Распад ссср

РАСПАД СССР

 ( Исторический очерк. Написано в 1998г.)

 I

 Эпоху Брежнева называют эпохой застоя. И это верно лишь в том смысле, что это был не столько экономический, сколько политический застой, ибо темпы экономического роста при Брежневе были хотя и не такие высокие, как в период послевоенного восстановления "народного хозяйства", однако выше, чем они стали при Горбачеве, когда экономический рост прекратился и вовсе. При Брежневе было слышно - да и то через западные радиоголоса - лишь о шевелившихся кое-где, преимущественно в столицах, "правозащитниках". Уже в самом этом слове заключено то, что эти оппозиционеры главное внимание обращали на политическую и юридическую надстройку, а не на экономический базис. О каком-либо освобождении рабочего класса у них не шло даже и речи. Рабочий класс ничего не ждал от них. Не ждал он ничего и от Брежнева, в котором время как бы остановилось, словно автор "Возрождения" и "Целины" и впрямь был бессмертен. Война в Афганистане, казалось, затронула близко лишь тех, чьи дети или мужья ушли туда воевать. Рабочее движение в Польше в начале 80-х годов, едва возникнув, было подавлено и не могло всколыхнуть рабочий класс столь огромной страны, как СССР.
 Между тем кое-где стали возникать основанные большей частью на личной дружбе кружки, разбиравшие вопросы марксизма-ленинизма и в итоге начинавшие с марксистских позиций оценивать сущность экономического строя в СССР, т.е. приходить к пониманию того, что этот строй есть не социализм, как то утверждалось со всех ветвей, а капитализм, империализм. Необходимым практическим выводом из таких взглядов должна была явиться постановка перед собой задачи пробуждения рабочего класса, политического воспитания его для грядущей социалистической революции. Однако эти кружки были столь еще немногочисленны и слабы, что не могли даже установить между собою связи и потому быстро сходили на нет, разваливались.
 Но задачу пробуждения рабочего класса выполняла и сама история, ход общественного развития. Правда, история выполняла эту задачу лишь в той мере, в какой она вообще может быть выполнена без внесения в рабочее движение научного социализма революционерами.
 В ноябре 1982 года умер Брежнев, и эпоха политического застоя стала уходить в прошлое. Со смертью Брежнева начался период народного ожидания, народ стал ждать изменений и источник их видел пока в верхушке государственной пирамиды. Народные ожидания нужно было как-то оправдывать. Обыденное сознание связывало социальные беды с так называемыми т у н е я д ц а м и ; а поскольку при Брежневе всякий безработный числился за тунеядца, ибо существование безработицы в СССР официальной статистикой и профессорской политэкономией отрицалось, постольку полиция стала среди бела дня останавливать на улицах прохожих, проверять у них документы, выяснять их место работы. А в это время миллионы действительных тунеядцев сидели в удобных креслах своих кабинетов, и никто их не трогал, не сгонял с насиженного теплого места. Государственный аппарат и аппарат управления экономикой разросся до невероятных размеров. Мало того, что эта огромная армия тунеядцев получала доходы, освященные буржуазным законом (проценты со вкладов в банк, оплата синекур, премии, гонорары и пр.), но она еще и воровала, брала взятки. Казнокрадство, взяточничество, хищения, приписки, всякого рода мошенничества, теневая частно-предпринимательская деятельность и коммерческое посредничество разъедали государственный аппарат и весь аппарат управления экономикой. Все эти расходящиеся с писанным законом действия сделались правовым обычаем, т.е. неписанным, но зато действительным законом. Если государство и осаживало кого-либо, то не потому, что он крал, а потому, что он крал несоответственно своему чину, своему положению; либо в этом осаживании проявлялась борьба кланов, как , например, в случае со Щелоковым и Чурбановым. Попутно это осаживание выдавалось за удовлетворение народных ожиданий, за борьбу с коррупцией. Ведь обыденное сознание в число носителей зла включало еще и преступников. Границы же преступной группы или даже всего преступного мира государственная власть может обозначить как ей угодно, ибо она не только издает законы, но и объявляет своей прерогативой их толкование. Вот почему социология лишается всякой научной почвы при абсолютизации правовых категорий. Чтобы определить границы лагеря прогресса и лагеря реакции, марксизм использует понятие классов, т.е. групп людей, отличающихся по их отношению к средствам производства. В этом существенное отличие социалистической идеологии от идеологии буржуазной и феодальной. Взять, например, различное понимание ими равенства. Феодальное (христианское) понимание равенства не выходило за пределы равенства всех мирян п е р е д б о г о м как грешников. Если богатый и бедный оба грешники или оба святые, то в христианском смысле они равны. Буржуазное понимание равенства означает равенство всех граждан государства п е р е д з а к о н о м. Пролетарское (социалистическое) понимание равенства означает равенство всех членов общества по отношению к с р е д с т в а м п р о и з в о д с т в а. Отсюда видно, что сближение христианства и коммунизма, стремление увидеть между ними какое-то особое духовное родство, как это нередко делают буржуазные идеологи, не имеет ничего общего с истиной и служит лишь реанимированию христианства и религии вообще.
 Отношение различных групп общества к средствам производства далеко не всегда закреплено и оформлено в законах, ибо собственность есть категория не юридическая, а экономическая. Точка зрения буржуазной социологии, спекулировавшей на предрассудках обыденного сознания и культивировавшей эти предрассудки, целые десятилетия, почти с начала правления Сталина, состояла в том,чтобы не замечать буржуазного характера государственной собственности в СССР. Все недостатки общественного строя она объявляла "отдельными недостатками", в число которых включала и противозаконные способы обогащения, а согласующиеся с законом доходы, т.е. проценты со вкладов, прибыль, гонорары, оплату синекур и пр., считала вполне вписывающимися в социализм. Точно так же она считала вписывающимися в социализм и всю систему товарно-денежных отношений, т.е. рынок. Точка зрения Троцкого в этом отношении мало чем отличалась от сталинской. Острие своей критики он направлял против чиновников, против сталинской бюрократии, не видя в ней и вокруг нее буржуазии. И не много нужно было ума, чтобы развить эту точку зрения дальше, т.е. направить критику против "командно-административной системы", против "номенклатуры", против "мафии" и вытащить, наконец, из праха забвения доктрину "правового государства". Почвы для таких взглядов и настроений с каждым годом становилось все больше.
 В то время как монополистическая буржуазия обладала не только большими состояниями, но и правами, чтобы свободно, как ей заблагорассудится, тратить свои доходы, средняя буржуазия испытывала еще и потребность в расширении своих прав. Она хотела свободно ездить за рубеж, не испытывать постоянно на себе недреманного ока правоохранительных органов, стремилась узаконить свою теневую частнопредпринимательскую деятельность. Монополистическая буржуазия, имея все и будучи всем удовлетворена, не хотела ничего нового, разве что новых рынков сбыта продукции, особенно продукции военно-промышленного комплекса. Средняя буржуазия желала либерализации в области экономики, невмешательства государства в экономическую жизнь, отмены законов против спекуляции, желала свободы творчества, отсутствия цензуры, оздоровления экологической ситуации. Мелкая буржуазия также хотела расширения политических прав, оздоровления экологической ситуации, повышения качества обслуживания, но к этому у нее прибавлялось еще и желание расширить свое мелкое хозяйство, а следовательно, она и здесь шла за средней буржуазией - чтобы легализовать мелкую торговлю и спекуляцию. Наконец, рабочие, вместе с членами своих семей составлявшие подавляющее большинство населения, думали не столько о том, куда пустить свои доходы и сбережения, сколько об увеличении заработной платы. Рабочему классу его доходов нередко не хватало на жизнь. К этому желанию у пролетариев присоединялось желание оздоровления экологической обстановки, расширения политических прав, но главным их желанием было повышение заработной платы, т.е. возможность заработать в государственном секторе экономики. Более передовая часть рабочего класса желала к тому же улучшения условий труда и повышения его содержательности. К пролетариату примыкала масса полупролетарского населения (мелкие служащие и пр.), доходы которой были еще меньше, чем у рабочих, и часть которой, кстати, входила в класс пролетариев как члены их семей.
 Такова в общих чертах картина запросов, интересов, надежд, ожиданий различных классов общества к середине 80-х годов. Если присмотреться к этой картине, то нетрудно заметить, что буржуазные классы, вплоть до мелкой буржуазии, там, где они выдвигают действительно прогрессивные требования, как, например, оздоровления экологической обстановки, повышения качества обслуживания и т.п., они выступают лишь как потребители. Там же, где они хотят выступать в качестве производителей, они защищают и увековечивают отсталые способы производства: фермерство, мелкое производство и т.п. Но революция означает в первую очередь изменение в способе производства; изменение способов распределения, не говоря уже о способах потребления, есть дело второстепенное, производное от изменений в способе производства. Если движущими силами Октябрьской революции были пролетариат и крестьянство, то движущей силой современной революции может быть только рабочий класс. Все остальные классы современного общества реакционны.
 Для официальной идеологии такой картины запросов и таких различий в них, конечно, не существовало. Ее политическим кредо была демонстрация морально-политического единства общества на всех уровнях. Если бы это было возможно, партийная верхушка постаралась бы скрыть от народа не только нравственно-политические, но и природные различия внутри себя. Однако гуманоиды для высших партийных должностей выращивались естественным путем и потому имели различные черты лица, различный возраст и пр. Высшее политическое руководство государства не было единым, поскольку не был единым и сам народ. В чем же состояло различие? Как известно, формальная логика, в отличие от диалектики, оперирует тем, что прежде всего бросается в глаза, она не рассматривает предмет всесторонне и в его движении. Для рассудочного мышления коммунисты - это те, кто размахивают красными флагами, ведь красный цвет бросается в глаза прежде всего. Партия для него словно и не имеет истории, развития. Прежде всего бросается в глаза, что высшее политическое руководство делилось на стариков (Черненко, Громыко, Кунаев, Соломенцев, Щербицкий, Долгих) и более молодых (Горбачев, Шеварднадзе, Яковлев, Лигачев, Ельцин). Но и это различие делается существенным, ибо молодые представляли собой уже другую эпоху. Они, например, не были участниками войны. Когда умер Андропов, избрание Генеральным Секретарем престарелого Черненко явилось компромиссом между старыми и молодыми. Все знали, что Черненко скоро умрет, но у молодых не было еще достаточно сил, чтобы взять лидерство. Тем не менее это лидерство, в конце концов, должно было быть взято: слишком частые, следующие друг за другом похороны высших руководителей, поочередно становившихся через каких-нибудь несколько месяцев "верными продолжателями дела Ленина", уже превращались в комедию и начинали дискредитировать политическую систему государства. Во имя стабильности и "порядка" у руля должен стать кто-либо помоложе. Такие соображения высказывались между молодыми, высказывались со стороны молодых старикам, высказывал их, наконец, кое-кто из самих стариков. Старики понимали, что молодые, придя к власти, еще более дискредитируют политическую систему, чем они. Ибо молодые были более беспринципными, более коррумпированными. Но другой молодежи в высших кругах не было. Чтобы держать власть, старики сами покровительствовали именно таким вот, как Горбачев, Шеварднадзе, Яковлев, Ельцин. Молодые пришли к власти не благодаря какому-то своему геройству, они кишели в Кремле, как трупные черви. Приход Горбачева к власти таил в себе возможность легализации в дальнейшем тех методов и сфер экономической деятельности, которые прежде считались незаконными и поощрялись стариками лишь втайне. Но пока экономический кризис еще не разразился, пока эти меры еще не назрели.
 Однако Горбачев тоже вынужден был как-то удовлетворять народные ожидания, которые возросли еще более после прихода к власти более молодого. В тех случаях, когда глава государства еще только осматривается, ничего решительного не предпринимая, и когда от него чего-то все ждут, на помощь всегда приходит пресса, приходят средства массовой информации и пропаганды. Всюду начались разглагольствия об Апрельском 1985 года Пленуме ЦК как о некоем поворотном моменте, о каких-то его важных решениях.
 Придя к власти, Горбачев и не думал о том, чтобы удовлетворить запросы большинства народа, т.е. в первую очередь увеличить заработную плату. Он думал лишь об увеличении прибылей буржуазии, о расширении рынков сбыта. Но для этого нужно было повысить качество продукции и сделать ее производство дешевле. Вокруг этого главного пункта вертелись тогда все фразы Горбачева о перестройке, под которой он первоначально мыслил только изменение отношения к труду. "Главное - мышление перестроить", "Психологическая перестройка" - подобными фразами полны были выступления Горбачева. Он хотел, чтобы рабочий класс больше и лучше работал - при остающейся неизменной или даже при понижающейся заработной плате. В то же время одним из коньков профессоров-экономистов продолжало оставаться утверждение, что заработная плата растет намного быстрее, чем производительность труда, что у населения на руках слишком много денег; потому, мол, и ощущается дефицит некоторых товаров, мяса и колбасы. Денег на руках действительно было много, но только не у рабочих, а у буржуазии. Если бы у рабочего класса было на руках много денег, то не ломились бы от товаров, например, склады швейных фабрик и магазины одежды. Эти товары не находили сбыта вследствие низкой заработной платы у большинства населения, а вовсе не из-за якобы низкого своего качества, как это утверждали буржуазные экономисты. Ведь сколь бы низким ни было это качество, а масса народа пользовалась одеждой еще более низкого качества и с радостью приобрела бы что-либо новое, будь у нее повыше зарплата. Но повышение заработной платы означает для буржуазии потерю прибылей, а на это она пойти не может.
 Летом 1985 года Горбачев начал антиалкогольную кампанию, которая, по его словам, должна была изменить отношение народа к труду. Ныне некоторые экономисты ставят эту кампанию Горбачеву в вину по той причине, что она будто бы понизила доходы в казну, так как водки стало продаваться меньше. Я думаю, что, напротив, эта кампания позволила Горбачеву пополнить начавшую трещать казну. Ибо, во-первых, цена водки выросла вдвое, и то, что казна потеряла из-за уменьшения производства и реализации водки, она наверстала за счет роста цены на нее; во-вторых, высвободились сырье, рабочая сила и прочие средства, которые прежде были задействованы в производстве водки и требовали затрат из бюджета; и в-третьих, водки производилось столько же, сколько и прежде, если не больше, просто государство переложило часть забот на ее производство с плеч государственных предприятий на плечи индивидуальных производителей (самогонщиков). Эта кампания была выгодна Горбачеву еще и потому, что позволила предстать в глазах политически неграмотного, пристрастившегося к выпивке народа выдающимся реформатором.
 В декабре 1986 года по центральному телевидению был показан спектакль "Скажите им правду", действие которого разворачивается на Всероссийском съезде борцов за трезвость, происходившем в начале века. Главной идеей этого спектакля была та мысль, что с пьянством можно успешно бороться, только уничтожив социальные причины этой болезни. Показ этого спектакля явился одним из симптомов растущей в обществе оппозиции по отношению к Горбачеву. Реформатор должен был еще более задуматься не только о перестройке психологии, но и перестройке общественных отношений.
 В апреле 1986 года, выступая на ВАЗе в Тольятти, Горбачев говорил следующее: "Разве можно управлять триллионным измерением в рублях из Москвы? В том, что мы пытались сделать это до недавнего времени, и состоит наша ошибка!" Уже здесь наблюдается отход от так называемого "планового начала". Следовательно, Горбачев не упускал из виду производственные отношения и уже тогда думал об их перестройке. Но все же главным для него в деле реформирования оставалась психология. "Главное - мышление перестроить, и это касается всех" - говорил он в ноябре 1986 года. Там же, в Тольятти, он - вероятно, впервые - заговорил о необходимости создания вневедомственного контроля над качеством. И вскоре вводится Госприемка. Заработная плата не увеличилась, зато число чиновников еще более возросло. Причем функции и обязанности этих чиновников напрямую связаны с трудовой деятельностью рабочих, вызывают их недовольство. Горбачев хотел, чтобы отечественные товары не уступали по качеству западным образцам - при заработной плате в два раза ниже, чем на Западе. Он надеялся своим декретом о Госприемке отменить всеобщий закон развития - закон перехода количества в качество. Чтобы было выше качество, надо больше усилий, больше рабочего времени на единицу продукции - если технология производства остается на прежнем уровне, не совершенствуется. Но внедрение прогрессивных технологий замедлилось, а реальная заработная плата не только не повысилась, а даже упала. Кто из рабочих при таких условиях станет рваться? Законы природы и истории оказались сильнее законов, издаваемых государственной властью. Народ может пойти на увеличение интенсивности своего труда, при неизменной или понижающейся заработной плате, лишь в том случае, если ему угрожает какое-либо бедствие, в условиях отечественной войны, при необходимости восстановить разрушенную промышленность. Уже отсюда видно, что грозящая разразиться революция не является для рабочего класса бедствием.
 При Брежневе буржуазия пугала народ угрозой войны, исходящей с Запада, угрозой ядерной бомбардировки, и народ был согласен работать при неизменной заработной плате, лишь бы не было этой войны. Как и Брежнев, Горбачев стремится выставить себя миротворцем. Поэтому он вводит мораторий на ядерные испытания, он соглашается на установку телемостов с США через космос: мол, США стремятся к звездным войнам, а мы используем космос только в мирных целях. Но буржуазии невыгодны разоружение, перевод экономики на мирные рельсы. Во время поездки в Краснодар в сентябре 1986 года Горбачев сказал в своем выступлении: "Вот мы дали оборонной промышленности задачу помочь пищевой промышленности, сельскому хозяйству и пр. И они сказали: "Нам легче решать оборонные дела и космос, чем здесь".". И Горбачев свел суть дела к тому, что здесь, т.е. в пищевой промышленности и сельском хозяйстве, конструкторская мысль требуется больше. Конечно, из-за отсталости технологических процессов в этих отраслях требуется немало конструкторам поработать, но все же суть дела не в этом; не потому оборонщики неохотно идут помогать другим отраслям. Суть дела в другом - в прибылях. Детали, одинаковые по своей сложности, материалоемкости и трудоемкости, но различающиеся по своему назначению ( одна для трактора, другая для танка), оплачиваются заказчиком различно. Конкурировать между собой из-за получения заказов на оборонные цели будут не только директора предприятий, но и руководители научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро. Финансовые же воротилы, руководители банков и внешнеторговых ведомств, и вовсе будут из кожи вон лезть, чтобы продать оружие за границей и снова разместить на заводах заказы на производство военной техники. Имея целью получить сверхприбыли на торговле оружием, буржуазия из года в год увеличивала производство в оборонной промышленности. Здесь на качество уже никто не жаловался. Когда дело касается ее интересов, буржуазия не забывает, что количество переходит в качество. Заработная плата в оборонной промышленности выше, чем где бы то ни было. И прибыли от торговли оружием самые высокие. Так качество перешло обратно в количество. Но нас интересует здесь не движение отвлеченных категорий, а законы капиталистического способа производства, в соответствии с которыми капиталы переливаются в ту отрасль, где норма прибыли выше. Буржуазия неплохо умеет считать, но обычно она вкладывает капиталы в ту область, которая сулит ей сиюминутную выгоду. Она не предвидит тех последствий, которые обнаружатся через ряд лет. Здесь на пути стихии рынка не мог стать даже "план". Напротив, "план" призван был обслуживать аппетиты монополистической буржуазии. Монополии диктовали свою волю остальной экономике, ВПК господствовал над АПК, государство устанавливало низкие закупочные цены на продукцию колхозов, а цены на продукцию заводов для сельского хозяйства поднимало повыше. Вследствие этого многие колхозы разваливались, приходили в упадок, в то же время военно-промышленный комплекс все ширился. Во второй половине 80-х годов СССР сосредоточил в своих руках более трети мировой торговли оружием. На втором месте шли США - около трети. И около трети мировой торговли оружием было в руках всех остальных стран, вместе взятых.
 Но вдруг по всему миру прокатилось эхо катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции, и вскоре народ узнал, что политическое руководство повело его на первомайскую демонстрацию под радиоактивные тучи. Люди сразу поняли, что политическое руководство печется только о своих интересах, а не о безопасности и здоровье народа, что не менее опасным, чем так называемое "капиталистическое окружение" являются для них враги внутренние - партийные бонзы, своекорыстие которых способно превратить в разрушительную силу даже и мирный атом. После Чернобыля мировое общественное мнение сложилось еще более неблагоприятно для СССР. А ведь еще не успело изгладиться из памяти недавнее сбитие российской военщиной корейского авиалайнера с сотнями пассажиров на борту. И вдобавок эта затянувшаяся война в Афганистане. Особенно народы Восточной Европы увидели бессмысленность гонки вооружений, бесперспективность милитаризации экономики. Все это грозило буржуазии потерей рынков сбыта оружия. Ведь буржуазия продает оружие не там, где ей заблагорассудится, оружие имеет свои традиционные рынки сбыта, и это прежде всего страны-сателлиты. Если водку, икру, нефть, меха и т.п. Россия везла преимущественно на Запад, то оружие - на Восток. В экспорте до некоторой степени виден образ государства. Чтобы не утратить традиционные рынки сбыта и обрести новые, Горбачев должен пересоздать образ СССР, ибо, как выразится он сам чуть позже: "Мир бурлит!" И вот он едет в Рейкьявик на переговоры с Рейганом. Оба встречаются, конечно, лишь затем, чтобы поделить рынки сбыта и сферы влияния. Но каждый перед своим народом обвиняет противную сторону в несговорчивости, выставляя себя миротворцем. Поездки в Рейкьявик оказалось мало, и Горбачев отправляется в Индию - классическую страну среди неприсоединившихся стран. Американские газеты писали об этом визите: "Москва перетягивала Дели на свою сторону против Вашингтона". Индия есть та страна, которая стремилась и стремится наладить собственное производство вооружений. Поэтому Горбачев вынужден был искать другие пути устранения угрозы кризиса перепроизводства в оборонной промышленности. А пока все достижения брежневской дипломатии рушатся одно за другим, в здание Восточного блока уже заложена мина, и ее часовой механизм начал отстукивать время. К весне 1987 года нападки в адрес друг друга американской и российской военщины достигают апогея и затем начинают стихать. На политическую арену внутри СССР все более выступают новые силы - либералы.


 (Здесь помещена лишь десятая часть написанной в 1998 году статьи. Полностью она будет опубликована вот на этой странице:
http://www.proza.ru/author.html?nsbytns )