Венок сонетов

ВЕНОК СОНЕТОВ.
 
 1
Когда твой быт рифмуется с мечтой,
Не наноси обидного упрека
Всем тем, кто болен, кто почти живой,
Но мертв уже, отравленный до срока.

Не надо им жестокого урока
На пользу. Им полезнее обман,
Что жизнь есть рай. В обмане больше проку.
Но – «жизнь трудна» – сочувствует тиран.

Как верит слову обостренный разум!
Как ранит ожидаемый ответ!
- Что, жизнь не праздник?
 Отвечает: - Нет.
- А раз не праздник, жить не стоит, может?
- Раз все живут – живи.
 Так прост совет,
И счастье, непонятное до дрожи…

 2
И счастье, непонятное до дрожи,
Вливается, растет в тебе, растет….
Живи, живи! Придумал это кто же
Такую боль? И кто тебя поймет,

Что «труд нелеп, и бесполезна праздность»,
Что жить устал, и верить, и страдать,
Что безразличен выбор: есть ли, спать,
Любить, убить, пропАсть – какая разность?!

И Суицид возводит пьедестал.
И надо б догадаться, что ты умер,
Но ты уже и думать перестал…

Но ночь сменяет день. И поутру
Светило на чернеющее ложе
Нахлынет, на земное непохоже.

 3
Нахлынет, на земное непохоже,
Святое пробужденье: день хорош.
И ужаснешься: умирать негоже.
Сопротивляясь, все же оживешь.

Уступит жизни смерть. Поди, уроки
Не так жестоки были? И пороки
Ничуть не беспощадней, чем у всех?
«Не срок еще», - злорадствуют пророки.
И вдруг табу: самоубийство – грех.
Не обретай мучение в веках.
Привстанешь, невесомый и больной,
Как зомби? Как святоша? Как хмельной? –
Плывешь, не отражаясь в зеркалах.

Вообразишь, что этот мир – иной.

 4
Вообразишь, что этот мир иной.
Так непритворно новое рожденье!
А помнит одуванчик в пробужденье,
Каким он был хоть прошлою весной?

А помнит птица, кем была однажды?
А помнит камень? А ольха? А жук?
Не знаю… Я растерян. Но неважно.
Я все же человек, а не паук!

А помню ль я?… Казалось мне, что помню
Лишь миг назад… Но обволок дурман,
И я уже камням и птицам ровня.
А звать меня? Адам? Жень-шень? Иван?

Ах полно! О блаженство – жизнь цветка,
Когда печаль – и та светла, легка.

 5
Когда печаль – и та светла, легка,
Когда простой сюжет приводит в трепет…
О пощадите девственность ростка!
Не прерывайте восхищенный лепет

Рожденного живущего. Он слаб,
Не закреплен с реальностью корнями.
Он глуп как баобаб. Он верный раб
Своей мечты! Она, простившись с нами,

Переметнулась – бабочкой к огню –
К согретому невидимым светилом Нему,
Кому несбыточность по силам!

Блажен обожествляющий природу.
Гроза ли, солнце – все тебе в угоду.

 6
Гроза ли, солнце – все тебе в угоду.
Не чувствуешь ни стыни ни тепла.
Что тело? Коль душа твоя спала?
И пробудилась и запела оду!

И соль тебе сладка, и вкусен хлеб,
И мяса ты не ешь – оно живое.
К богатству – равнодушен, к горю – слеп,
И не страшит раненье ножевое.

И молниям смеешься, и звездАм
И мир… Не ты ли создал? Нет, не ты ли?
Неискушенный девственный Адам!
Чудесный миф, что раньше люди были…

Босой, по волнам цвета молока
Уйдешь, блаженный, коротать века.

 7
Уйдешь, блаженный, коротать века.
Один, один, един во всей Вселенной!
И все часы застынут неизменно.
Ах да! Они не созданы пока.

Жизнь изначально вечна и нетленна.
Не бренна. Небеременный Адам.
Но вот соблазн завоет как Сирена:
«С кем счастье разделить? Моим рукам
Послушно все!» … И появилась Ева.

Нагая, непорочная. Измена
Святому одиночеству! Грешно
Искать веселья, коль уже смешно,

Устать и отпустить свою свободу,
Туда, где вьюжит дикая природа.
 
 8
Туда, где вьюжит дикая природа,
Твоя свобода гордая ушла.
Спохватишься – вокруг полно народу!
У Евы – дочь, и дочка в мать пошла:

Распелась, расплясалась, соблазнила,
И нарожала женщин и мужчин…
Остановить движенье не под силу.
Рванешься, убежишь – опять один.

Но грех уж сотворен. И слава Богу –
Остались еще дикие места.
Покаешься, найдешь назад дорогу,
Чтоб целовать в последний раз уста.

Упросишь бурю, чтобы унесла,
Где лодка – дом, а руки – два весла.

 9
Где лодка – дом, а руки – два весла,
Здесь хорошо, покойно и привольно.
А там, где нагрешил, начнутся войны.
Там ждут тебя – от вечности посла.

И будет торжествующим знаменьем
Греметь гроза. Но что тебе гроза?
 Да хоть потоп! И вдруг, больной сомненьем,
Проснешься, разглядев во сне глаза.

Глаза чужие. Боже, вы откуда?
Большие, непорочные…. О прочь!
Я на земле один! И как Иуда
Предашь трусливо мать, жену и дочь.

Хочу один! Посмотрят боги косо
И – некому задать тебе вопроса.

 10
И – некому задать тебе вопроса.
Исчезли все по слову твоему.
И по ночИ луна, по Утру – росы –
Тебе, тебе, любимец, одному!

Но что бесследно, друг родной, проходит?
Ничто. Как твой кошмарный вещий сон.
Гордыня речи сладкие заводит:
«Ты – бог». И ты гордыней поражен.

Нечаянно рождаются пороки.
И обреченно движется к концу
Святая жизнь. Уже подходят сроки.
«Ты существуешь, ей?» - хамишь отцу.

И все. И ни спасения, ни спроса,
Как поезду, идущему с откоса.

 11
Как поезду, идущему с откоса,
Так страшно выжить – легче умереть!
Через века Шаляпин и Утесов
Споют. Сверкнет есенинская медь,

Спасет великий Пушкин от бесследья,
Найдешь утеху в преданной жене…
А что теперь? Не хочется бессмертья!
Не утопить отчаянье в вине,

Поскольку нет вина. Поскольку ленью
Отравлен не сумевший оценить
Отцовский дар. И молишь на коленях
Такую малость – молнией убить!

Но жизнь еще не бьет. Она чиста.
А вместо мерседеса - два осла.

 12
А вместо мерседеса – два осла.
Долой цивилизацию и точка!
Родится слово. А за словом – строчка.
Посмотришь: вот надежда проросла.

Прощанье с миром, будучи в миру…
Кто пережил подобное однажды,
Не задает вопроса «Я умру?»,
Уверенный: нельзя погибнуть дважды.

Он ходит как сомнамбула, он рвет
Когтями мох, мечтая о забвенье…

А жизнь идет, идет, идет, идет!
И – косит обреченного смиренье.

Не сгинешь, не исчезнешь, хоть ты вой!
Вдруг вздрогнешь, удивишься, что живой.

 13
Вдруг вздрогнешь, удивишься, что живой.
Возлюбишь эту жизнь превыше смысла.
И не отпустишь, не простишься с мыслью
«Я вечен». И водицей дождевой

небесной сполоснешь больное тело,
грудь впалую, потухшие зрачки…
И восхитишься ново, неумело.
Мы все когда-то были новички!

О мудрая, о детская беспечность,
Отмытая на божеском суде!
О люди, обреченные на вечность,
Не верящие в правильность судеб!

Когда простишься с собственной виной,
Почудится, что этот мир – иной.

 14
Почудится, что этот мир – иной.
Кем был ты раньше? Помнится, жестоким.
Быть может, тигром? Или лебедой –
Отравленной травой? Нет, был я зорким!

Я видел на земле чужой глаза
с высоких гор… Их, кажется, обидел.
Была гроза. А может – не гроза?
А может, раньше я совсем не видел?

Не помню! Значит, я прощен отцом!
Виток начался новый. Все – сначала.
Мой высший суд – судьба – стоит лицом.

Исполнится? Удастся? У причала
Реши навек, как справиться с судьбой,
Когда твой быт рифмуется с мечтой.

 15
Когда твой быт рифмуется с мечтой,
И счастье, непонятное до дрожи,
Нахлынет, на земное непохоже,
Вообразишь, что этот мир иной.

Когда печаль – и та светла, легка,
Гроза ли, солнце – все тебе в угоду,
Уйдешь, блаженный, коротать века
Туда, где вьюжит дикая природа.

Где лодка – дом, а руки – два весла,
И некому задать тебе вопроса,
Как поезду, идущему с откоса,
А вместо мерседеса – два осла.

Вдруг вздрогнешь, удивишься, что живой,
Почудится, что этот мир – иной.