мало разборчива в выборе вина,
А пьёт - закачаешься сколько!
И пьёт,коль верить слуху,
Как с вами мы сивуху.
Она,раскрой попробуй рот,
Его заткнул ещё им тот,
Кем было сказано давно:
Интеллигенция - говно!
И ведь сказал наш главный ум,
А не базарной тётки кум"
"Ну,вот за здравие начавши,
За упокой подняли чаши.
Нет, ни за что не соглашусь,
Что вся в запое наша Русь.»


Вскольз заметил старик тут прохожий:
"Помяни меня,очень похоже,
Не свобода всё это,а буд-то
Начинается русская смута.
И не шопотом нынче,а криком
О народе своём о великом,
Не жалеют все ласковых слов,
А уж сколько побито голов?
Всё,что будет и есть не в новь,
Льёт в бездумье народ свою кровь.
За свободу,за счастье как бы.
Всё уж было, а мы всё рабы.
Может нам,как соседям,без крика,
Посмотрите,страна не велика
И земля не богата на вид,
А народ там спокоен и сыт..."
Старику кто-то начал в ответ:
"Где старик?" А того уж и нет.

Время проходит любое.
В разные времена
Жили-были двое -
Он и она.
Жили,шепча слова,
Руки друг другу сжимая:
"Я живу,пока ты жива.
Главное -- ты живая."
Ветер выл,глуша слова,
Но,заглушая вой,
Она шептала:"Я жива,
Если ты живой."
 
В дни революций и дни застоя,
В городе эН или городе Ка
Жили-были эти двое,
Эти двое ,наверняка.

А ветер, как стая зверей,
Ревел над страной лагерей.
А ветер метался и выл
Безумной мелодией пил,
Над мёртвою грудою тел,
Над нами над всеми летел,
Нам обещая живым:
Время будет иным,
Время будет иным!

 ЭПИЛОГ.

К тому,что я сказал,как мог,
Наверно,нужен эпилог.

Сотни лет бьёт Россия в набат.
Что ей делать и кто виноват?
Мы судим прошлое,всё в исках
Оно сегодня перед нами,
Тогда стихи ходили в списках,
Лишь чудом выжив под полами.
А те,что канули в архивы
Их не забыть, пока мы живы.
Ещё на памяти народа,
Бия во все колокола,
За величавой одой ода,
Смеясь над нами,нам лгала.
Играют ныне те же марши
И тихо плачет,кто постарше.
Посмотри в уходящую тьму,
Оглянись,не забудь второпях.
Там поэтов тащили в тюрьму,
Чтобы после убить в лагерях.
Постой,скажи а как же дальше,
Коль суждено,прожить без фальши?
Они безумцы,но поэты
Жить не могли,нося оковы...
Теперь их юные портреты
Хранят стареющие вдовы.
Время всех расставит по местам:
Кому,где быть тот станет там.
Как об ушедших не молчи,
Под маршей бравурные звуки--
Забыть нельзя--а руки чьи?
Тогда выкручивали руки.
И пусть звучит поэтов глас,
Он обнадёживает нас.
Наивны и горьки все речи,
Обиден перечень потерь,
Кто вы теперь надежд предтечи,
Где вы судьбу спустя теперь?
Нет,об ушедших в крик кричи!
Под маршей бравурные звуки
Ещё остались палачи
И рубят головы и руки.
Кричите правду,чтобы впредь,
Нам невзначай не умереть.
Как это было в дни и ночи
При Сталине и после прочих.