Заполнить паузу
Вместо прелюдии
Теперь казался он
игрушечным миражем
И утомленным окликом
души
В молочной заблудившейся
глуши -
Мой детский парусник
с уснувшим экипажем.
* * *
Тише!
Время
ворчит
в часах.
Тише!
Не буди
меня,
страх.
Тише!
В зеркале
съёжился
сон
мой
ночной.
Тише!
Утро,
его не тронь.
Тише!
Спи,
ум
мой
больной.
Ти-ше...
* * *
Ты плавно шла, как будто засыпала,
Прозрачная рука стальную цепь держала,
И вечер, словно пёс, хромая за тобою,
Осколки ярких звёзд держал над головою.
Твой млечный пеньюар на бёдрах колыхался,
И город в тишине под землю опускался.
В дыхании твоём желало всё забыться,
И шла ты, опустив тяжёлые ресницы.
Так молодость ушла к истокам лёгкой тенью,
Лишь ты одна идёшь, как прежде, в сновиденье,
Колышется твой шёлк на бёдрах, словно млечность,
Богиня детских грез, чье имя - Бесконечность !
* * *
Шуршит прозрачный, как молитва, дождик,
Стучит в стекло и просится
Переночевать в уюте и согреться.
- Ну заходи, - я открываю страннику окно.
Ревниво
тишина
сверкнула
бритвой!
Эскиз
Заметив дым бессонной сигареты,
Её дрожащий огонёк, блуждающий в окне,
Ко мне, как бабочки, слетаются планеты
С кошачьими глазами в пелене.
Ощупывают мысли и предметы,
Перемещая их в моём уме…
* * *
Играло время в прятки с нами,
Когда мы детский снег хватали ртами,
И на лету ловили сказки, словно птиц.
Мир не имел тогда размеров и границ.
И не терзали нас законы и потери,
И сумасшедшие дома еще не распахнули двери
Для нас, из сказок вырванных с корнями,
Где детский снег когда-то мы ловили ртами!
* * *
Дождь фыркает, как дикий кот,
И на карнизах пена пузырится.
Ударил гром. Мгновение -
И вырвал ветер у прохожей зонт.
И он летит над городом, как стяг,
Пропитанный духами и грозой.
* * *
Мнёт копытцами фиалки
Тощий оборванец-чёрт.
Ни души в полночном парке,
Город спит, раззявив рот.
Чёрт таращит зенки грустно
На кошачую луну,
А вокруг так тошно, пусто,
Тяжко, тяжко одному;
Чёрт, копытца поджимая,
Скачет, стонет и пищит,
Перед ним земля нагая
В лунном обруче лежит.
Сонной одурью объятый,
Растворив земной покров,
Парк плывёт воздушной ватой,
Весь в мелодиях цветов.
Изморось ночного неба
Пахнет трелью ранних птиц,
Что-то в чёрте онемело,
Удлинило дрожь ресниц.
Город спит в воздушных арках.
Где ты, чёрт? Ни звука, тихо.
Лишь в раздавленных фиалках
Утонули два копыта.
* * *
Несёмся мы на старой шхуне,
Солёный ветер бьет в лицо и грудь,
Играет парусами полнолунье,
И неизвестен нам наш путь.
Пусть нет тут берегов, одна морская пена,
Пускай несёт нас серебристая волна,
А если надоест - вот нож и вена.
О, Ночь! О, Тишина! О, Глубина!
Реквием раненой птице
Осень - Это глухой листопад.
Осень - Это небо в морщинах.
Осень - Это плач котят.
Осень - Это жёлтая лампа в окне.
Осень - Это два поцелуя в тумане.
Осень - Это сырые звёзды.
Осень - Это театр скучной пьесы.
Осень - Это красивая утопленница,
Волосы
которой
шуршат
и вьются
по долинам...
Осенью я вдыхаю хлопья будущего снега.
Осенью мне больно смотреть на небо.
Осенью я мечтаю покинуть землю -
возьмите меня,
возьмите!
Игрушечные пейзажи
Я бережно, как кот,
пройдусь по радуге и,
семицветный,
Мягко прыгну
на траву.
И каждой я росинке
подарю
Ее любимый цвет, -
А сам, наверное,
вздремну
И в закоулке
чёрно-белых снов,
Мяукнув, утону...
Караван
Да, кажется,
со мною всё ...
Со мною всё -
и это так же,
Как утопающий
глазами всасывает
трепет исчезающего мира
И свечи прошлого
поют ему, мигая:
" С Богом!
До свиданья!"
На полустанке
Гнездовье серых фей-ворон-
Нелепый мир, тревожный, скрытный,-
И ночь вползала на перрон
Тяжелым мраком первобытным.
Все видимое сцеплено в одно,
И мозг раздавлен тяжким прессом;
Как вытянуто корнем дно:
Бо-ло-тно-но-гим лесом.
Испуганный до шока небосвод,
Как маска, загипсованная в вечность,
И бледный убывает кислород
По кровостокам рельс, зовущих в бесконечность.
Прощай!!!
Мне эту ночь не пережить,
И поездом аурового ветра
Я разорву болезненную нить
На сотни одиноких километров.
Заполнить паузу
Заполнить паузу,
Заполнить чем угодно,
Заколотить дыру сквозную жизни,
Чтоб нерв земли твое безумье
Не тревожил
И неба глаз не высосал тебя.
Елене
I
Я ждал ее - и небо
осторожно
опускалось
на землю.
II
Я в этой комнате ненужный неслучайно,
Утешней было бы считать наоборот,
Но так плаксиво время в ней плывёт,
Что сам себя утрачиваешь втайне
по трепету,
пылинке,
волоску,
И тают в сигаретной скуке
Пол, потолок, четыре стенки, звуки.
Но высветляет вновь мою тоску
Твое лицо, бессонное, худое,
С рождения лишенное покоя.
III
Ты чуткая и надоедливая,
И губы твои -
две огромные пригоршни
тепленькой воды,
Которая не раз
по утрам
бросала в дрожь мое сонное лицо.
Май
По зеркалу
провел
ладонью
и очнулся,
Зажмурился от
запаха
сирени,
Качнувшейся
в зеркальном
отражении,
В котором
я с тобой
перевернулся.
Штрихи
I
Время обжигает губы.
Осень. Последнее яблоко
Падает в холодный туман.
II
Я не пространство меряю шагами,
Но боль, которая во мне ...
III
Одно отвечу:
Я б крестами,
Звёздами
Не стал увековечивать покой,
Но знак вопроса ставил бы повсюду!
IV
Больное сердце темнеет изнутри,
Больное сердце удар за ударом
Просится в землю.
* * *
Моя дорогая, я слышу, я вижу
Твой голос, лесную нормандскую крышу,
Заброшенный ветхий твой дом,
Где синяя роза звенит хрусталем,
Где тихо в печи догорают дрова,
Где сонные эльфы кружатся едва.
Ты слышишь, склонив свои гибкие плечи,
Как духи ночные собрались на вече.
Моя дорогая, я слышу, я вижу
Твой голос, туман и нормандскую крышу,
Заброшенный ветхий твой дом,
Твой дом и огонь за окном.
Т.Л.
Прозрачный вечер, тихий и пугливый,
Дрожат в осенних лужах огоньки,
И лунный свет мерещится разливом
Огромной умирающей реки.
И вот, как невод, опускаю руки,
Чтобы в пригоршни этот свет забрать,
Как прошлого и будущего муки,
С которыми не страшно умирать.
Memento mori
Змеёю жгут сползал с руки...
И дрогнули крылатые мгновенья,
И вспыхнуло огнем воображенье,
И бисерными сделались зрачки.
Сгущался феерический туман,
Луна, как окровавленная вата,
Заброшена за мускулы заката,
Что опустили солнце в океан.
* * *
Как бережно закат баюкает сознанье,
И с каждым вздохом легче и светлей,
И солнечный туман на пальцах остаётся,
И пятна жёлтые играют на домах.
Легенда
В хрустальных струях водопада
Усталое купалось стадо
Пушистых маленьких баранов,
Пришедших из страны туманов.
Вошел, как траурный фрегат,
Вечерний сумрак в водопад.
Потемки кровью наливались,
И в брызгах звёзды преломлялись.
Повисла ночь над водопадом,
И в трепете застыло стадо.
Исчез поток, вздохнули горы,
И бойни лязгнули затворы...
И в липком воздухе дрожали
Огни зрачков мертвее стали.
……………………….
Пролились долгие дожди,
Прошли года, и позади
Осталось лишь воспоминанье
И звон кровавого преданья.
Легенду о судьбе баранов
Услышал я в стране туманов.
Погибло маленькое стадо
В хрустальных струях водопада.
Сказка
(Древняя восточная притча)
Ты бросилась в ущелье, антилопа...
Тебя огромные алмазы ослепили,
Твоею кровью жажду утолили.
Ты видела, как горная заря
Упала снежным лотосом в моря.
И кораблей ленивый караван
Смертельные алмазы вез в туман.
Не знаю, сколько времени минуло...
В больнице тень изящная мелькнула.
- Пойдем, - мне кто-то на ухо процокал.
И я ушёл за мёртвой антилопой...
* * *
Я расскажу тебе, о чем пророчила Луна,
Я уведу тебя в страну Валгаллы,
Я покажу тебе, как в опиуме сна
Драккары разбиваются о скалы.
Иль хочешь, мы пойдем в другие времена?
На перекрестке ветер, молнии, раскаты!
Не бойся, эта свита не страшна:
Как не узнать прекраснейшей Гекаты.
Вот ручейков кристальных переливы,
Где фавны затаились и тайком
Выходят нимфы на песок под ивы,
Играя сладострастным ветерком.
Вот мир иной, где замки и туманы,
И девочка дрожит во сне;
Ей очень страшно: тролли-великаны
Ее похитить могут в тишине.
А вот чердак, свечою освещённый,
И бледный человек, по-видимому, пьян.
Он что-то пишет с видом обречённым,
Держа в руке коричневый кальян.
Пока что все. Усни, моя колдунья.
Мы встретимся с тобой еще, когда
Опять наступят чары полнолунья,
Чтоб этот мир покинуть навсегда!
I
Случайно оказавшись в этой жизни...
Мне снится, что в другой бываю я,
Как будто нахожусь на тайной тризне,
Где нет гостей, лишь мёртвый свет огня
Пустую залу освещал, зеркал глубины
Мерцанием своим дурманили, как вина,
Затягивая в топи дней минувших,
Где губ твоих, тревожных и уснувших,
Касался я и пил, и проклинал,
И их огонь мне сердце разрывал.
Но кто же ты, ответь: суккуба? дьяволица?
Оставь меня, прошу, и дай мне пробудиться.
II
Над хмурым небом факелы пылают,
Её ведут к костру, и площадь оживает.
Как стая воронья, монашки, бабки, дети
Плюют ей вслед, плоть рассекают плети,
Но вот она уже в огне багровом бьётся,
Из губ обугленных проклятье раздается.
III
Я просыпаюсь весь в поту, бьёт дрожь,
Но это сон, всего лишь сон и ложь.
Я знаю, что, уснув, увижу все сначала.
Но, господи, кому она проклятья посылала?!
* * *
И вновь мне больно смотреть на мошкару
далёких огоньков, которые, неустанно
перемигиваясь между собой, улыбаются моему
отчаянию, приглашая его в без-молв-ное
путешествие, - путешествие без огарка
чахленькой свечи, без пугающегося тьмы карманного
фонарика и даже без голоса - моего собственного
голоса, потому что оклик его - это два пугливых
мышонка, лихорадочно всматривающихся в тишину
из глубины нор моих глаз.
Мошкара далёких огоньков всё манит и манит
меня в ту горькую даль, чьё живое голубоватое
мерцание уже давным-давно вошло и прижилось
во мне самом.
Мне ли не знать её бесконечное пространство,
за которым дышит и тонет второе, третье,
четвёртое и так далее, и так до безумия, и
так до ...
Туман всех пяти ослеплённых чувств, словно
вихрь мягких голубиных перьев, срывает,
подбрасывает и уносит, подобно лёгкой шляпе,
моё сознание ...
Свидетельство о публикации №105080300791