Лагуна

 Каждая клеточка воздуха
 пропитана ужасом.
 Б.Паскаль.

* * *

Уже настала тишина,
И полночь парус распускает.
Душа по капле убывает
В глубокую лагуну сна ...

* * *
I

Родившись под созвездием Тельца,
Не ведал я столь мрачного конца.
Как билось сердце в окровавленной купели:
Меня, крестив, нечаянно отпели.

II

Ещё мой слух так чутко слышит,
Что кто-то в этом городе не дышит,
И, вслушиваясь в омут пустоты,
Вдруг понимаешь, что не дышишь ты.

* * *

Осень играла на серебряной флейте.
Кто-то вел меня по заброшенному
Школьному саду.

Прохладные руки обняли меня,
И тут я увидел полуоткрытые
Губы моей спутницы.

Они были упругие,
Они были юные,
Они были почти детские.
Наше дыхание соединилось.
Время остановилось.

II

Осень играет на серебряной флейте,
Меланхолично шуршит листва.
Багровый закат освещает
Бледное лицо женщины, которой
Необходимо что-то вспомнить.
По фотоснимку скользит слеза.

Посвящается Т.А.
Зарисовка

Уходит ночь, накрапывает дождик.

Твой рот, как влажный огненный цветок,
Цветок дождя, полураскрывшийся бутон,
Открой себя.

Рассвет, как серые глаза -
Твои глаза, а за окном накрапывает дождик:
Сонно, ровно, без конца.

* * *

Невозмутимый час. Пульсирует душа,
Но где-то за пределами себя.

Сегодня кот разбился мой.
И я принёс его, принёс домой.
Из горла кровь текла,
по пальцам
липкой
струйкой.
А что душа? Она мерцала,
Но где-то за пределами себя
В холодном мироздании дрожала.
А я? Меня не стало.
Невозмутимый час. Вселенная. Земля.

* * *

В тебя способен мир войти -
Тот трепетный и ранний
(Пусть ты совсем в ином).
Как малодушен я, любимая,
Как стая воронья.
Зима нас ослепила пропастью и снегом...
Но где же, где же Альфа и Омега?
Глазами мёртвыми скорей найди меня.

Лжепророк

Какая низкая и тяжкая юдоль,
И обнажённых нервов самоистязанье,
И эта угнетающая боль
На грани двух миров, бросающих сознанье
В глубокий и безвременный провал,
Где сумасшествие свой бал справляет дикий,
Где ядовитый мёд по венам разливал
Какой-то мрачный бог, холодный и великий.
Но всё равно оттуда вынес я
Отраву для грядущих поколений,
Бессмертье воспалённого огня
И чашу горьких слёз и сновидений.

* * *

- Принцесса-пустота, ты снова тут?
- Тебе так кажется, то ветра завыванье,
Лучи луны, которые умрут ...
- Постой, но кто же ты?
- Я - ты, и я - твоё дыханье,
Которое дрожит, плывя
В объятье тёмной сферы,
Где сны твои тревожные живут,
Они реальны и коварны, как химеры:
То прошлого полночные кошмары,
То сердца одинокие удары.
Постой, я слышу, кажется, идут...
- Не уходи, Принцесса, это санитары.
- Не называй меня принцессой,
Я твой врач,
Ты с кем-то говорил?
- Ах, да, простите, это я c собою.
А впрочем, нет, она была, была!
- Но кто?
-Не знаю, только нимб над головою
Её горел, как будто полыхала вся больница.
- Ну успокойтесь, просто вам необходимо
Временно забыться.
Я сделаю укол. Вот так - и всё.
Блеснув, игла вошла, как жало, в вену.
А он смотрел и видел, как рука
Раздвинула невидимую стену.
Он двинулся вперёд - и медленно поплыл
Куда-то в горло тёмного колодца.
Тем временем глаза ему прикрыл
И сонно санитарам процедил реаниматор:
- В морг, он больше не проснётся.

* * *

Глаза чужие смотрят в отраженье
Чужого сердца, но его биенье
Напоминает мне, что я ещё дышу,
И нечто чуждое в дыхании ищу.
Ты кто? Ты что, вошедшее в меня,
В моё сознание, что меркнет, как свеча?
И я, дрожа с ним, догораю, таю,
И в жизнь чужую медленно вплываю
Через протоки снов на тёмных парусах
Фрегатом восковым и предвкушаю страх
Чужой души, чужого бытия,
Где в их безумии я обрету себя.

* * *

- Поговори со мной, ответь ...
- Я роза, корнями уходящая в твой сон.
Они алмазные, а чёрный мой бутон
Откроется в тебе другой вселенной,
Где звёзды, словно ангелы, поют.
И ты увидишь, как они умрут,
Теряя окровавленные перья.
Не правда ли - забавная феерия?

- Поговори со мной, ответь: ты зло?
- Я часть сознанья твоего,
Наполненного горькими мечтами;
Своими драгоценными корнями
Я лишь питаю стебель и бутон.
Тебя я погружаю в вечный сон.
Ты будешь спать, хотя ты спал с рожденья.
Ты будешь спать.
Замри, сердцебиенье!

Я слышу, как созвездия поют.
И умирают.
И к себе зовут.

* * *

Временные провалы ночных коридоров...
Это я захожу, разливаясь как шорох,
По холодным и гулким готическим нервам,
Без клубка Ариадны, мерцающим ветром.
Это я осветил их безумные стены.
Коридоры ночные - открытые вены.




* * *

И сказал Бог: да будет свет.
/ Бытие, глава I /
I

Богиня утра в мантии пушистой
Росу цветов в кувшине серебристом
Несла над миром, проливая в мир
Цветочный и смертельный эликсир.

Богине утра ангел улыбнулся:
"Да будет Ночь для всех, кто не проснулся!"

Иисус шёл впереди их,
а они ужасались и, следуя
за Ним, были в страхе.
/Евангелие от Марка/

II

- Христос, Христос, в душе моей пустыня,
В глазах моих дрожит
И по щеке скользит
Кровавая слеза твоя, чьё имя
Зажглось, повергнув дух
В мольбу и трепетанье,
Ужель не внемлет слух
Твой крику в мирозданье?
А звёзды так остры,
Лучи их зренье режут,
Христос, Христос, спаси!
Не дай убить надежду!
Отец твой породил
Вокруг такую бездну.

Из мёртвой пустоты услышал Он молитву
И бережно вручил взывающему бритву.
- Поверь, в душе моей
Такая же пустыня,
Прости, но лишь Отцу
Моё известно имя!

III

Устали звёзды падать и гореть,
Устали ангелы в садах небесных петь,
Устал Господь миры преображать,
Устали люди мучиться и ждать.

Из горла вырвался души предсмертный стон,
И мёртвым эхом отозвался небосклон.

* * *
" ... но когда
пройдёте вы, сверкнувшие года,
за грань Акутагавы и цикуты ..."
Е.Тарасова

Я поднимаю чашу с терпким ядом.
Спасибо всем, кто были рядом.
Спасибо дьяволу, что руки не дрожат.
Спасибо господу, что он спускался в ад,
Где нет озёр, пылающих огнём,
Нет ничего, лишь сонный водоём
Меня затянет в тину забытья,
В ничто войдёт раздвоенное "Я",
Надёжно двери за собой прикрыв,
Ключи от них в душе похоронив
Того, кто ищет путь сюда,
Когда его, сверкнув, закатится звезда.





* * *

Опускается ночь.
Вся моя жизнь
Застряла в одной
Липкой секунде.
Или даже в её
Половине.

Вечерние сумерки ассоциируются
С чёрной землей.
Дневной свет напоминает
Вязкую чёрную массу.

Когда я смотрю в зеркало,
Мои глаза схожи
С двумя тёмными трясинами;
Входящие в них звуки мира
Гибнут.

Я не хочу думать о душе,
Я не хочу говорить о чувствах.

Опускается ночь. Ночь.
Впереди огромное поле,
Что там, вдали?
Моя надежда,
Маленькая и отвратительная,
Словно горящий нерв,
Проколотый иглой.

Балкон

Я знаю, что утро для меня
Не настанет.
О, как я хотел рассмотреть
Это ночное небо.
Может быть, для того,
Чтобы сравнить
Его пустоту со своею.

Звёзд не было, только
Караваны облаков
Неслись куда-то.

Куда? Бог его знает.
Наверное, в царство
Вечного сна.

Высота зовет меня голосом
Ненаступившего для меня
Утра.

Как тяжелеют ресницы.

Я наклоняюсь вперёд.

Я ухожу...

* * *

Я качался на волнах
Прозрачной травы,
Я вдыхал полуобморок
Свежей росы,
Родника музыкальная звонкая влага
Утоляла меня и меня растворяла.
И былины, богини, легенды полей
Поднимали меня на валы ковылей
И качали, укачивали до опьяненья:
Вкус земли, запах трав, родниковое пенье.

Верно, очень давно так же нежно
И тонко
Напевая, качал падший ангел
Ребёнка.

* * *

Туманообразно колышется память, -
Когда засыпаешь, когда уплываешь
На лодочке утлой к причалу начал -
Всем тем, чем дышал и в себе потерял.
- Довольно исканий, ты очень устал.
Что понял, извлек, подытожил, ответь:
Трагедии, страсти, рождение, смерть?
Всё это банально, обман, пустота;
Колышется память, усни, суета, -
На лодочке утлой плыви безответно,
И если есть бог, уплывёшь незаметно.

* * *

Умоляю тебя, дорогая!
Я стою возле самого края,
Возле горного озера, где
Белый лебедь скользит по воде.
Белый, плавно скользящий по глади,
По хрустальной воде, по прохладе.
Сохрани мной увиденный сон, пожалей
Тонкий солнечный луч в океане теней.

* * *

По небу колокольни проплывают,
Плывут, плывут и в снежной пене тают.
Их тонкий звон, в пространстве утопая,
Уже почти достиг предместий рая,

Его долин и пастбищ тихих,
Где бродят табуны животных диких,
Где дремлют зори, терпкие как вина,
Где пух садов ложится на долины.

* * *

Поднимается солнце. Скоро утро настанет.
Ты стоишь на вершине. Ночь медлительно тает.

Снова вижу твой дом. Твои окна черны.
Твои окна пусты. В них мерцают огни.
В этом доме когда-то мы веселы были,
До утра говорили и свет не тушили.


О, как тихо кругом. Сигареты трепещут.
В этом доме живут даже мёртвые вещи.

Поднимается солнце, режет мир пополам.
И, подобно кровавым колоколам,
Горы гулко ворчат, отражая в ручьях
Эйфорию и страх.
 
Ты шагнул и сорвался в глухую долину,
Всё смешалось: вершины, ущелий глубины.
Воздух вспыхнул в глазах золотистым крылом,
И твой крик оборвал ледниковый пролом.

Вот и нет ничего, кроме лилии белой,
Что в себя забрала твою душу и тело.
Вот и всё, вот и всё. Только видится мне,
Что ты рядом со мной в полумгле, в полусне.
Снова вижу твой дом. Твои окна черны.
Твои окна пусты. В них мерцают огни.
В этих окнах теперь только чёрный магнит.
В этих окнах теперь только прошлое спит.

Ты стоишь на вершине, скоро утро настанет.
Горы, Гул, Пустота... И душа замирает.



* * *

Вначале была тьма.
Потом я включил настольную
лампу, и тьма рассеялась.
Комнату заполнил мягкий
жёлтый свет.
И мне не хотелось
погружаться в сон.
Потому что я всегда боялся утра.
Его тревожных утренних зарниц.
Я сидел и смотрел на
тьму за моим окном.
И видел, как
маленький золотистый ангел,
бился о тонкое стекло окна.
Этот ангел явился мне
из далёкого детства.
Впрочем это могла быть
несчастная ночная бабочка,
пушистая и добрая, горящая во тьме ночи.

* * *

Последняя станция - Небо.
Жизнь удаляется.
Боже, какими нелепыми
Красками она наполняет
Наше сознание.

Последняя станция - Небо.
Жизнь удаляется ввысь,
Словно железнодорожный состав,
В котором находимся мы -
Маленькие атрофированные клетки
В трясущемся организме
Набирающего скорость локомотива.

Последняя станция - Небо.
Гулко стучат колеса поезда,
Который ревёт и
Несётся ввысь.
Планеты рассыпаются
На миллионы частиц.
Тёмно-фиолетовое мироздание
Содрогается и в ужасе
Отступает прочь.

Скоро, скоро, последняя станция - Небо.
Наша последняя станция!
И тут огромные колёса поезда
С грохотом отрываются
От состава.
Боже, это катастрофа!
Наш локомотив издаёт
Долгий предсмертный свист...

Последняя станция - Небо.

* * *

Ты оказался снова там,
опять бродил среди оврагов,
серых переулков, среди помойных ям,
горбатых зданий и прочего... но
вдруг тебя смутили пятна крови
на заборе. Ты отшатнулся,
сердце колотилось, в глазах твоих
пульсировала тьма, в ушах твоих
звучал визгливо-резкий голос, как
нож, который уходил тебе под рёбра,
глубже, глубже. Ты закричал, упав
ничком средь чёрных пашен,
залитых луной.


* * *

Пожалуйста, прости меня, прости.
Твоя душа больна, ей некуда идти.

Мы шли с тобой по парковой аллее,
Ты плакала, и фонари горели.
Мы шли по тропам брошенного сада,
Где зрела кровь больного винограда.

Мы шли, и я не мог тебе помочь.
Ты плакала, роняя слезы в ночь.

Прости меня, пожалуйста, прости.
Твоя душа больна, ей некуда идти.

* * *

Луна осенняя бледнеет.
Поля пустынные чернеют.

По нервам время проплывает.
Куда? Оно само не знает,
Плывёт, прохладно и безмолвно.
Безмолвно - это очень больно.
Так больно, что нет сил кричать,
Нет сил дышать и понимать
Себя, других, других, себя...
Твоё расколотое я
Горит, кровоточит, чернеет.

Луна осенняя бледнеет.

* * *

Едва передвигая лапами,
покачиваясь и скуля,
собака шла по чёрному
проспекту. Город спал.
Но острое звериное чутьё
подсказывало псу больному,
что в окнах сонных свет
горит, насмешливый и резкий.
Набухшие от крови занавески
колышутся едва.

* * *

Прости меня, Отец, что тьма в моих глазах.
То сыновья твои - сомнение и страх:
Один из них - младенец Вифлеема,
Волхвы, костры, пещерная поэма.
Другой - горящий ангел Неба,
Вкусивший боль земного хлеба.
Прости меня, Отец, что тьма в моих глазах,
Что кровь моя на четырёх крылах.

* * *

У каждого есть своя рана,
Дорога, своя колея…
Какая горячая ванна!
Какая сырая земля!

Дорога, ведущая прямо,
Дорога, манящая тех,
Кто роет земельные ямы,
Кто носит светящийся мех…

Я шёл, захлебнувшись туманом,
И сердце стучало в груди.
И вырылась тёмная яма
На остром отрезке пути…

У каждого есть своя рана,
Дорога, своя колея…
Какая горячая ванна!
Какая сырая земля!