без названия

Он стоял перед обрывом из гравия. Всё тише
Билось сердце. Дыхание лишь длилось
Зачем-то на краю крыши. Ведь его листы
Уже не чисты и сброшены в тёмную нишу,
Исписаны... Он их сжигал ночами,
Длинными снами, забывал, а потом проливались
В памяти ручьями они, забитые в ксерокс дни,
Целостно копированные, как и тот крик
На вершине мира? Врядли. Шестнадцать этажей
Отделяли его от прошлого. Ноги размякли.
Он хотел лишь хорошего, но оказался
Проклят и сброшен собою же в тёмную рощу
Без тепла непрошеного. Он один и понял это,
Он был поэтом, проливал сердце на столе,
В листы такие нетленные, но временные,
Наполненные больным неверием в свою любовь
И недоверием. Грели его лишь мысли,
Поднимали со дна, и, конечно она...
Он мечтал, что это был идеал, но лгал
Себе. Ведь это так свойственно людям, нам,
Самообман. В ней была красота, но не могла
Она понять его письмена, его листы,
Заполненные строчками, как и холсты
Залиты краской. Хоть ласки были и страстны,
Но она знала, что опасно быть с психом,
Каким его считали другие, такими разными
Они были... А потом она уплыла за океан,
А он остался тут, среди бумаг и хлама,
Он стал лишь участником драмы, но все идеалы
Были раздавлены напрочь, выпивка и план
Не помогали. Он думал, что его дар поэта
Стоит дороже, чем он сам, но это
Ещё один самообман. Он проклял себя,
Сжёг всё, чем держала земля, всё, что написал,
Все листы, бывшие уже не чистыми,
Исписанные нервными, больными мыслями.
...Ты стоишь перед обрывом из гравия. Всё тише
Сердце бьётся. Остановить не удаётся, лишь
Ветер тебя сносит с крыши, шагай, не бойся,
Тебе дадут чистый лист и ты жизнь перепишешь!