Сатиры в прозе

САРГЕДОН АХИЛЛЕСЫЧ ЗОЛОТОПЯТОВ

 САТИРЫ В ПРОЗЕ

 Сатира I

 Добрый день, господа! Позвольте представиться. А впрочем, мое имя вы уже прочли. Тем не менее, представление как-то нужно продолжить далее. Поскольку мне, как и всем нам, приходилось в своей жизни заполнять множество самых разных анкет, постольку я и решил вместо лишних слов, которые зачастую имеют цель лишь скрыть правду, представить вам одну из заполненных мною анкет. Я предложу Вашему вниманию самую правдивейшую из когда-либо и кем-либо составленных анкет.

 Моя анкета на сайте Знакомств.

 Мой Профайл
 Здравствуйте, Саргедон Ахиллесыч Золотопятов!
 Моя страница
 Ваша страница находится на ... месте. Просмотров за сегодня: ... , за месяц: ... .
 Поднять "наверх"?
 Хотите повысить популярность вашей страницы в 7 раз?

 Возраст: 50 лет, знак Зодиака: Рак

 Автопортрет
 Ваше образование, институт: Школа искателей жемчуга в Буэнос-Айресе

 Ваш любимый художник: Репин - его "Бурлаки" напоминают мне мою шхуну.

 Самое поразительное для вас открытие: Открытие моего сундука.

 Ваши любимые литературные герои: Колобок - я чем-то похож на него.

 Самое недавнее ваше достижение: Кутил пять ночей подряд.

 Самая недавняя неудача / потеря: Потеря золотого дублона.

 Какую цель ставите перед собой сейчас? - Найти его.

 Работа, о которой вы мечтаете: Уже достиг.

 Если бы у вас была масса свободного времени, чем бы вы занялись? - Писанием мемуаров.

 Любимое блюдо? - Сухари и вода.

 Место в городе, где вы любите бывать: У входа в магазины "Интим" - преодолевая искушение войти в них, я набираюсь мужественной силы.

 Ваш любимый город: Буэнос-Айрес - город моей молодости.

 Как долго вы можете быть без общения? - С моим сундуком?

 Книга, которую вы сейчас читаете: Финансовый отчет.

 Ваше любимое занятие? - Перебирать золото,бриллианты и жемчуг в моем сундуке.

 Состояние духа в настоящий момент: Спокойное созерцание своих достоинств и несовершенств.

 Обо мне : Чертополох нам слаще и милей
 Растленных роз, отравленных лилей.
 ( Шекспир )

 Знакомства
 Познакомлюсь:
 с Девушкой в возрасте 18-80 лет
 Цель знакомства:
 Регулярный секс вдвоем.
 Интим за деньги.

 Материальная поддержка: Готов стать спонсором.

 Есть ли дети:
 Есть, живем порознь.

 Состою в официальном браке:
 Женат для вида.

 Типаж
 Рост 145см. Вес 95 кг.

 Профессия: Искатель жемчуга

 Волосы на теле и голове :
 усы, борода, щетина, грудь, спина, руки, ноги;
 голова бритая наголо

 Телосложение: Полное

 На теле есть пирсинг, татуировки

 Знание иностранных языков: Итальянский, португальский. Еще понимаю язык тетеревов, когда они токуют.

 Интересы
 Что я буду делать в свободный день:
 Пойду в ночной клуб.
 Открою мой сундук и буду любоваться на золото и бриллианты. (Размер сундука - 2 куб.м.)
 Улечу на Канары.

 Занятия спортом: Подводное плавание.

 Мои интересы: Бизнес и финансы.

 Любимые музыкальные направления: Звуки, издаваемые бьющимися друг о дружку золотыми монетами.

 Отношение к курению: Курю
 Отношение к алкоголю: Люблю выпить.

 Сексуальные предпочтения
 Ориентация: Гетеро.

 Меня возбуждает: Волосатость;
 И еще - когда я осыпаю партнершу пригоршнями золота и бриллиантов.

 В сексе я люблю: Благодарный взгляд партнерши.

 Был ли гомосексуальный опыт: Однажды высокое должностное лицо поцеловало меня в обе щеки на официальном приеме.

 Как часто хотели бы заниматься сексом: Каждую минуту.

 Был ли гетеросексуальный опыт: Да, только секс.


 ~/~

 Сатира II

 На одном вечере читал с листа свои произведения человечек невысокого роста, худой и бледный. Казалось, он был полон желчи. В руках он держал кипу листов бумаги, причем держал ее таким образом, как может держать лишь голодный только что доставшийся ему приличный кусок сала. Прямо напротив него в зале среди других расположился внимательный зритель или слушатель - как вам будет угодно. Он представлял собой полную противоположность чтецу. Это был толстячок с лысой головой и личиком, глядя на которое сразу вспоминался известный фильм "Налево от лифта", где лицо героя сравнили с попкой младенца. Я потому так свободно говорю о его внешности, что и сам обладаю примерно такой же. Он был румян и пригож собою. (Я, кстати сказать, тоже недурен. Делаю это замечание для дам ).
 - Кто это такой? - спросил я своего соседа, человека в очках с металлической оправой.
 -Вы разве не знаете! - удивился он, - Это же Жванецкий! Или вы не допускаете, чтобы столь известное лицо могло находиться сейчас в этом зале? Однако согласитесь, что где-то должны ведь находиться и самые что ни на есть известные люди. Ведь не могут же они нигде не быть!
 -Вы так полагаете? А вот Наполеона нигде нет, а между тем он будет более знаменит, нежели ваш Жванецкий.
 Мой собеседник уставился на меня, как смотрел на пассажиров в поезде проводник из стихотворения Маяковского о паспорте. Должен признаться, на меня иногда находит, т.е. я начинаю медленно двигаться по фазе, по выражению одной юной поэтессы на данном сайте. Однажды, когда я был на приеме в Кремле, где мне должны были вручить орден "За заслуги перед Отечеством", я в самую минуту этого вручения вдруг возымел трудно преодолимое желание скрутить кукиш. Я уже полез правой рукой в карман пиджака, словно бы за носовым платком, чтобы без всяких помех и последствий скрутить там кукиш, как вовремя одумался. Мне пришла в голову мысль, что хотя моего кукиша никто и не увидит, однако я не смогу удержаться от того, чтобы не прыснуть со смеху. Если бы не моя веселость, я бы не сделался бизнесменом и не скопил бы тех деньжищ, которыми в данный момент обладаю. Вернемся, однако, к теме данного рассказа.
 Жванецкий тоже, вероятно, был любителем двигаться по фазе в некие моменты. Уже давно было видно, что он не слушает чтеца. А теперь он и вовсе стал слишком много шептаться о чем-то со своим соседом (кажется, это был Евгений Петросян) и даже издавать смешки. Наконец чтец остановился, перестал читать и взглянул поверх очков на Жванецкого и его собеседника. Те на минуту примолкли, но тут же их смешки прозвучали еще более явственно. Чтец положил свою рукопись на стол. Представьте себе голодного, который вынужден тут же расстаться со свалившимся ему откуда-то с неба в руки куском сала или хлеба. Вот точно такой же вид был у худенького человечка. Вид всей этой сцены был таков, словно свинья в поисках желудей набрела в лесу на очковую змею, и та, зашипев, сделала стойку. Чтец снял очки, снова одел их и вдруг спросил хрипловатым голоском:
 - Не понимаю, что вас здесь так забавит?
 А было совершенно очевидно, что смешки светочей нашей эстрады были вызваны не достоинствами читаемого произведения, а скорее всего личностью его автора. И тут произошло нечто невероятное. Я думаю, что и лучший из клоунов не сумел бы так передразнить или посмеяться над Жванецким и Петросяном.
 "Или наша жизнь станет лучше, или мои произведения станут бессмертными!" - это известное изречение Жванецкого маленький человечек повторил несколько раз с самыми различными интонациями и делая самые невообразимые гримасы. Затем он перешел к Петросяну."Едет Ковпак на белом коне!" Здесь разнообразие гримас было еще более богатым. Публика стала смеяться. В самом деле, не смеяться было невозможно. Жванецкий и Петросян встали со своих мест.Так Ельцин в 1993 году вставал и уходил из зала заседаний парламента, когда ему не нравились выступления депутатов. Весь вид наших сатириков говорил о том, что они скорее апеллировали к благоразумию публики, чем надеялись на силу своего собственного оружия, т.е. своего языка, своего остроумия и т.п. Это бросилось публике в глаза. Ведь нельзя же отрицать в ней некоторой степени проницательности. Но точно так же не можем мы отрицать и той тончайшей доли самолюбивой и ревнивой чувствительности в артистах, особенно знаменитых.
 Жванецкий и Петросян уже чуть было не вышли из зала, как остановились. Жванецкий, простирая руку к чтецу ... Вы были у Казанского собора в Питере? Вот как раз на одну из двух стоящих там статуй и был похож в этот миг Жванецкий. О если бы не его животик! ( Он мне и самому частенько мешает, особенно когда я имею дело с прекрасным полом). Если бы не его животик, говорю я, какая бы это была достойная небожителей и роковых минут истории поза! То, что произнес Жванецкий, грянуло на уши публики еще более поражающей силой, нежели его же афоризм из уст его желчного противника.
 - Разве это рифма? Разве стихи?!
 "Сократ смотрел в облака,
 Тут с крыши в рот ему наклала ящерка".
 Это не стихи, это черт те его знает что! Разве может ящерка наложить в рот великому философу? И вообще все, что Вы здесь нам прочли не смешно до крайней степени. Так могут писать только какие-нибудь летописцы вроде Пимена, какие-нибудь архивариусы, а не современные поэты-сатирики!
 Жванецкий опустил руку и снова стал походить на обычного человека, а не на статую у Казанского собора. На его лице заиграла та самая улыбка, которая блуждает время от времени от одного поэта к другому. Видимо, как раз именно такую улыбку и имел в виду в 20-х годах прошлого века наш великий пролетарский писатель, когда сказал о своем герое, что лицо его не было чуждо улыбчивой иронии. Такое выражение лица говорит о сдерживаемом, потаенном бешенстве и само способно иной раз вызвать припадок бешенства и у менее вспыльчивых людей, чем наш желчный чтец. Последний подбежал к Жванецкому и, жестикулируя руками, словно дирижер,перед которым был оркестр, исполнявший форте-виваче из какой-либо симфонии Шостаковича, закричал:
 - А вы ничего не понимаете в сатире и в смехе вообще! Вам подавай только чисто физиологический смех - чтобы тряслось и дрожало, словно желе, ваше толстое брюхо! Вы и ваша публика относитесь к смеху и к искусству вообще чисто потребительски! Будто весь результат сатиры и искусства заключается в том, чтобы вы посмеялись, получили удовольствие и разошлись, и чтобы завтрашний день начался и прошел так же, как сегодняшний и вчерашний!..
 Желчный говорил бы и махал руками еще долго, если бы некая пружина ( я и теперь еще время от времени поворачиваю голову и осматриваю свой зад - нет ли и впрямь там чего-то вроде катапульты?) не заставила меня вскочить с кресла и подойти к Жванецкому:
 - Пойдемте отсюда, мой друг! Достойно ли Вас быть в обществе таких грубиянов! Вас, билеты на концерты которого стоят по меньшей мере 4000 рублей! Идемте, идемте!
 Я взял его под руку. Мы пошли из зала.Следом за нами шел Петросян.
 -Позвольте поблагодарить вас! - сказал мне Жванецкий, когда мы вышли на улицу, - Мы с вами вроде бы незнакомы?
 Я представился.
 -О! - воскликнули оба разом Жванецкий и Петросян, - Рады знакомству с представителем бизнеса!
 - А где теперь не бизнес? - ответил я, - Ведь вы тоже своим словом делаете денежки и приумножаете свои и вообще наши капиталы.
 -Гм,гм! - промычали они и стали посматривать в сторону, где стоял ряд из нескольких иномарок.
 - Что же мы, однако, будем делать? - спросил Жванецкий, - Не желаете ли ко мне в гости?
 Через минуту мы уже неслись по магистрали в машине Жванецкого. Его квартира была обставлена так, как и подобает быть обставленной квартире столь знаменитого маэстро в искусстве слова. Мы разместились в его кабинете, где, цедя из рюмок и бокалов коньяк и дорогих сортов вина, болтали в течение пары часов о всякой всячине, в том числе и о делах отечественного бизнеса, ценах на нефть и перспективах развития российской экономики. Разумеется, что через каждые пять минут мы опять же вновь и вновь возвращались к фигуре желчного чтеца и упражнялись в острословии на его счет, не забывая при этом посмеяться и над его тощей поэзией. Я тоже вставлял свое веское слово, иногда вставал с кресла и, слегка жестикулируя свободной от держания рюмки или бокала рукой, произносил речи. Время от времени я посматривал на книжные шкафы, стоявшие в кабинете."Вот где кладезь учености!" - думал я. Чего здесь только не было! Тацит и Ювенал; Сенека, Лукиан и Плутарх; Вольтер,Гейне,Бальзак.Стояли здесь и наши, то есть русские, историки и писатели-сатирики. На одном из видных мест красовались роскошными переплетами чистенькие тома Гоголя и Щедрина.Случайно я взял с полки томик Аристофана и раскрыл его. На первой же попавшейся мне странице я прочел следующую строчку:
 "Тут с крыши в рот ему наклала ящерка".
 - Взгляните-ка, господа! - сказал я Жванецкому и Петросяну. Жванецкий подошел ко мне и взял в руки томик Аристофана, где великий комедиограф древнего мира высмеивал в своей комедии "Облака" философию Сократа. Представьте себе толстопузенького читателя газет на заре горбачевской перестройки, раскрывающего газету "Известия" и с изумлением глядящего, как из раскрытой газеты валятся на пол его квартиры-хрущевки окороки, колбасы, огурцы, помидоры и прочая снедь. Кажется, где-то в одном из журналов была тогда даже карикатура подобного рода. Вот точно с таким же изумлением глядел Жванецкий на страницу томика Аристофана. Петросян тоже встал, подошел к Жванецкому и заглянул в книгу через его плечо. Затем, не поворачивая голов, они перевели взгляд на меня. Я съежился. Я почувствовал, что они смотрят на меня как на какого-то шпиона или соглядатая. Я сразу сделался для них чужим.
 - Уверяю вас, господа, я раскрыл этот том совершенно случайно! Я и не знал, что здесь будет написано.
 Со мной уже был однажды такой случай. Я был в гостях, куда был приглашен и поэт Евтушенко, блиставший там своими талантами. И я вот так же , то есть совершенно случайно, взял с полки том Писарева и прочел вслух слова русского критика о великих немецких поэтах: "Чего только не знал Шиллер!" Речь, разумеется, шла о той степени образованности, какой обладали немецкие поэты и каковой не было, по мнению Писарева, у поэтов русских. Ах, если бы вы видели , какими глазами посмотрел на меня Евтушенко! Он словно вонзил в меня нож.
 "Как, однако, мне не везет! - думал я, выйдя минут через десять из квартиры Жванецкого и спускаясь по лестнице, - Вот она судьба нового русского! Я достиг некоторой степени богатства, но до сих пор не могу быть всецело своим человеком в приличном обществе! И черт же меня дернул взять с полки том этого дурацкого Аристофана. Все, отныне я буду раскрывать книги только таких писателей, как Бердяев, Солженицын и им подобные".
 Придя домой, я полистал финансовые отчеты, а затем прочел на сон грядущий одну главу из "Трех мушкетеров" Дюма. Ночью мне приснился сон, будто Жванецкий, я и Петросян заделались самыми неразлучными друзьями и нам всем грозит поочередно дуэль с мастером фехтовального искусства, в коем я смутно узнавал черты желчного сатирика. Мы втроем, желая как-то взбодрить себя, решили выпить анжуйского вина, но почему-то очутились возле пивных ларьков и там долго стояли, пока поля наших шляп с перьями не стали столь широкими, что под ними теперь могли укрываться от дождя и соображать на троих толпы каких-то мужичков с помятыми лицами.Тут я проснулся. Настроение у меня было скверное, и лишь чтение финансового отчета смогло как-то меня развеять.По крайней мере я ощущал , как ко мне в руки текут, словно ручейки, денежки.
 Прошло несколько дней. На одном из вечеров, куда я пришел по приглашению одной дамы, желавшей посредством искусства женского обольщения выудить из моего кармана несколько лишних золотых безделушек, усыпанных драгоценными камнями, я увидел Евгения Петросяна. Поскольку Петросян был куда менее задет всей этой историей, нежели Жванецкий, постольку и беседа между ним и мной произошла здесь довольно скоро и без каких-либо особых натянутостей и затруднений. Поговорив немного о последних новостях в мире политики, мы вскоре вспомнили и недавний вечер, где произошла стычка между Жванецким и желчным поэтом.
 - А почему на сегодняшнем вечере не видно нашего прославленного маэстро? - спросил я у Петросяна.
 - Кого вы имеете в виду?
 - Жванецкого, разумеется.
 - А вы разве не слыхали? - удивился Петросян.
 - Нет, а что случилось?
 - Случилось то, что мэтр нашей эстрады на несколько дней слег. Представьте себе - этот желчный человечишко несколько дней ходил по всем букинистическим магазинам Москвы, чтобы купить все сочинения Щедрина, собранные в одном томе. А когда он, наконец, достиг этой цели, то пришел на концерт Жванецкого и уже после концерта, когда Жванецкий выходил из театра и шел к своей машине, он подкрался к маэстро сзади и огрел-таки его по голове этим увесистым томом. Ну и зрелище было, я вам доложу!
 Идя после вечера с моей дамой, которая, держа меня под руку, высматривала, в какое из кафе подороже меня затащить, я все время думал о смысле изречения Жванецкого:"Или наша жизнь станет лучше, или мои произведения станут бессмертными". Странно! Еще лет пятнадцать или двадцать назад эти слова казались мне верхом остроумия, а теперь я буквально ничего смешного в них не находил. А может, во мне просто говорила гордость по причине того, что великий мэтр российской эстрады холодно отнесся к предложению моей дружбы или не поверил в ее искренность. О как же сильно он ошибся! Может ли российский бизнес и российская либеральная сатира не быть связаны узами теснейшей дружбы! И могу ли я не питать симпатий к такому писателю, каков Жванецкий! Ведь в сущности я добряк. Если мне нравится женщина, я сыплю на нее золото пригоршнями. Однако рассказ об этом явится темой уже другого очерка.
 5 июня 2005г.
 ~/~


 Сатира III

 Я помню, однажды увидел как-то в кафе интересную женщину.Это была стройная блондинка,с выражением высокомерия на лице взиравшая на окружающий мир. Захотелось с ней познакомиться. Я встал из-за своего столика и подсел к ней.
 - Чего тебе надо, толстяк? - промолвила она с той презрительной гримасой, которую можно сделать только в том случае, если в то же время закуриваешь сигарету и небрежно бросаешь зажигалку на стол.
 - Просто хочу познакомиться с понравившейся мне дамой, вот и все, - ответил я и тут же добавил: - Ты не смотри, красотка, что я не слишком строен телосложением. Зато у меня полно золота.
 Она перевела взгляд со своих ногтей, которые разглядывала пока я говорил, на меня, затем вынула из сумочки визитку и бросила ее мне:
 - Ладно, толстяк, позвони как-нибудь. Теперь у меня нет времени, - и с этими словами она встала из-за столика и, не расплатившись с официантом, пошла к выходу.
 Я посидел еще какое-то время за столиком, довольно посмеиваясь себе в ус и доставая из кармана несколько зеленых бумажек. Начало знакомства предвещало все самое наилучшее: еще не зная ее имени, я уже расплачивался за ее ужин. Значит скоро красотка будет в моих объятиях.
 Поздно вечером у себя дома я курил у камина и размышлял о власти денег. Вот не было бы у меня денег, и чем бы я был без них? Кто бы посмотрел на меня? Кому бы был нужен? И не таких как я , а мужчин, гораздо более красивых душой и телом, проклятое бабье крутит в бараний рог. А я вот хоть и не столь красив, однако девчонки, даже и молоденькие, так и липнут ко мне. Вот она - власть презренного металла. Нет, старина Маркс тысячу раз прав. Дурачье! Не понимают всей глубины его мысли! Деловые бумаги , которые я просматривал, сидя в кресле, выпали из моей руки на пол. Мне не хотелось поднимать их. Хотелось чего-нибудь для души. Я подошел к книжным полкам, но и они как-то не грели меня. У камина зябну, у полок с книгами зябну. А ведь на мне немалый слой жира! Я нажал кнопку рядом с камином, и из стены выдвинулся обитый сталью ящик. Я не все свои средства храню в банке и не все они сосредоточены в ценных бумагах, будь то акции либо что-то другое. Кое-что есть , так сказать, и в моем сундучке или сейфе, который находится в моем доме и который не всякий сумеет найти, даже если очень того захочет. Запустив руку в ящик и вытащив из него пригоршню золота и камней, я ощутил некое тепло. Я выбрал несколько камешков для моей Линочки (так , судя по визитке, звали мою новую знакомую) и положил их на стол. Поразглядывав каждый из них сквозь увеличительное стекло, я остался доволен, хотя , впрочем , и не большой знаток этих вещей. Я знаю только, что в каждой из этих вещиц воплощена какая-то доля человеческого труда. А значит кто-то потратил на добывание их и доставление в мой карман свои кровь, пот и слезы. Вот что греет меня и что придает мне уверенности. Тратить свои слезы и свой пот мне не нужно. И здесь старина Маркс прав. Неправ он только в одном - в желании переустроить этот наилучший из миров. А еще хуже того Ленин ...
 Я закурил еще одну сигару и , откинувшись в кресло задумался о спорах, происходивших в обществе и в российской прессе последних лет . Мне вспомнились слова одного публициста:"..В конце концов, Владимир Ульянов мог просто оставаться в жизни простым экономистом-теоретиком: писал бы себе свои труды, спорил бы с другими спецами хоть до хрипоты. Какого дьявола понесло его "внедрять в жизнь" марксизм, да еще и сдобренный ленинизмом? Захотелось осчастливить человечество любой ценой? А откуда такое право? Сам себе присвоил? Сам себе Бог, стало быть?"
 Да, как он прав этот писатель! Вот почему я не могу изложить свои мысли так стройно? Меня уже давно подмывало начать писать что-либо ... Ну хоть мемуары какие-нибудь, что ли! Постепенно мои мысли вернулись к встрече с прекрасной незнакомкой в кафе. Я достал сотовый телефон и ее визитку, набрал номер.
 - Алло! - послышался приятный женский голос, гораздо более приятный, нежели несколько часов назад при разговоре со мной. Вероятно, дама кого-то ждала и, по всей видимости, ждала не меня. Эта мысль моментально просверлила дырочку в моем мозгу этаким буравчиком. Тем не менее я решился .
 - Добрый вечер, моя прелесть! Это я, ваш сегодняшний знакомый в кафе.
 Через час я уже расхаживал в своих ботинках по коврам ее квартиры, болтал о всякой ерунде со свойственной мне веселостью, пил коньяк, кофе, курил , другими словами, чувствовал себя именно в том положении, какое называется быть в своей тарелке. А через полтора часа мы с ней чувствовали себя друг по отношению к другу уже совершенно освоившимися людьми. Оставалось только как-нибудь подобраться к ней, например, сзади, обнять за талию, ухватить за бедро. Но, странное дело, именно на это я как раз и не мог решиться. Что-то в выражении ее лица останавливало меня от этого шага. Наконец оба мы пришли к некоей форме компромисса, к каковой приходят часто люди всех возрастов и состояний в таких ситуациях. Мы сели играть в карты и очень скоро перешли к игре на интерес. Ставка была установлена следующая: проигравший должен был по своему желанию либо расплатиться какой-нибудь ценной вещицей, либо же снять с себя какой-то предмет одежды, т.е. разоблачиться. Сначала мне везло, и я мысленно потирал ручки от удовольствия. Дама сняла с себя две сережки и их же положила на мой край стола при следующих проигрышах, заявив при этом, что они обладают немалой ценой. Я сделал вид, что поверил. Сколь ни плохо я воспитан, однако обладаю достаточным чувством такта, чтобы не спорить с дамами в тех случаях, когда от споров нет никакой выгоды и когда они лишь могут породить у дамы недоверие к моей финансовой и прочей мощи. Скоро мне, однако, перестало везти. Я возвратил Линочке ее сережки, затем снял пиджак, галстук, часы, ботинки. Снимать далее рубашку либо брюки я не решился. Во-первых, я не обладаю фигурой Аполлона, а во-вторых, я прекрасно понимал, что дальнейшее разоблачение , с одной стороны, повлечет нарушение равенства в инициативе, с другой же - породит в головке моей прелестницы неблагоприятное для меня мнение либо о силе моего кошелька, либо же о неких связанных с кошельком свойствах моего характера. Поэтому при следующем моем проигрыше я достал из кармана одну из заранее приготовленных мною на такой случай безделушек. При виде ее глаза моей дамы загорелись каким-то лихорадочным блеском, но все же ей удалось подавить свое волнение и скрыть восхищение . Сперва она закрыла глаза, а затем с видом равнодушия или безразличия встала из-за стола и сказала, что на сегодня довольно, что она устала, что у нее болит голова и т.п. Я раскланялся и вышел, оставив камешек в золотой оправе у нее. Могу ручаться, что как только я вышел из ее квартиры, она тут же бросилась к оставленной мною драгоценности и, схватив ее в руки, любовалась на нее."Ну что ж, любуйся, красотка! - думал я , спускаясь по лестнице, - Скоро я вот так же буду любоваться на твои прелести!"
 Сидя дома перед камином, я размышлял над пороками человечества и над их причинами. Почему во всем винят богачей? Разве мы виноваты, что мир устроен так? И почему я хуже кого-то, кто, не любя, стремится тем не менее завладеть чужими и противными ему душой и телом? С тех пор, как я разлюбил свою жену, я не был с ней в постели ни разу. Правда, я спал после того со множеством женщин, но все же я любил их. Они же большей частью , вероятно, не любили меня, этакого толстяка, а любили мое золото. Кто же более порочен - я или они? А взять всех тех, кто вступает в брак по расчету. Разве не о них сказано, что брак по расчету отличается от обычной проституции лишь тем, что здесь телом торгуют не поштучно, не на одну ночь, а оптом, то есть на множество ночей, составляющих целую жизнь! Где-то я прочел такую мысль:"Счастлив тот, кто глуп, низменен, бездарен, уродлив - у него большой выбор: ему все женщины представляются умными, добродетельными, талантливыми и прекрасными. Любя любую из женщин, он не рискует ошибиться. Вот только вопрос - способен ли он любить?" Быть может, я и уродлив, а порою и низменен, но я все же не настолько глуп, чтобы не видеть любви или ее отсутствия, чтобы не понимать ее. Мне приходилось видеть красавцев, которые мнили о себе столь высоко, что полагали, будто их невозможно не любить. И когда они сталкивались с холодностью понравившейся им женщины , они начинали беситься, совершать сумасбродные поступки, в которых не было ничего кроме их собственного эгоизма. Они не в состоянии были даже преподнести букет цветов даме. И не потому, что у них не было на то денег, а потому, что их мысли даже и не работали в этом направлении. Они полагали, что сами они представляют собой эти прекраснейшие цветы. Но не хотели, однако, видеть ползающих в лепестках червей.
 На другой день ко мне заехал один из моих друзей молодости и попросил, чтобы я предоставил ему приличную ссуду, а затем уговорил вложить некую сумму денег в его предприятие. Вместе с ним я поехал на строящийся объект, ходил по стройке среди рабочих, вникал в то, что мне неясно и что я никогда не пойму. Откуда, кстати, в Москве среди строительных рабочих так много таджиков? "Щука в песчаной пустыне, поэт Некрасов в Риме, хохлы в Санкт-Петербурге, я на стройке среди рабочих - все это явления одного порядка!" - подумал я и поспешил скорее расстаться с моим приятелем, тут же решив сразу же отправиться к моей новой Дульцинее. Вот где я на своем месте, хотя бы меня здесь и не любили, а желали бы только выудить из меня деньги.
 Линочка была сегодня в ударе. Она шутила и смеялась. На ней было новое платье, и было видно, что она и не собирается с ним расставаться. В самом деле, она проиграла мне в карты всего два раза, а мне опять пришлось расстаться - теперь уже с двумя дорогими вещицами.
 Нас к женщинам , как и женщин к нам, привязывают совершенные милости и сделанные знаки внимания. Чем более я ложил драгоценностей на стол, тем более я привязывался к Линочке. И чем более она пользовалась моими средствами, ничего не давая взамен, тем менее я стоил в ее глазах, тем менее был ей интересен. Через месяц знакомства с нею я уже безумствовал. Я звонил ей по телефону, посылал ей письма по электронной почте,в которых говорил о моей любви к ней, посылал посылки с дорогими подарками. Наконец я дошел до того, что бродя под ее окнами, слал ей SMS-ки и просил в них посмотреть в окно на совершаемые мною безумства. Дон Кихот, совершая перед Санчо Пансой свои подвиги как свидетельства любви к прекрасной Дульсинее, всего лишь ходил в ночной рубашке и подпрыгивал, показывая при этом удивительные вещи. Я , бродя под окнами моей Линочки, пошел дальше. Но ее сердце оставалось все равно холодным. В конце концов мне не оставалось ничего иного, как только прекратить свои ухаживания. В нас живет не только инстинкт продолжения рода, который при различных обстоятельствах модифицируется и принимает самые различные виды и формы, но живет также и инстинкт самосохранения. Я оценил по достоинству ту черную дыру, которую представляла собою ее душа. Но одно дело постигнуть что-либо чисто теоретически и совсем другое - отделаться от укоренившихся привычек. Чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, я принялся по вечерам читать стихи. Однако ни поэзия Странника или Александры Барвицкой, ни даже сатирические вирши Жар-птицына - ничто не могло меня развеять. Пришлось снова перечитывать моего любимого Бальзака. В одном из его романов я натолкнулся на образ прекрасной дамы, точь в точь напомнившей мою Линочку. Я читал роман всю ночь и отложил книгу только тогда, когда сам Бальзак употребил в отношении этого персонажа выражение "гибрид моллюска с кораллом". Все, больше чтение Бальзака, по крайней мере до следующей моей неудачной влюбленности в какую-нибудь новую шлюшку, что ожидалось по меньшей мере лет через пять, - итак, чтение Бальзака стало мне ненужным для той цели, какую я себе ставил. Я поставил книгу на полку и , сидя у камина, стал посмеиваться над самим собой.
 Я перестал вовсе ездить к Линочке по вечерам и уже стал забывать ее, как вдруг однажды получил от нее по электронной почте письмо, в котором содержались ее упреки мне за мое продолжительное отсутствие. Я ответил на это письмо маленьким, ничего определенно не говорящим письмецом, какие посылают только тогда, когда не только переписка, но и остальное становятся неинтересны. К тому же, должен признаться, у меня в это время начался роман с одной еще молодой девицей, который все более и более поглощал мое внимание. И вот через несколько дней после отправки этого письма я вдруг получаю снова по почте от совершенно незнакомого мне лица приглашение явиться в то самое кафе, где я познакомился с Линой, для деловой беседы. "Ваша неявка, - говорилось в письме, - может повлечь за собой неприятные для Вас последствия".
 В назначенное время я отправился в кафе и нашел там за одним из столиков молодого человека лет тридцати. Он без долгих вступлений и колебаний сообщил мне, что у него имеется видеопленка, на которой запечатлен я в моменты совершения моих безумств под окнами Лины. Я сразу все сообразил.
 - Ну что ж, молодой человек, бизнес есть бизнес. У каждого свой. Я - искатель жемчуга. Вы - собиратель грязи. Сколько вы хотите за эту пленку?
 Он назвал сумму.
 - Вы ее получите сегодня вечером. Пленку отдадите человеку, который принесет вам деньги.
 - Передать Лине от вас привет или какие-либо пожелания?
 - Нет, молодой человек, не нужно. Я всегда знал, что мой привет ей не нужен, а нужно нечто другое.
 С этим мы и разошлись.
 Идя домой, я неистово размахивал тростью и думал: "А ведь это большевики во всем виноваты! Черт бы их побрал вместе с их Лениным!"
 Почему виноваты были именно большевики, я и сам бы не мог объяснить. Но ведь должна же быть у басни какая-то мораль!
 А другой морали, кроме вышеуказанной, человек моего круга и образа мыслей выводить не может.

 ~/~


 Сатира IV

 Несколько дней я был занят вопросом покупки и продажи акций на фондовых биржах Европы. Уладив свои дела, я наконец сел в своем кабинете за письменный стол. Однако писание моих мемуаров пришлось отложить и тут. Необходимо было ответить поэту Ларионову.
 Поэт Ларионов и его друзья в отместку за мою рецензию на стихотворение Никаноровой назвали меня в своих рецензиях и в замечаниях на мои рецензии козлом, сделали некоторые другие, порочащие мою личность намеки, наградили мои произведения нелестными, лишенными действительной, содержательной критики эпитетами. Что ж, надо ответить им достойно - так, как ответил бы на моем месте настоящий писатель, а не пачкун-щелкопер.
 Я встал из-за стола и сделал пару шагов по кабинету:
 - Да, поэт Ларионов, я - козел! И я, пожалуй, горжусь этим. Разве не становится наша жизнь все злее и злее? А поскольку вместе с нашей жизнью, охватывающей все сферы, становятся злее и любовные отношения, то кого же, спрашиваю я Вас, скорее полюбят - меня, т.е. козла, или же Вас? Вспомните народную поговорку! .. Хорошая мысль! Надо ее записать.
 Я взял свою авторучку. Кстати, она у меня семицветная и если посмотреть сквозь кристалл, то как раз увидишь внутри плавающего с голой девицей козлоногого сатира, как об этом написал в своих стихах о пере писателя один из поэтов на сайте. Вернемся, однако, к Ларионову.
 - Не наводит ли Вас, поэт Ларионов, это на мысль о том, что Вы, назвав меня козлом, и в этом отношении попали, что называется, пальцем в небо? Ага, Вы уже стушевались?!
 Неправы Вы только в одном: назвав меня козлом, Вы стали уверять, что, дескать, я не мужчина.
 Я встал из-за стола и прошелся по кабинету, затем вернулся к столу и взял с него пару листков, представлявших собой сделанную моим секретарем распечатку нескольких стихотворений поэта Ларионова.
 - Где здесь мускулатура стиля? Это разве мужчина?! Это какая-то анемичная поэзия. А загляните в дневник Ларионова! Это какой-то сплошной плач и зеленая тоска. И это называется мужчина?! Разве в моем дневнике можно найти подобного рода слезы? Моему дневнику, который еще ждет своего продолжения, позавидует сам Цезарь! Нет, там не пойдет речь о Галльской войне. Я не полководец, но ... у меня другого рода сражения и победы! Я - не мужчина?!
 Я тут же уселся за стол, и мое перо полетело по листу бумаги. Записав, я снова стал прохаживаться со свойственной мне, довольно легкой для моего веса походкой по кабинету:
 - Вы назвали мое творчество катастрофой? Но в понятии катастрофы заключено то , что терпящий ее не является или, по крайней мере, не был прежде ничтожеством. Вам, поэт Ларионов, катастрофа не угрожает!
 Я снова уселся за стол и, ощутив на этот раз не легкость, а значимость всей моей фигуры, тут же вскочил, нет, даже не вскочил, а подбросил свое рубенсовское тело из-за стола:
 - Вы назвали мою сатиру муйней и хренью. Странный подход к сатире! Вообще иные все никак не могут отделаться от того мнимо критического взгляда на рода и жанры искусства, который смешивает их и подходит к опере с мерками взятыми из кинематографа, к киноискусству - с мерками спорта или циркового искусства. Ларионов назвал мою сатиру хренью и муйней - словно здесь перед ним были не сатирические произведения, а Основной закон Российской Федерации или новый Трудовой кодекс! Не вправе ли мы, напротив, сделать писаниям иных сатириков тот упрек, что они слишком умны?! .. Отличная мысль!
 Я скоренько засеменил своими ножками к столу, чтобы успеть записать ее.
 В это время где-то в отдаленных покоях моей четырехкомнатной квартиры на Тверской послышался какой-то шум. Что это? Я встал из-за стола и тут же вспомнил:"Ах да, это же сантехники ремонтируют кран в ванной и устраняют , пока лето, небольшую течь радиатора в одной из комнат. Пойду-ка приглашу их к себе в кабинет, налью по рюмке из моих запасов в баре".
 Я вышел из кабинета и через несколько минут вернулся, сопровождаемый смущенно подвигающимися и предвкушающими нечто двумя рабочими, один из которых был пожилой, а другой - не более лет тридцати. Я налил им по рюмке коньяка, и внутренне улыбаясь при мысли о том, какую свинью я сейчас подложу либералам, стал ждать момента, когда у них можно будет спросить мнения о стихах Ларионова. О российская либеральная сатира в лице Жванецкого, Задорнова и прочих, делающая главной мишенью своей критики водопроводчиков, продавщиц и горе-пьянчужек! О не менее либеральная российская поэзия! Приготовьтесь услышать суд народа, суд нелицемерный. Я подождал немного, когда двое рабочих закусят коньяк предложенными мною конфетами и печеньем, и затем спросил, подавая им листки с виршами Ларионова, что они об этом думают. Сперва было трудно даже заставить их прочесть предложенное мною четверостишие."Да разве мы знаем!..Да разве мы понимаем!" - говорили они. Но от меня было не так-то легко отделаться, тем более что на столе продолжала стоять неубранная мной и недопитая ими бутылка коньяка. В конце концов мне все же удалось уговорить их прочесть стихи Ларионова, стишок Никаноровой о сердце и одну из моих сатир, не сказав, разумеется, кто ее автор. Мнение моих гостей вкратце сводилось к следующему:а) стишок Никаноровой о сердце - это малопонятная заумь;b) сатира Золотопятова - это дурь, но с приколами;с) о стихах Ларионова они ничего не могли сказать, словно и самого предмета не существовало, как не существует цветочков на лужайке для собравшихся там в целях маевки представителей революционного пролетариата, ожидающих, что вот-вот сюда может нагрянуть полиция.
 - Кого из этих писателей вы могли бы поставить рядом с Некрасовым или хотя бы, например, с Твардовским?
 - Это который "Теркина" написал, что ли? - спросил пожилой.
 - Да.
 Они слегка засмеялись, а потом пожилой ответил:
 - Да никого, по-моему! Разве это сравнимо!
 - Ну а все же - кто из этих троих лучше, понятнее вам, ближе? - не унимался я.
 И тут моих гостей что-то пробило, словно пробежал электрический ток. Они взглянули на мою полную фигуру, бороду, усы, волосатые руки, бритую наголо голову и весело засмеялись:
 - А вы весельчак!
 Я почувствовал, что чаша весов склоняется все же в мою сторону, а не в сторону "поэтов озерной школы".Я снабдил моих гостей-рабочих еще одной бутылочкой на дорожку, и они ушли, оставив меня в общем довольным результатами беседы и самим собой. Однако мое довольство длилось недолго. Мне пришла в голову мысль просмотреть ленту рецензий. Вот что я прочел на ней нового:

 "И ещё, я не нуждаюсь в Вашем "разглядывании" в лупу или без неё. Мне наплевать на Ваш интерес, поскольку Вы есть никто и звать Вас Никак. И ещё, если не жаждете разговора на "ты", а я думаю, что на дуэли Вы не способны (это за Нору, вспомните "жонглёрство"), то просто отвалите в сторону, иначе сброшу... Безо всякого уважения и с презрением, Игорь
 Ларионов - 2005/06/09 01:05".

 Боже мой! Человек писал это в час ночи, после того, как около десяти вечера уже поместил почти такое же по содержанию замечание, на которое я так и не дал ответа. И разве я нахожусь в гостях у Ларионова, а не он у меня? Я не дал ни одной рецензии на его произведения и меня там у него вообще не было! Поэтому сперва я вообще не понял Ларионова. Что значит сбросить? Расположился здесь у меня, поместил свою рецензию на мою сатиру да еще и грозится сбросить куда-то! Куда же он хочет меня сбросить?
 Я прошелся по кабинету, подошел к окну. По улице, далеко внизу, куда-то спешили прохожие. Падать из окна квартиры, расположенной на шестом этаже было бы не очень приятно. (Кстати, у меня, как и у Владимира Вольфовича, не одна квартира.) Я прошел в прихожую, попробовал наружную дверь, она была надежно закрыта. Что же Ларионов хотел выразить словом "сбросить"? Я перечел еще раз строки его замечаний. Что значит дуэль? Это что же - драться на пистолетах? Я не буду! Я не дворянин какой-нибудь, а с головы до пят капиталист. Разве годится мне драться с кем-либо на дуэли?! Я скоренько присел к столу и начал строчить заявление в органы о возможности покушения на мою жизнь либо же о понуждении меня к дуэли, тогда как я "вовсе не стремлюсь к оной". Именно так я и написал. Должен заметить , что я всегда записываю свои мысли ручкой на бумаге да и вообще все пишу сначала пером, а затем отдаю моему секретарю либо для перемещения в память компьютера, либо же для отправки моим адресатам. Здесь же я не стал ждать секретаря, а решил сам скоренько направить письмо в органы внутренних дел. Письмо мне понравилось самому, составлено оно было недурно, чувствовалось знание такого рода казусов. Особенно мне понравился оборот речи "довожу до вашего сведения". Я даже потер руки от удовольствия и похвалил сам себя по-пушкински:"Ай да сукин сын!" Я уже уселся было за компьютер, но тут меня словно пронизало насквозь:"А что если это интриги самих органов?! Что если поэт Ларионов - лишь пешка во всей этой игре, цель которой состоит на самом деле в том, чтобы убрать одного из лучших писателей, если и не поэтов, России?". Участь Пушкина стала кружить перед моим умственным взором и вселять ужас. "Да, да! Ну конечно же! Это заговор высших кругов общества и администрации против меня! Только теперь они не смогли найти такого средства, какова, например, дуэль из-за предполагаемой неверности жены, ибо теперь официально я считался холост, а относительно всех моих любовниц в моей голове господствовали не какие-то предположения, а была полная уверенность в их неверности, чем я и обезопасил себя от возможности такого рода дуэлей на все последующие годы. Конечно же, все было подстроено! Поэтесса Никанорова, зная мои эстетические воззрения, специально сочинила провокационный стишок, имея в виду прежде всего мое сердце, которое вся эта "одна команда" и желала видеть изжаренным в какой-нибудь печи! А я, как глупец, попался на их удочку!
 Я забегал по комнате, не зная что предпринять. А делать что-то нужно было, причем не теряя ни минуты. Я снова сел за стол и взял перо. Надо было срочно писать письмо в органы государственной безопасности и объяснить им свою позицию.
 "Всеподданнейше обращаюсь к Вашему здравому суждению"..., - начал я. Особенно мне понравилось слово "всеподданнейше". "На кого же катить бочки?" - думал я, пока оформлял в надлежащем виде мое обращение в высокие инстанции. Ну конечно, на поэта Ларионова! Лучшая защита - это нападение.Я взял в руки листки с его виршами. "Боже мой! Но ведь не к чему же абсолютно придраться! - застонал я, - Совершенно безвинные стишки, каких пруд пруди, какие могут сочинять разве лишь пятнадцатилетние школьницы! Одни цветочки, одни цветочки! Лютики, ромашки! И он еще называет себя мужчиной!" Я долго разглядывал один из стишков и , в конце концов, мне удалось все же отыскать приметы крамолы:

 Дай мне синюю даль и свободу мою укроти.
 Я живу в нелюбви, мне за светом идти и идти.
 Я полмира отдам за твои глубину и печаль...
 Забери мою жизнь- я отдам, мне не сложно, не жаль.
 Хочешь сердце мое? А оно не желает тепла...
 Ты пленила меня, ты сумела, свершила, смогла...
 Но обязан уйти, мой удел- затяжная война.
 Я солдат, я боец, мне любовь ни к чему, не нужна...
 Copyright: Ларионов, 2005 Код произведения: 1503251067

 ( Должен заметить, что это ,пожалуй, лучший стишок у Ларионова; остальные не очень хороши даже в смысле версификации).

 Вот она где змея притаилась! Вот она гидра революции! И куда только смотрят органы! Я застрочил письмо и представлял в уме, как мальчики из ФСБ приходят на квартиру поэта Ларионова, закручивают ему руки, одевают наручники. Сердце мое ликовало. О поэты, опишите ликующее сердце человека, пишущего донос на одного из своих собратьев по перу! Вот мальчики из ФСБ увозят поэта Ларионова в неизвестном направлении. Какая благодать! Все мои страхи улетучились куда-то. Я ощутил, как бьется в груди мое сердце, горящее пафосом гражданственности. Я встал, прошелся по кабинету. Посмотрел на себя в зеркало. Выражение моего лица, каким оно явилось в зеркале, на этот раз мне понравилось. Прямо на меня оттуда глядела лысая рожа с бородой и усами, чем-то напоминающая лицо одного из пиратов знаменитого романа Стивенсона о сокровищах. А вместе с тем в моем уме вполне закономерно явились и ассоциации с депутатами Думы. Я начал упражняться перед зеркалом в произнесении речей и сопровождении их жестами. Вот я стою на трибуне Думы и выступаю с речью о необходимости контроля за интернетом. Вот я рассуждаю о сайте stihi.ru . Я стал притопывать ногой при каждом своем новом требовании, которое бросал в адрес органов и правительства. "Пора вам, господа, обратить внимание на те безобразия, которые творятся на сайте!" Здесь я топнул ногой. "Пора вам выявить крамолу и наказать зачинщиков бунта!" я топнул ногой еще раз. "Пора вам навести порядок на сайте!" - здесь я топнул ногой особенно сильно и вдруг - пустил ветры. Это получилось совершенно непроизвольно и было вполне объяснимо в виду моей комплекции и уже немолодого возраста.
 Я оглянулся. В кабинете никого не было.Дело в том, что в мой кабинет иногда заходит Матрена. Так я зову одну девицу уже немолодых лет и пролетарского положения, которая нанялась ко мне кем-то вроде домработницы и приходит убирать мою квартиру раза три в неделю. Я еще прошелся по кабинету и, закурив сигарету, прилег на диван. Когда я лежу, я никогда не курю сигар, а всегда - только сигареты. Лежа, я стал размышлять об одном месте из знаменитого "Критикона", написанного Грасианом еще в XVII веке, где испанский моралист рассуждает о старости и стариках. Старики, говорит там Грасиан, могут позволить себе такие вещи, каких не вправе делать молодежь. Причем молодежь даже не вправе сделать за эти вещи старикам замечание. Так например, если старик непроизвольно пустит ветры, молодые люди не могут его за это порицать. Если же они станут его за это порицать, то именно они-то как раз и обнаружат свою невоспитанность, тогда как старик останется нравственно чист. Да, именно сочетание таких факторов, как резкость движения, особенности моей комплекции и еще то, что я сегодня плотно покушал, как раз и воспроизвели подобное метеору явление.
 Затем мои мысли переключились на вопросы метеорологии вообще. "А ведь XXI век, пожалуй, будет веком метеорологии, а не ядерной физики, каким был век XX-й. Ведь все ныне упирается в метеорологию: озоновые дыры, бури, землетрясения, наводнения, прочие катастрофы. Эка невидаль - взорвать атомную бомбу! Нет, ты повесь над землей второе солнце!"
 Я размечтался, подумал о тех экономических препонах, которые стоят на пути научно-технического прогресса. Постепенно моя мысль переключилась на меня самого со всеми моими капиталами, и вдруг я почувствовал себя самого одной из таких препон. Эта мысль была неприятна. Я начал размышлять о том, какая часть моих средств находится в форме капитала, и какая - в виде сокровища. Разумеется, мой сундук с золотом и драгоценностями представлял собою сокровище, а не капитал. Но обойтись без него я не мог, ведь должен же быть у меня какой-то страховой фонд! Разве можно вложить все средства в банк или какое-то дело! А вдруг завтра крах, финансовый кризис? Тем более не стану я держать все средства в бумажной валюте, хотя бы это были и доллары. Ведь доллары - это не деньги, это всего лишь знаки денег. Деньги - это золото! Я вспомнил исследования Маркса о деньгах и их превращении в капитал. В голове начиналось нечто вроде моей каждодневной утренней или вечерней молитвы. Вспомнил я и недавно прочтенные мною малоизвестные работы по экономическим вопросам, где были изложены взгляды некоторых современных теоретиков о том, как жили магнаты капитала при Брежневе, как они могли умело прятаться под красными флагами, как в эпоху Горбачева они с ловкостью перевели часть своих капиталов в акционерную форму и как сталинисты, а вслед за ними и общество, приняли эти реформы за реставрацию капитализма, словно рынка и капитализма не было и до того. Да, думал я, мы, новые русские, даже и теперь все еще мелкие сошки по сравнению со старыми зубрами, выросшими при Хрущеве и Брежневе из тех золотых телят, которые господствовали при Сталине. Постепенно я задремал. Мне снился сон, где поэт Ларионов, почему-то сидя на детском горшке, сочинял свои стихи. Когда я проснулся, в комнате уже было темно. Я встал, подошел к горящему дисплею компьютера и снова взглянул на то , что оставил на ленте рецензий поэт Ларионов. И тут мне бросилась в глаза его фраза о том, что он не желает, чтобы его разглядывали в лупу. Словно лилипут трясет человека за шнурки ботинок и где-то там внизу пищит: "Не желаю!" Я представил, далее, шефа гестапо Мюллера, разглядывающего отпечатки пальцев Штирлица в лупу. "А вдруг поэт Ларионов сам кого-то разглядывает в лупу?" - подумал я. Картина того, как мальчики из ФСБ тянут куда-то поэта Ларионова исчезла, не оставив от себя и следа. Вместо нее возникла другая картина - как Ларионов сидит за столом в своем кабинете и разглядывает меня, сделавшегося сразу лилипутом, в лупу. Я поежился. "Ну конечно же! - воскликнул я, - И эта странная фраза "Сброшу!" А эти его слова о катастрофе? Ларионов узрел в моей сатире крамолу! Вот в чем вся суть! И как я раньше не догадался! И разве не напоминает фамилия Ларионов имя - Лаврентий?! Нет, оба мои письма в органы никуда не годились. Нужно писать третье письмо - самому Ларионову. Как же его начать? Как начать?"
 Я несколько раз прошелся по кабинету из угла в угол, затем присел к столу и тут же нашел требуемое обращение:
 "Ваше превосходительство!
 Я должен просить у Вас извинения за произошедшее между нами недоразумение. Будучи сбит с толку и с пути верного служения отечеству ..."
 Вскоре мое письмо было готово. Написав его, я , довольный собой, походил еще немного по кабинету, остановился, замер в величественной позе. Но вдруг со мной произошло то, что испортило все мое блаженное расположение духа. Я повернул голову и посмотрел на себя в большое зеркало, где отразились не только моя грудь и плечи, но и части тела пониже. Моя правая рука покоилась на моей ляжке, и вся поза напоминала ту самую позу, в какой запечатлен был стоящий на набережной Горбачев в самом конце многосерийного документального фильма о нем. Диктор произносит слова о том, что вот, мол, были в истории Цезарь, Наполеон и так далее... Останется в истории и Горбачев. И тут Горби делает, не поворачивая головы, а по-прежнему стоя к камере приличных размеров задницей, жест - взмах остающейся у задницы рукой: хватит, мол , оператору снимать такую историческую личность!
 Слегка смущенный, я отошел от зеркала, а затем словно бы невзначай начал интересоваться этой моей занимательной частью тела. Я слегка приспустил брюки моей пижамы и взглянул на правое бедро. То, что я на нем увидел, заставило меня забыть и поэта Ларионова, и письмо к нему, и вообще все на свете. На моей ляжке красовался прыщик! "Чертовщина!- воскликнул я, - Ведь сегодня ночью у меня назначено свидание с Жанной!"
 Через полчаса я уже мчался по магистралям Москвы в своем "Мерседесе" к знакомому доктору и чуть ли не на ходу расплачивался с останавливавшими меня за превышение скорости гаишниками пятидесятидолларовыми купюрами.
 Написанное мною письмо к поэту Ларионову, узревшему в моей сатире крамолу и вследствие наличия оной предрекавшему мне "катастрофу", так и осталось лежать на моем столе неотправленным.

 11 июня 2005г.


 ~/~

 Сатира V

 В один из воскресных дней я решил отправиться к одному из моих знакомых, который был горячим приверженцем либеральных взглядов. Сам я , к сожалению, не являюсь пока сторонником каких-либо твердых принципов, т.е. я пока все еще выбираю - к какому лагерю пристать. Просто как-то скучно стало сидеть дома или вращаться в обществе одних и тех же любовниц. Захотелось как-то развеяться, выпить бутылку-другую вина с кем-либо из знакомых. Мой приятель оказался, однако, вовсе не один. У него собралась компания единомышленников, таких же либералов. Между прочим, заметил я среди них и столь известных господ, как Явлинский и Хакамада.
 Сперва все тихо и мирно попивали сухие вина, кофе. Видимо, ожидали еще прихода своих соратников по движению. Когда гостей собралось уже достаточно большое число, хозяин дома прошелся по залу, еще раз поприветствовал всех собравшихся, а затем произнес следующее:
 - Господа, мы собрались здесь, как вам известно, не ради праздного времяпрепровождения, но ради выработки тех лозунгов и призывов, с которыми мы будем обращаться к обществу при всякой сколько-нибудь крупной организуемой нами, представителями власти или кем-то еще акции. После отмены ряда праздников, которые, как всем известно устарели и изжили себя, в обществе, в помыслах и желаниях его членов может возникнуть некий вакуум. И вот враждебная нам злая воля может этим вакуумом воспользоваться, т.е. попытаться заполнить его своими бредовыми идеями о всеобщей бедности, разного рода уравнительными, нивелирующими общество утопиями. Чтобы этого не случилось, мы и должны выработать сегодня и здесь свои лозунги, свои призывы к нации, определить, так сказать, посредством их наши задачи, конкретизировать их, дать обществу верное направление, указать путь. Поэтому , господа, прошу всех присутствующих - здесь оратор с неким осторожно-вопросительным и несколько испуганным взглядом взглянул вдруг на меня - принять участие в выработке этих призывов. Не стесняйтесь, господа! Предлагайте. Мы будем рады всякому смелому суждению, всякой трезвой и свежей мысли.
 Речь произвела на всех присутствующих некоторое впечатление, прозвучали аплодисменты. И вот сначала робко, а затем все более смело посыпались формулировки либерального символа веры.
 "Уши выше лба не растут!" ( аплодисменты)
 "Каждый сверчок знай свой шесток!" ( снова аплодисменты)
 "Всякий да опасно ходит!"
 "Всякая душа да трепещет!"
 "Маленькая рыбка лучше, чем большой таракан!"
 "Чти начальников!"( продолжительные аплодисменты)
 "Всякий да имеет сердце сокрушенно!" ( аплодисменты)
 Я смотрел на все это и глазам своим не верил, не верил ушам своим! Как, думал я , неужели за сто лет российский либерализм не сделал и шагу вперед в своем развитии?! Неужели эти господа не могут предложить ничего нового? Сердце мое не вытерпело, я поднялся со своего кресла. Тщетно пытался мой приятель остановить меня, делал умоляюще-угрожающие гримасы. Я уже не видел его жестов, которые он в последней отчаянной надежде делал в мой адрес, как бы прося сесть на место.
 - Позвольте, господа! Но ведь вы говорите вздор! - воскликнул я.
 - То есть как это вздор?! - зашумели все.
 - Господа! Все это уже устарело, - несколько тише , но еще более внушительно произнес я.
 - То есть как устарело! Эти принципы не могут устареть! - воскликнул Явлинский, и в ответ послышались аплодисменты. Все недоброжелательно смотрели на меня, никто из присутствующих не желал мне добра. Я вспомнил о моем сундуке - надежно ли он сокрыт от происков разного рода недругов и соглядатаев? Мысль о сундуке сразу же заставила меня вспомнить реальность.
 - Господа! Вы неверно меня поняли. Я только хотел сказать , что все эти лозунги или призывы - назовите их как угодно - все они не отвечают задачам сегодняшнего дня.
 - Поясните свою мысль, господин Золотопятов! Что вы хотите этим сказать? - воскликнул один из присутствующих с недружелюбными интонациями в голосе.
 - Видите ли, господа, я хочу сказать, что одних только этих призывов недостаточно. Мы уже слышали их, общество уже знает их, свыклось с ними. Нужны призывы новые, свежие. Чтобы общество, так сказать, встрепенулось, сделалось охваченным свежей идеей или, по крайней мере, свежей формулировкой старой идеи и старого принципа.
 - Что же вы предлагаете? - прозвучал все тот же голос, несколько , однако, смягчившийся и как бы приглашающий к ... Не могу точно подобрать слово. У Дюка Эллингтона есть джазовая композиция - "Приглашение к поцелую". Вот если бы не это слово "поцелуй", а что-то другое, например, "танец". Мы с моим недоброжелателем как бы медленно начинаем сходиться ( он и в самом деле подошел ко мне и стал напротив) и затем слегка гарцевать.
 - Видите ли , дружище ( это обращение всегда придавало мне вес, т.е. склоняло чашу весов позиционной борьбы в мою сторону, а "дружище" всегда при этом терял что-то), я уже не раз думал о принципах либерализма, и в моей голове, хотя я и не член какой-либо из представленных здесь партий, сложилось или, по крайней мере, складывается сейчас несколько формулировок, которые я счел бы уместными и своевременными для выражения ваших принципов.
 - Интересно было бы услышать хотя бы одну из них, господин Золотопятов.
 - Ну вот не угодно ли такой, например, призыв: " Сеющий драконов да пожнет блох!"
 Наступила непродолжительная тишина, и вдруг прозвучали одинокие хлопки двух женских ладошек. Это госпожа Хакамада , которая до того с неким подозрением смотрела на меня, одобрила, наконец, мою мысль:
 - Браво, Саргедон Ахиллесыч! Я поняла вас. Вы совершенно правы!
 - Разумеется, я прав , господа! И как вы этого раньше не поняли!
 - Может быть, у вас еще есть что-нибудь свеженькое? - спросил Явлинский.
 - Конечно же, есть! - воскликнул я одушевленно, - Вот не угодно ли: "Да будут трупы, а черви найдутся!"
 - Браво! Браво! Вы молодец! - ко мне подошли несколько элегантно одетых господ и каждый из них, пожимая мне руку, как бы с почтительным удивлением взбрасывал на лысый лоб свои кустистые брови. На меня все более и более находило некое вдохновение.
 "Вали на мертвых!" - выкрикнул я и сам удивился - откуда у меня такое? Что это со мной?
 Зал грянул громом аплодисментов. Половина присутствующих достали свои записные книжки, все столпились вокруг меня, как некогда общество толпилось вокруг Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Только теперь меня не нужно было с кем-либо примирять. Я и без того чувствовал вокруг дружелюбие и даже почти восхищение.
 - Вот что значит свежая голова в либеральном движении! - говорили одни.
 - Да, но он не является членом нашей партии! - отвечали им.
 - Саргедон Ахиллесыч, почему бы вам не вступить в нашу партию?
 Но я не слушал их. Меня словно прорвало, и призывы один за другим так и сыпались из моих уст:
 "Приготовьте путь выпивохе! Прямыми сделайте стези ему!" - воскликнул я.
 Тут, однако, многие завозражали:
 - Нет, господа, этот призыв не годится. Эпоха Ельцина уже отошла.
 Начались споры. Пока они шли , я обдумывал формулировку следующего призыва.
 "Испей крови ближнего своего!" - воскликнул я. И тут все притихли, зашептались. Иные как бы смущенно стали отходить. Другие стали меня одергивать:
 - Ну нельзя же так откровенно, Саргедон Ахиллесыч! Вы уж хватили!
 - Уверяю вас, господа, это отличный призыв! Он примирит все партии - от яблочников до баркашовцев. Явится, так сказать, чем-то вроде объединяющей всех платформы.
 Стали спорить о сути этого призыва, его своевременности или несвоевременности. Тут же было произнесено несколько внушительных речей двумя или тремя видными юристами. В конце концов все сошлись на том, что этот призыв пока включать в список не стоит, но нужно держать его как резерв, на всякий случай, и ,изучая реакцию общества на призывы предыдущие, ждать момента, когда можно будет обратиться к обществу и с ним.
 - А вы шалун, Саргедон! - произнесла Хакамада, подойдя ко мне, - Ох и шалунишка вы этакий! Прямо-таки обескуражили здесь всех своими талантами.
 Я и впрямь чувствовал себя шалунишкой, тем более что Хакамада была значительно выше меня ростом. Я слегка покраснел от удовольствия слышать такие слова от столь видной и известной всем дамы.
 Уже поздно вечером, идя по бульвару и размахивая слегка моей тростью, я вдруг ощутил нечто вроде угрызений совести:"Вот она - сила и живучесть конформизма!" Однако мысли о скором ночном свидании с одной из моих красоток вскоре вытеснили из моей головы все, что в ней было колеблющегося и нерешительного. "Да, этот мир - лучший из миров! И не стоит взваливать на свои плечи заботы других, - думал я, - Или, как говорится где-то у Шекспира, пусть чужая кляча брыкается, а у нашей загривок не натерт!"

 27 июня 2005г.

 ~/~


 Сатира VI

 Господа! Спешу всех уведомить, что я к этому делу непричастен. Я имею в виду Манифест реалистов.(http://stihi.ru/2005/06/30-1295 )
 То есть я причастен, но не совсем.
 Дело было вот как.
 У меня с Жар-птицыным завязалась сначала переписка, а затем мы познакомились и лично. Каким-то образом вскоре к нам присоединилась и Элочка Щукина. Слово за слово, мы принялись рассуждать о высоких материях, затем о злобе дня, потом о состоянии поэзии на сайте, и вот результатом всего этого явилось написание данного манифеста. Уверяю вас , что автором его является не кто иной, как Жар-птицын. Он заводатор - с него и спрашивайте! Я только послушный статист, необходимое третье лицо для того, чтобы был, так сказать, соблюден кворум и коллегия из трех была налицо.
 Взгляните теперь на наш сайт. Не являет ли он собой некое подобие курятника? Не протекает ли в нем жизнь так же, как она идет и в курятнике? А как в курятнике? - спросите вы. Отвечаю: клюют ближнего, пачкают на нижнего, а сами вверх лезут. Наш сайт, таким образом, представляет собой все наше общество - но в миниатюре.

 Как солнце в малой капле вод ...

 Кто это сказал? Кажется, Державин. Так что являя собой подобие курятника или всего нашего общества ( что, впрочем, одно и то же), наш сайт вовсе не представляет собой нечто вроде садов, по которым можно прогуливаться безопасно. На тебя может тут сверху упасть птичий помет или еще что-либо ... Прости, душа Жар-птичкин, но это камень вовсе не в твой огород. Я говорю о сути, а не об именах. Как сказала героиня в одном занимательном спектакле или фильме, роза пахнет розой - как ее ни назови. Однако совсем иные ароматы разносятся здесь на сайте, а я не могу рисковать своей репутацией в высших сферах. Хотя меня и считают там выскочкой, "новым русским" и тому подобное, однако я все еще не потерял надежды стать своим человеком в приличном обществе. Поэтому мне нужно несколько дистанцироваться от Вас, любезный мой Жар-птицын, и от Вас, очаровательная Элочка.
 Так что прости, душа Тряпичкин ... Тьфу ты черт! ... Прости, душа Жар-птичкин! Но ты сам должен понять, что своя рубашка ближе к телу. Ты - пролетарий. Тебе нечего терять , кроме своих цепей. А у меня сундук с золотом. А кроме того у меня имеются еще и вклады в банк, имеются акции различных компаний и пр. и пр. К тому же у тебя есть твой Шлем, а у меня только золотая пятка. Ты как-нибудь выкрутишься. А я как выкручусь? Мне и без того уже угрожали здесь на сайте как-то - то сбросить куда-то, то уложить в прокрустово ложе и отсечь мне мою пятку, то еще что. Не будь у меня капиталов и моего сундука с золотом, я бы, может быть, и следовал бы за вами хоть в тартарары, но поскольку я являюсь человеком, у которого что-то имеется за душой, постольку я не могу следовать за вами всюду и везде, как Санчо Панчо за Дон Кихотом и его Дульцинеей.
 Хочу, однако, уверить вас обоих, что в случае, когда действительно понадобится мой голос , например, против эпатажистов или кого-то еще, вы можете рассчитывать на старика Саргедона. Но идти за вами еще дальше, т.е. быть ниспровергателем основ, я не могу. Я не так уж и далеко ушел от тех, кто, подсыпав исподтишка хлебных крошек на постель своего начальника, когда тот уже собрался отходить ко сну, считает это выдающимся подвигом. Еще несколько лет назад я смотрел на либералов как на героев, я видел в явлении Явлинского народу некое знамение.
 Я сказал достаточно. Как говаривал покойный пропойца полковник Брукен-Баккер , имеяй уши слышати да услышит!

 Саргедон Золотопятов.
 Москва.
 1 июля 2005г.

 ~/~


 Сатира VII

 Случилось так, что вчера мне пришлось изрядно кутнуть в одном из московских кафе. И как это со мной подчас бывает, особенно когда я в ударе, я немножко перебрал спиртного. Придя домой уже за полночь, я вдруг почувствовал недомогание. Ничто мне не помогало - ни чашка чая, ни дольки лимона. И тут я вдруг вспомнил, как однажды, несколько лет назад,кажется, в 1998 году, я был примерно в таком же морально-физиологическом состоянии, т.е. в состоянии нравственного угнетения, происходящего именно от некоторого перепития. И вот в таком-то состоянии я и написал свой ДИАЛОГ ОБ УПОТРЕБЛЕНИИ АЛКОГОЛЯ. Это тогда немного облегчило мой угнетенный дух. "Не произведет ли пусть и не написание, но хотя бы чтение сего произведения такого же эффекта и теперь?" - подумал я. Я долго рылся в своих бумагах, отыскивая эту вещицу. Наконец нашел и, развалившись в кресле, прочел. И в самом деле, я почувствовал некоторое облегчение. Предлагаю эту вещицу вниманию публики. А вдруг кто-либо из гостей или авторов нашего сайта находится примерно в таком же положении? Пусть послужит эта вещица целям утешения страдающих духом или даже и телом.
 Хочу обратить внимание читателя на то, что главный участник этого диалога (я имею в виду писателя Спичку) в некотором отношении, т.е. внешне, а отчасти и внутренне, похож на меня.

 ~/~/~/~/~/~/~/~/~/~/~/~/~

 Саргедон Ахиллесыч Золотопятов

 Диалог об употреблении алкоголя

 Участники:

 Сократ
 Диоген
 Гераклит
 Аркадий Спичка - известный писатель, написавший книгу "Наука выпивать с пользой для здоровья".

 ~/~/~/~/~/~/~/~/~


 Спичка.
 Иду, иду, ноги устали. Сяду вот здесь, прямо у дороги. Одышка замучила.

 Диоген.
 Кто тут сидит прямо у дороги?

 Спичка.
 Это я.

 Диоген.
 Кто - "я"?

 Спичка.
 Аркадий зовут меня.

 Диоген.
 Хорошее имя. Ты счастлив?

 Спичка.
 Разумеется.

 Диоген.
 А чем ты счастлив?

 Спичка.
 Все есть, я ни в чем не нуждаюсь. Выпить хочешь?

 Диоген.
 Нет, спасибо.

 Спичка.
 Ты присаживайся, не стесняйся. Не осуждаешь меня?

 Диоген.
 За что?

 Спичка.
 Ну, что я вот тут расселся , ем, пью.

 Диоген.
 Что мне тебя осуждать?

 Спичка.
 Выпивка - полезное дело.

 Диоген.
 Не знаю.

 Спичка.
 Не пьешь, что ли?

 Диоген.
 Я пью только воду, да и то - из пригоршни.

 Спичка.
 Ну и глупо. Вода ведь заменить алкоголь не может.

 Диоген.
 Я обхожусь.

 Спичка.
 Эх, брат, не знаешь ты России!

 Диоген.
 Это гиперборейцев, что ли? Ты оттуда?

 Спичка.
 Я оттуда. Правда, русские раньше так не пили. Бражку, мед - да и то лишь по праздникам. В Западной Европе пили побольше. А вот начиная с ХIX века Россия стала попивать и довольно крепко.

 Диоген.
 Ну и пусть пьют, а ты не пей, воздержись.

 Спичка.
 Нельзя.

 Диоген.
 Почему?

 Спичка.
 Видишь ли, друг, тут есть такие нюансы, которые трудно объяснить. Ну вот представь, ты садишься в утлое суденышко, плывешь на нем через океан, как Колумб, и попадаешь в Америку. Ergo?

 Диоген.
 Что - ergo?

 Спичка.
 Следовательно, ты должен выкурить трубку мира, иначе тебя поджарят на костре ,как врага народа, и съедят.

 Диоген.
 Кто съест?

 Спичка.
 Как это - кто? Индейцы! Или ты уходишь куда-то в джунгли. Там уже не курят, а делают что-то другое. Потому что там живут уже не индейцы , а какие-нибудь папуасы или кто там еще... Ну я не знаю, кто там живет! В общем они предложат тебе уже не курить трубку, а , например, сесть на стебель бамбука голым задом.

 Диоген.
 Зачем?

 Спичка.
 Как это - зачем? Чтобы ощутить вместе с тобой кайф.

 Диоген.
 Что такое кайф?

 Спичка.
 Как ты прост! Тебя как зовут?

 Диоген.
 Диоген.

 Спичка.
 Кайф, Диоген, это когда ты балдеешь. Ты должен ощутить кайф рядом с кем-то. Если ты, находясь под кайфом, не выкажешь дурных мыслей и будешь вести себя хорошо, значит мысли твои чисты, значит ты не питаешь вражды к тому, с кем выкуриваешь трубку мира, с кем садишься рядом на бамбуковую трость голой задницей. У каждого народа свой обычай. Одни курят табак, другие пьют водку. У североамериканских индейцев ты можешь не пить, но выкурить табачок ты должен. У нас же, у русских, ты можешь не курить, но выпить рюмочку за компанию ты обязан. Иначе тебя не то что не поймут, ну, я не знаю! Тебя просто сочтут за не-мужчину, за сумасшедшего.

 Диоген.
 Говорили про меня уже всякое, я привык.

 Спичка.
 Привычка - вторая натура, я согласен. Ты пьешь только воду да еще из пригоршни. Сократ, я слышал, пьет вино. Это, так сказать, привычки. Если вы, греки, пьете вино, то мы,русские, пьем водку. Это уже обычаи. Привычки у индивидуумов, у отдельных лиц. У народов же - обычаи. Но ты пойми, Диоген, ведь дело не только в привычках или обычаях.

 Диоген.
 В чем же дело?

 Спичка.
 Дело в твоем здоровье. А это куда важнее. Пить - полезно для здоровья.

 Диоген.
 Не думаю.

 Спичка.
 Видишь ли, Диоген, ты наслушался кого-то, я не знаю кого. Медицина ваша в зародышевом еще состоянии. Ты знаешь, что такое флавоноиды? Молчишь? А я знаю. Флавоноиды - это вещества, которые растаскивают холестерин, содержащийся в нашей крови. Мы едим тяжелую и жирную пищу, мало двигаемся, курим. А все это приводит к атеросклерозу, к образованию холестеринового налета на стенках кровеносных сосудов. Отсюда инфаркты, повышенное давление. Вы, греки, молодцы! И французы - молодцы! Лучшее вино - это Бордо 1988 года. Наибольшее содержание ресвератрола, который растаскивает холестерин в нашей крови. Америка - страна инфарктов. А почему? Потому что пьют виски, а не сухое красное вино. Я ведь за вас, за древних греков, чудак!

 Диоген.
 Это ты Сократу говори. Он любит наполнить себя вином, словно бочку.

 Спичка.
 Вот он - мудр!

 Диоген.
 Мудр, да. А по мне так лучше больше двигаться. Мы придумали олимпийские игры, там покажи свое умение. Но что ты можешь, толстяк?!

 Спичка.
 Постой ...

 Диоген.
 Нет, я послушал, теперь ты послушай. Мы предлагали метать диск. А нам что в ответ? Нам говорят: "В хоккей играют настоящие мужчины. Трус не играет в хоккей!"

 Спичка.
 Постой!

 Диоген.
 Нет, ты постой. Ты говоришь: обычаи. Ну и где ваши обычаи? Игры продули, профукали! Ха! Гиперборейцы вонючие! Вот Гераклит идет. Пусть он скажет. Гераклит, иди сюда!

 Гераклит.
 Все течет, все изменяется.

 Спичка.
 Вот и я говорю: все течет. А он говорит: олимпийские игры профукали.

 Гераклит.
 Правильно говорит. И я то же самое скажу.

 Спичка.
 Но ведь ...

 Гераклит.
 Да, да, да, да, да!

 Спичка.
 Пить будешь?

 Гераклит.
 Все течет, все изменяется.

 Спичка.
 Вот это человек! Водочки?

 Диоген.
 Слышишь, Гераклит? Говорит:"Мы - гиперборейцы, пьем; мы - мужчины, мы играем в хоккей". А сами игры профукали. Где ваше здоровье?

 Спичка.
 Мы не гиперборейцы, мы русские.

 Диоген.
 По-вашему, русские, а по-нашему - гиперборейцы. Борей над ними, снега, вьюги, лед! А они в хоккей профукали! И кому!

 Гераклит.
 Кому?

 Диоген.
 Да вот этим - что за вон той горкой живут. Вот оно - действие Диониса!

 Гераклит.
 А кто там у них тираном сидит?

 Диоген.
 Ельцин.

 Гераклит.
 А-а! Толстозадый такой.

 Спичка.
 Ну ладно, ладно! Хаять не надо. Будешь или нет?

 Гераклит.
 Все течет, все изменяется.

 Диоген.
 А вон и Сократ идет.

 Сократ.
 Приветствую вас!

 Гераклит.
 Где ты был?

 Сократ.
 На пиру у Агатона.

 Гераклит.
 По какому случаю?

 Сократ.
 По случаю победы, одержанной накануне на празднествах написанной им трагедией.

 Гераклит.
 Агатон трагедии пишет?

 Сократ.
 Пишет. Мы немало выпили уже и в первый день пира и потому приняли решение, противно обычаям греческих пиров, пить мало в последний вечер. Но тут вдруг явился Алкивиад. Находя, что он пришел к трезвым и что поэтому нет одинакового настроения, он назначил себя царем пира и стал наполнять всем кубки, чтобы поднять всех до его высоты. А мне не налил ничего, махнул рукой да еще заявил, что со мной он ничего не может поделать, потому что я все равно не меняюсь, сколько бы ни пил.

 Гераклит.
 Все течет, все изменяется.

 Сократ.
 Но я не стал надеяться на кого-то.

 Диоген.
 У Сократа губа не дура.

 Сократ.
 Да, я стал сам наполнять свой кубок. Все заснули на своих ложах, а когда проснулись назавтра утром, то увидели, что я с кубком в руках все еще рассуждаю с Аристофаном и Агатоном о комедии и трагедии. И именно о том, может ли один и тот же человек писать и комедии и трагедии.

 Спичка.
 Шекспир мог.

 Сократ.
 А затем в обычный час я отправился в общественные места, в гимназии, как будто ничего не произошло, и бродил взад и вперед, как всегда, весь день.

 Гераклит.
 Сократ знает меру.

 Сократ.
 Конечно. Но это не та умеренность, которая состоит в том, чтобы возможно меньше получать удовольствий, не намеренная трезвость и самоистязание, а сила сознания, сохраняющаяся даже при неумеренном пользовании телесными удовольствиями.

 Диоген.
 Да, в приверженности к учению Зенона тебя, Сократ, не обвинишь.

 Сократ.
 Зенон глуп и все стоики вслед за ним.

 Спичка.
 Так, может быть, выпьешь?

 Сократ.
 А что тут у тебя есть выпить?

 Спичка.
 Да все что угодно! Вот бордо 1988 года, гамза, ркацители, фетяско, шампанское, фалернское. Знаешь? -
 Пьяной горечью Фалерна
 Чашу мне наполни, мальчик!

 Сократ.
 Это я знаю.

 Спичка.
 Ну, если тебе это не подходит, то вот французский коньяк, вот ямайский ром с его динамитными семьюдесятью градусами, вот джин, виски ...

 Сократ.
 А это что?

 Спичка.
 Это русская водка.

 Гараклит.
 Довольно любопытная штука, Сократ.

 Сократ.
 Ты пробовал?

 Гераклит.
 Пробовал.

 Сократ.
 Ну и как? Все потекло и изменилось?

 Гераклит.
 Я бы не сказал, что это сделано из винограда. Скорее всего это из чего-то вроде опилок.

 Спичка.
 Вот, вот! У нас и поэт есть, наподобие вашего Алкея. Он написал так:
 Но если б водку гнать не из опилок,
 Так что б нам было с пяти бутылок?

 Сократ.
 И что - в этом есть какая-нибудь польза?

 Спичка.
 Несомненно.

 Сократ.
 Я понимаю - если виноград не забродит и не превратится в вино, так испортится. Кому нужен гнилой виноград! А вино полезно и для желудка, и для сердца. Но какой толк в том, чтобы уберечь от порчи опилки?

 Спичка.
 Видишь ли, Сократ, ты немножко недопонял. Конечно, спирт, выгнанный из опилок, да и вообще всякий спирт и водка не содержат флавоноидов. Но ты не знаешь, что такое экономический и финансовый кризис. Ты не знаешь, что такое рост цен, безудержная инфляция. Ты не знаешь, что это такое - сидеть на одной картошке.

 Сократ.
 Что это такое - картошка?

 Спичка.
 Ах, да вы тут ничего не знаете! Картошка - это такие земляные яблоки. Это растение, которое завезли из Америки. Благодаря картошке Европа избавилась от голодовок. Она стала основной пищей ирландцев, а беднее ирландцев не было никого.

 Сократ.
 Что-то не похоже, чтобы ты сидел на одной картошке.

 Гераклит.
 Да, брат, упитан ты изрядно.

 Спичка.
 А все дело в чем?

 Сократ.
 В чем?

 Спичка.
 Вот она - водочка. Хотя и пустые, но калории. Если вы разложите перед собой прейскурант цен на основные продукты питания , если вы к тому же посмотрите на таблицу калорийности, то вы поймете, что питаться спиртом намного дешевле, чем какими-либо другими продуктами. Так-то, Сократ. Прежде, чем рассуждать о добродетели, подумай о политической экономии. Э-э, да вы ведь тут и не знаете даже, что это такое и с чем ее едят! А вот почитал бы ты, Сократ, мою книгу, тогда бы ты понял.

 Сократ.
 Что за книга?

 Спичка.
 Называется "Наука выпивать с пользой для здоровья".

 Сократ.
 Не слышал.

 Спичка.
 Хорошая книга. Могу дать почитать.

 Сократ.
 Странно, что она сохранилась. Все хорошие книги, какие ни есть, Платон скупает и сжигает на площади. Кроме своих , конечно.

 Спичка.
 А вот это зря. Он должен понять, что такое гласность и плюрализм мнений. Это у нас был такой государственный муж, который это хорошо объяснял. А теперь у нас другой. Любитель, кстати, вот этой беленькой.

 Диоген.
 Толстозадый такой. Тиран ихний. Гиперборейцы смешной народ. Он у них тираном сидит, а они говорят - демократия. Варвары!

 Спичка.
 Ладно, не будем об этом. Ну что - налить?

 Сократ.
 Да уж налей, раз такое дело.

 Спичка.
 А ты будешь?

 Диоген.
 Разве что попробовать. Плесни маленько.

 Спичка.
 Ну, будем здоровы.

 Гераклит.
 Э, что это ты, Сократ, глаза выпучил? Они у тебя и без того выпученные.

 Диоген.
 Пучеглазый Сократ стал еще более пучеглазым.

 Спичка.
 Да, я читал, слышал, знаю. Не зря Сократа сравнивают - с сатиром или Силеном, что ли. А ты пей, Диоген, не смотри на Сократа.

 Гераклит.
 Сократ, опомнись. Что с тобой?

 Спичка.
 Пусть, пусть. Сейчас он отойдет.

 Гераклит.
 Может, ты зря пил это, Сократ? Смотрите-ка - у него глаза из орбит вылазят и вот-вот вывалятся.

 Спичка.
 Значит Сократ доходит до кондиции. Где моя тарелка?

 Гераклит.
 Зачем тарелка?

 Спичка.
 Как это зачем! Не пропадать же закуске! Что, по-твоему, глаза великого Сократа должны в грязи валяться? Нет, на тарелочку их. Вот, теперь он стал слепым, как Гомер. Пей, Гераклит, и бери вот вилкой закусывай. Ты какой глаз будешь - левый или правый? У нас, русских, с правым и левым все время путаница. А куда это Диоген побежал?


 Гераклит.
 Сдурел от твоего напитка, клянусь Зевсом!

 Спичка.
 Ну, ты будешь пить или нет?

 Гераклит.
 Жжет она немножко. Ну да ладно! Начало всему - огонь. Будем здоровы.

 Диоген.
 Ищу человека! Ищу человека!

 Спичка.
 А вот тебе и огонь. Вон Диоген возвращается с факелом в руке.

 Сократ.
 Ничего не вижу.

 Диоген.
 Ищу человека! Эй, люди, люди!

 Сократ.
 Кто кричит?

 Спичка.
 Ты не будешь есть глаз, что ли?

 Гераклит.
 Нет, я ничего не хочу.

 Диоген.
 Люди!

 Сократ.
 Кто это?

 Диоген.
 Люди!

 Гераклит.
 Ну чего ты кричишь?

 Сократ.
 Кто это?

 Гераклит.
 Отпусти его, Сократ. Это же Диоген.

 Диоген.
 Люди!

 Гераклит.
 Ну мы здесь. Чего ты хочешь?

 Диоген.
 Я звал людей, а не засранцев.

 Сократ.
 Как сказал! Как сказал!

 Гераклит.
 Не размахивай огнем!

 Диоген.
 Как же я могу размахивать огнем, если он - всему начало, как ты уверяешь? Это огонь мной размахивает. Скажи этому глупцу, Сократ!

 Сократ.
 А ведь он прав, Гераклит.

 Гераклит.
 О, глупцы! Ну как мне вам объяснить!

 Сократ.
 А вот пойдем по дорожке и потолкуем.

 Спичка.
 Ушли. Ханжи! А неплохая, однако, закусь. Омытые соленой слезой Сократа, они не хуже огурцов.

 ~/~


 Сатира VIII

 Эпиграф:
 "А любовь, что была нам усладой,
 Вся разбилась на сотни зеркал..."
 ( Великий Странник, "Я Странник")


 Как это нередко со мной бывает, я всегда поступаю вопреки тому , на что нацелился и в чем собрался укрепиться. Так еще позавчера я нацелился на то, чтобы никогда более не перепивать или даже отказаться от употребления спиртного вообще. Я думал посвятить всего себя и все свое время, какое остается после удовлетворения необходимейших наших потребностей, на создание большого полотна, обнимающего всю нашу современную действительность со всевозможных концов. Если для этого понадобится сесть на сухари и воду, я был готов и на это. Укрепившись мало-помалу в этом, я принялся размышлять о том, какова же должна быть форма этого грандиозного произведения. Разумеется, наиболее удобной формой тут явилась бы форма мемуаров. В самом деле, разве не обладаю я богатым жизненным опытом? Разве мне нечего рассказать? Разве не попадал я во всевозможные ситуации, из которых выходил с честью, как , например, в случае с назревавшей дуэлью с поэтом Ларионовым? Я уже сел за стол, на котором лежала пачка листов хорошей бумаги ( я люблю хорошую бумагу и пишу всегда на самой лучшей, какая есть в магазине канцелярских товаров недалеко от моего дома). Сев за стол, я задумался. Ибо как раз именно за столом и начинаются все наши писательские колебания, сомнения, вся наша нерешительность. Все, что идет до того, все наши приготовления к великому труду, все те препятствия, которые мы сами себе создаем и которые затем успешно преодолеваем, - все это не лишено некоторой приятности. Так в празднике нас больше радуют приготовления к нему, чем течение самого праздника.По крайней мере для меня это частенько было так. То же самое и здесь: радуешься, предвкушаешь великий труд на благо отечества ( люблю это слово! Не вступить ли в партию Зюганова?), подмигиваешь всем предметам, с которыми предстоит работать; но стоит сесть за стол, как голова становится словно набитой ватою, особенно если вчера кутил.
 Итак, сидя за столом, я принялся размышлять о форме мемуаров.
 "Что же такое есть мемуары?" - спросил я себя. Не есть ли мемуары признание некоторой слабости, если ты еще не стар, если твоя кровь еще играет? Неужели в пределах земных я уже совершил все земное? Неужели я уже управился с делами мира сего и мне теперь нужно думать о том, чтобы управиться с делами мира иного? Нет, я еще не все совершил. Конечно, мне еще рановато садиться за писание мемуаров. Пусть мемуары пишут дряхлые старички, которые ни на что другое уже неспособны! Разве я ни на что другое уже неспособен? Нет, шалишь! Есть еще порох в пороховницах! Мысль моя развивалась в таком направлении, что через несколько минут я вынужден был встать из-за стола и подойти к зеркалу. Из зеркала на меня , как обычно, глядело лицо, похожее на одного из персонажей романа Стивенсона о сокровищах, кого-то из дружков одноногого. "Я принес вам черную метку!" - воскликнул я и подмигнул своему отражению в зеркале. Тут я вспомнил Суворова. Великий полководец не любил зеркал и никогда в них не смотрел. Может быть, между зеркалами и величием есть какая-нибудь связь? Лихтенберг, немецкий мыслитель XVIII века, как-то сказал: "Франт потому все время вертится у зеркала, что он видит в нем себя целиком; если бы философ мог найти такое зеркало, в котором он увидел бы себя целиком, он никогда бы от него не отходил".
 Я отошел от зеркала. Оно уже не удовлетворяло меня. Что касается моего письменного стола и моего труда на полях бумажных, то обо всем этом я уже не думал. Меня влекло к полям бранным. Кто бы из известных мне женщин мог бы стать для меня таким зеркалом, в котором бы я мог увидеть всего себя целиком? Жанна? Нет, Жанна слишком суетна, она не понимает философских вопросов. Да что там философских! Она не может так пристально вглядываться в жизнь, как эта последняя того заслуживает. А поскольку я тоже есть часть этой жизни, Жанна не может вполне отразить и меня. Может быть, Элочка Щукина? Элочка могла бы стать для меня неплохой любовницей и , пожалуй, даже женой. Но Элочка последнее время слишком заглядывается на Жар-птицына. А с Шлемом Жар-птицына, как и с красными шароварами одного героя из известного фильма, соперничать бесполезно.
 Размышляя обо всем этом, я стащил с себя пижаму, одел купленный совсем недавно отличный костюм, взял из ящика стола пачку долларов и вышел из дома.
 Сперва я отправился к Жириновскому, но того не оказалось дома, и вообще никто не знал где он. Кто-то видел его в машине, но он пронесся мимо и исчез, как неуловимый Джонни. Затем я отправился в дом, где обычно собирались друзья Явлинского. Но там тоже было пусто. Куда бы я ни наведывался, все было словно вымершим. Тогда мне пришла в голову счастливая мысль отправиться в какой-нибудь ресторан и там найти себе новых друзей и, если возможно, подружек.
 Через полчаса я уже сидел в ресторане на Новом Арбате и пил разного рода напитки, присматриваясь к публике. Мое внимание привлекла группа, сидевшая за столиком у окна. Это были три девицы, оживленно о чем-то беседующие и, казалось, время от времени посматривающие в мою сторону. Я подошел к их столику и представился. Они милостиво согласились, чтобы я присел за их столик. Я заказал коньяк, несколько бутылок бордо, чем сразу же вызвал у моих дам восхищенное перешептывание. Дальше все развивалось по намеченному плану. Оставалось только выбрать дичь, за которой прежде всего следовало бы установить охоту. Более всего мне понравилась дама, сидевшая напротив меня. Это была полная брюнетка с жирно напомаженными губами, в голубой кофточке. Мы пили, шутили , смеялись, рассказывали разные анекдоты, подчас нескромные, что, впрочем, является в порядке вещей.
 Когда мы вышли из ресторана, на улице было уже совсем темно. Мы пошли в гостиницу, где я заказал в наш номер еще несколько бутылок вина, коньяка и разного рода закуски.Чем дальше развивались события, тем труднее они поддавались запоминанию.Так что, уважаемые господа, я подошел в своем рассказе к тому пятну, которое представляет собой один из квадратов знаменитого Малевича. Черный квадрат сменяется белым, затем его место заступает красный, снова появляется черный. Вот приблизительно такие вариации. В их пределах только и может двигаться теперь моя фантазия, вернее, мои воспоминания об этом вечере или ночи.
 Когда я проснулся утром, в номере уже никого не было. Я поднялся, прошелся по комнате. На мою беду в ней было немало зеркал. Все они довольно неучтиво вели себя по отношению ко мне, то есть довольно правдиво отражали мой внешний вид, который мне самому очень не нравился. От трех "зеркал", с которыми я познакомился в ресторане, простыл и след. Нет, какой-то след все же остался, а именно - пустые карманы моего костюма. В придачу к моим несчастьям в номер постучались служители гостиницы и стали требовать еще каких-то денег за что-то, а за что - я никак не мог сообразить. Пришлось звонить моему секретарю, который и привез через полчаса требуемую сумму.
 Сидя в кресле в моей квартире на Тверской после принятия ванны и попивая чай с лимоном, я размышлял о том, как, в конце концов, приступить к писанию мемуаров. Я снова сел за стол, взял в руки перо и задумался... Я задумался, как обычно, о том, что же такое представляет собой сама форма мемуаров? Не есть ли она та литературная форма, которая приличествует лишь старичкам, которые ни на что уже неспособны и в пределах земных совершили все земное?..
 Мысль моя развивалась в требуемом направлении ...

 10 июля 2005 года.

 ~/~


 VIIIa. Особое мнение Саргедона Золотопятова.

 "Не согласен с мнением автора статьи "Антикоммунизм как одичание личности"(см. http://www.stihi.ru/2005/07/16-39), написанной поэтом Жар-птицыным еще в ту пору, когда я только приехал в Россию из Буэнос-Айреса, т.е. более пятнадцати лет назад. Опровержением его взгляда являюсь я сам. Имея преогромнейший сундук с золотом, а также владея немалыми капиталами, т.е. акциями и другими бумагами, позволяющими мне стричь некую часть овечьего стада, именуемого трудящимся населением России, я пока еще не одичал, хотя последние пару недель и продолжаю кутить, особенно по ночам и в обществе прехорошеньких женщин. Хотя устраиваемые мною гулянки и походят на оргии, однако нельзя отрицать в них и некоторых черт, присущих бизнесу вообще. А что же вы хотите, господа? Вы хотите уморить бизнесмена? Нет уж! Пора оставить все эти аскезы, экзегезы! Бизнес без оргий обойтись не может! Где еще может придти бизнесмену в голову хорошее решение, как не во время оргии! Именно во время оргии проявляется вся широта нашей русской натуры! И это вовсе не есть какое-то там одичание или регресс, как думает поэт Жар-птицын ( он же критик А.Трофимов), а есть условие, способствующее развитию российского рынка. Так, например, только за три последних дня я прокутил около пятнадцати тысяч баксов.
 Саргедон Золотопятов".

 P.S. Хотя в этот раз мне не повезло (читайте Резолюцию РЕАЛИЗМА), однако в следующий раз я твердо намерен перетянуть на свою сторону против Жар-птицына Элочку Щукину. Так что уповайте на меня, господа натуралисты, эпатажисты и прочие цурипопики!

 ~/~


 Сатира IX. Маринистика Саргедона Золотопятова.

 Господа! Я внял все же морали, которую на протяжении нескольких последних дней читали мне Жар-птицын и Элочка Щукина, - я решил на какое-то время оставить мои занятия бизнесом, т.е. все эти мои оргии, и предаться, наконец, писанию мемуаров.
 Вот всегда так! Всегда им на помощь должен приходить старик Саргедон с его огромным опытом и знанием жизни. Жар-птицын только болтает о реализме. У него скопился целый сундук рукописей, вероятно, столь же огромный, как мой сундук с золотом. Даже если он будет каждый день публиковать по одной вещице, ему хватит их на десять лет, и все эти десять лет он будет считаться пишущим автором, хотя на самом деле не пишет ничего, а только понукает: "Пиши, Саргедон!" Элочка тоже - пишет какие-то одни бирюльки. Оба выезжают за счет Саргедона Золотопятова. Правда, Элочка написала вчера один неплохой стишок,где она пишет о гитаре и издаваемых этим инструментом прекрасных звуках. Этот стишок ( Сонет 2), пожалуй, более всего и заставил меня засесть за писание воспоминаний. Прочтя этот сонет, я сразу вспомнил одну историю, которая произошла со мной лет двадцать назад.
 Было это еще до моего приезда в Россию из Буэнос-Айреса, почти на самой заре задуманных Горбачевым перемен. Перестройка только-только начиналась. Я внимательно следил за происходившими в моей родной России событиями по газетам и теленовостям. Иногда ко мне наведывался Хулио Зурита, внук того самого Зурита, о котором вы, вероятно, уже слыхали. Вместе с Хулио мы разглядывали жемчуг, отбирали наиболее крупные жемчужины, любовались их красотой и оттенками. Рассматривая жемчужины одну за другой, мы с Хулио заговорили, наконец, о женщинах.
 - А не хотите ли, Саргедон, познакомиться с одной очаровательной дамой? - воскликнул Хулио, обращаясь ко мне и пристально глядя мне в глаза через свои темные очки, - Это действительно Жемчужина, а не просто женщина! Она представляет собой воплощение всех совершенств: говорит на трех языках, умна, образованна, прекрасно играет на гитаре, а также поет, сама себе аккомпанируя на этом инструменте. Впридачу она еще имеет и небольшое состояньице. Единственное, чего не хватает этому перлу, так это хорошей оправы. И я думаю, Саргедон, что Вы с Вашим умом и золотом, которое успели скопить в нашей стране, могли бы стать для нее этой оправой. Вы, в отличие от меня, свободны, не обременены брачными узами. Если бы я был свободен, как вы, я непременно сделал бы ей предложение сам.
 Другими словами, Хулио распалил мое воображение. Я уже почти заочно любил Хуаниту - так звали красотку. В тот же вечер мы отправились к ней в гости. Подходя к ее дому, я услышал неплохо исполняемую на гитаре одну из прелюдий Вила-Лобоса. "Парень не обманул! Дама действительно кое-чего стоит!" - пронеслось в моей голове. Входя в дом, я уже предвкушал то очарование, которым будет обволакивать меня хозяйка. Это оказалась довольно очаровательная брюнетка, стройная, черноглазая, с роскошными волосами. Когда я вошел, вид мой был таков, словно я хотел сказать: "Ну, развлекайте же меня, прекрасная дама!" Мы с Хулио уселись в кресла. Дама и в самом деле принялась нас развлекать. И надо отдать ей должное - у нее это неплохо получалось.Передать весь тот разговор, в котором она играла ведущую роль, совершенно невозможно. Это все равно, что вспомнить в точности от начала до конца Съезд депутатов СССР со всеми его дебатами о регламенте и прочем, хотя, разумеется, сравнение со Съездом депутатов, говоря вообще, было бы здесь не вполне уместно. Хулио вскоре ушел, а я продолжал слушать ее речи. Женщина была наделена умом, это было несомненно. Однако после ухода Хулио она несколько поутихла, наступило неловкое молчание. Я понял, что на первый раз достаточно, что подошла пора проститься с дамой и мне. Уходя от Хуаниты, я сказал следующую фразу:
 - Прошу вас наведываться ко мне в любое время, когда пожелаете или когда у вас возникнет какая-либо надобность.
 Ее ответ был более, нежели нелюбезен:
 - Вы не первый, кто говорит мне это!
 Я потихоньку вышел из ее дома, слегка огорченный таким ответом. "Ну ничего! - сказал я себе, - Еще посмотрим!"
 Было, однако, очевидно, что дама подцепила меня на крючок. Если бы это было не так, разве я стал бы собираться что-то там еще смотреть? Через пару дней я решил наведаться к Хуаните один и без приглашения. Я пришел к ней вечером. Из открытого окна доносились мучительно-сладострастные звуки гитары. Я позвонил в двери дома. Хуанита долго не появлялась, кого-либо из прислуги в доме тоже, по-видимому, не было. Наконец дверь распахнулась и тут же закрылась опять прямо перед моим носом. Я успел только услышать брошенную Хуанитой фразу: "Извините, я не могу вас принять!"
 Я медленно поплелся от ее гасиенды, слабо о чем-то соображая. Было очевидно, что я оказался под действием психологического стресса. Я вошел в свой дом, улегся на диван и долго лежал, почти ни о чем не думая. Так я и уснул, не раздеваясь. Утром мне нужно было идти по делам, навестить кое-кого из дельцов, занимающихся перепродажей жемчуга, но я никак не мог найти своих ключей, чтобы запереть дом. Я искал их уже более часа по всему дому, но все поиски были тщетны. "Куда же я мог подевать их?" - в который раз я задавал себе все тот же вопрос. Наконец, отчаявшись найти ключи, я снова улегся на диван и стал размышлять:"Вчера я получил психологический стресс, психика моя оказалась несколько не в порядке. Другими словами, можно считать, что здесь был налицо некоторый сдвиг по фазе" ( я как раз в то время почитывал статьи Павлова об условных и безусловных рефлексах)."Что я мог сделать со своими ключами, когда пришел домой? Вероятно, нечто противоположное тому, что я обычно делаю, когда с психикой у меня все в порядке. А что я обычно делаю? Я кладу ключи вон туда - на видное место. Но теперь их там нет. И вообще их нигде нет, их нет в доме. Следовательно, я мог положить их на самое невидное место, т.е. куда-то спрятать. Куда? Хорошо, пойдем теперь иным путем рассуждений. Что я обычно делаю с моими ключами, когда не прихожу, а ухожу из дома? Я не беру их с собой, а прячу их под доской над входной дверью. Следовательно, если у меня вчера действительно был сдвиг по фазе, то, открыв двери дома, я положил ключи туда, куда никогда не ложил их, входя в дом, ибо это есть самое неподходящее для них место, когда я дома, и самое подходящее, когда я вне дома. И это единственное место, которое я сегодня утром еще не успел проверить. Следовательно, ключи лежат над входной дверью под доской, куда я их ложу, когда закрываю дом и ухожу куда-нибудь". Совершив этот ряд умозаключений, я встал с дивана и пошел к выходу почти в полной уверенности, что сейчас я обнаружу ключи на указанном месте. Запустив туда руку, я сразу же нащупал мои ключи. Физиологи, психологи и психиатры! Вы можете записать этот случай в качестве иллюстрации для ваших теорий.
 Все, что происходило дальше, может послужить не только иллюстрацией для учения физиолога Павлова, но также подтвердить и верность взглядов Стендаля, изложенных им в его трактате "О любви". Кристаллизация красоты усиливалась день ото дня, так что через какой-нибудь месяц Хуанита представлялась мне уже самой прекрасной женщиной в мире. Вероятно, именно это и придавало мне уверенности, ибо я, будучи не ахти каким красавцем (см. Сатиру первую), тоже ведь мог надеяться на действие кристаллизации в голове Хуаниты. Почему бы ей, в самом деле, не полюбить толстяка Саргедона? Я ежеминутно предавался изысканию способов, какими мог бы войти в какое-либо общение с Хуанитой. То мне хотелось брать у нее уроки игры на гитаре, о чем я и посылал ей записки, не получая никакого ответа; то мне хотелось взять у нее в долг какую-либо сумму денег, с просьбой о чем я являлся к ней сам.Другими словами, я поступал совершенно вопреки рекомендациям Стендаля, но в то же время надеялся на кристаллизацию в головке моей возлюбленной. Лучшее свидетельство того, что я был действительно влюблен. Чтобы прельщать таких особ, какой оказалась Хуанита, наилучшим средством было бы просто не любить их. Вот почему все мои ухищрения были тщетны. Хуанита меня не замечала, словно я был пустым местом. "В конце концов, не устроиться ли мне звонарем в одну из церквей Буэнос-Айреса? - размышлял я, - Днем и ночью я звонил бы в колокол, представляя себя то в роли канцлера Сегье, то неким Квазимодо. Иначе похоть и стремление получить бесовские плотские удовольствия меня не оставят". Даже чтение библии не помогало. Напротив, оно еще более распаляло мое воображение, полное похотливых фантазий. Ночью я протягивал во сне руку в надежде нащупать quivering thigh обожаемой мною женщины. Но вокруг меня было пусто. Наконец я, дабы преодолеть бесовское вожделение и проникнуться этикой долга, принялся изучать "Критику практического разума" Канта. Все шло нормально, я уже почти проникся учением Канта и думал лишь о том, чтобы исполнять свой долг, а не думать об удовлетворении своей похоти, как вдруг однажды случайно встретил на празднестве, устроенном первым богачом Буэнос-Айреса, мою Хуаниту. Все полетело прахом, все мои самоистязания и самоотречения оказались брошенными псу под хвост. Я начал на этом вечере чрезмерно ухаживать за Хуанитой, причем на виду у ряда высокопоставленных особ города. Чем больше я за ней ухаживал, тем более она предпочитала общество некоего Бульды-Оглы, выходца из Турции, что ли. А я знал, что этот самый Бульды был одним из главных недругов Хулио Зурита. Оба ненавидели друг друга и старались всячески друг другу как-нибудь насолить.
 На другой день после этого вечера меня навестил Хулио.
 - Дружище! - обратился он ко мне, - Я заметил, что вы последнее время грустны и очень опечалены. Не буду скрывать, мне известна причина вашей печали.
 В ответ я мог только вздохнуть. А Хулио между тем продолжал:
 - Конечно, некая доля вины лежит здесь и на мне. Ведь это я познакомил вас с Хуанитой. Но я не знал, что она окажется такой эгоисткой. Не понимаю - что ей еще надо?!
 - Бросьте, друг мой! Я сам во всем виноват. Я оказался слишком нетерпелив. Знаете, как сказал Саади? Я вчера читал его стихи:

 Терпенья угол - доля мудрецов;
 Нетерпеливый мудрецом не станет.

 - Ну вот! Вы уже и стихи читаете! Дело совсем плохо! - воскликнул Хулио, - Знаете ли, Саргедон, я все же чувствую свою вину перед Вами и мне хотелось бы ее как-то исправить. Не желаете ли проехаться вместе со мной к морю? Это вас немного развеет. Море всегда благотворно действует - и на легкие, и на нервы.
 - Извольте, я могу проехаться с вами куда угодно.
 Через полчаса мы уже неслись на его авто в сторону моря. Ехали мы, однако, довольно долго, и Хулио все время что-то высматривал, словно выбирая место и никак не решаясь остановиться. Наконец мы остановились и вышли из машины. Небо начинало понемногу наливаться свинцом. Я не понимал, почему Хулио пришла вдруг в голову идея ехать к морю в такую погоду, которая не предвещала ничего особенно хорошего. Мы прошли мимо одинокой рыбацкой хижины, невдалеке от которой сидела на большом камне совершенно одряхлевшая старуха и не отрываясь смотрела на начинавшее штормить море. Хулио подошел к ней, поздоровался, сняв шляпу, и положил ей на колени небольшую сумку с фруктами. Затем нагнулся к ее рукам и поцеловал их. Это изумило меня до крайности. Тут Хулио взглянул в мою сторону, что-то сказал старухе и махнул мне рукой. Я подошел к ним. У старухи были уже совершенно седые волосы, лет ей было по меньшей мере за восемьдесят. Она едва заметила меня и продолжала смотреть на море. Когда море начинало особенно штормить, взор старухи вдруг загорался каким-то огнем, словно она желала, чтобы море все выплеснулось на небо и оголилось до самого дна. Мы с Хулио постояли еще немного возле камня, на котором она сидела, и медленно пошли к машине.
 - Она всегда сидит вот так у моря, когда штормит. А в обычные дни это обычная женщина. Иногда она приезжает в город и навещает меня, - тихо произнес Хулио.
 - Кто она такая? - спросил я.
 - Это вдова моего деда, Педро Зурита, мать моего отца и моя бабушка. Ее зовут Гуттиэре.
 Я посмотрел на Хулио изумленными глазами.
 - Если хотите, я расскажу вам ее историю.
 - Да, мне бы очень хотелось узнать ее! - ответил я.
 ...........................................

 Легенда о Морском Дьяволе.

 Эта легенда могла родиться только среди ловцов жемчуга. Представители каждой профессии имеют некие свои особенные сказания или легенды, анекдоты и шутки. Так, например, если кто-то из ловцов жемчуга особенно натренировался в своем занятии, то он нередко получает от своих товарищей дружеские удары по плечу:"Ну ты черт!" Или:"Ну ты дьявол!" А то, бывает, еще и так скажут:"Настоящий морской дьявол!" Особенно такого рода похвалы выпадают на долю тех, кто может дольше пробыть под водой без воздуха. Правда, развитие техники все более и более нивелирует способности в этом отношении, но в былые времена, когда не было ни скафандров, ни аквалангов, умение дольше пробыть под водой считалось среди искателей жемчуга самым важным достоинством. Как известно, все профессии имеют свои прославленные династии. Например, династия композиторов Бахов. Имели свои династии и ловцы жемчуга. Сама природа нередко заботится о том, чтобы некие качества, например чуткий слух, как у музыкантов, или хорошие легкие, были переданы по наследству, чтобы будущему музыканту или будущему искателю жемчуга не нужно было затрачивать на подготовку к профессии и учение все те силы, которые были затрачены их дедами и отцами. Вот в такой семье, где все были ловцами жемчуга, где не могли даже и припомнить того предка, который занимался каким-либо иным делом кроме ныряния в море за жемчугом, и родился в те времена мальчик, который чуть ли не с младенческих лет уже нырял в море и лазил по его дну в поисках раковин. Бог его знает, как ему удавалось пробыть без воздуха под водой чуть ли не с полчаса, а то и более ... .
 Гуттиэре шла по тропинке и весело смеялась. Рядом с ней шел стройный молодой человек и что-то ей оживленно рассказывал. В руке он нес несколько крупных жемчужин.
 - Значит вы непременно хотите побывать в моем кабинете? - спросил он.
 - Да, я хочу побывать у вас дома, а заодно и в вашей комнате или кабинете - зовите ее как угодно, - засмеялась Гуттиэре.
 - Ну что ж, вы сами того хотели, - произнес Ихтиандр, - Мы у цели, можете войти.
 - Но ведь это не дом, а какая-то пещера! - изумилась Гуттиэре, не решаясь войти.
 - Это мой дом, - ответил Ихтиандр. Молодые люди вошли в пещеру, стены которой были увешаны водорослями и всевозможными раковинами. Скелеты рыб и прочие диковины служили здесь в качестве мебели, вешалок, место книг занимали раковины.
 - Мне кажется, что я попала на морское дно, - прошептала Гуттиэре, осматривая все вокруг.
 - А это и есть морское дно. Правда, оно становится им только во время приливов.
 - А это что? - спросила Гуттиэре, указывая на скелет какой-то огромной рыбы, устланный водорослями и стоявший у стены.
 - Это моя кровать.
 - Вы на ней спите?
 - Да.
 - И во время приливов тоже?
 - И во время приливов, - ответил Ихтиандр.
 Гуттиэре не находила слов, она не могла понять своего собеседника. Она пожала бы плечами, выразив тем самым свое крайнее удивление или недоумение, но обладала врожденным чувством такта и потому сразу же подумала, что такой жест , вероятно, несколько обидит Ихтиандра. Молодой человек уже хотел было рассказать ей о том, какие порою битвы он ведет со спрутом, когда последний вдруг среди ночи протягивает в жилище Ихтиандра свои щупальца.Но девушка его уже не слушала. На сегодня для нее было слишком много. Она потянула его за руку из пещеры:
 - Посмотрели вашу комнату, теперь вы должны посмотреть мою. Вы увидите дом , где я родилась.
 Они вышли из пещеры на солнечный свет, и Гуттиэре сразу повеселела.
 - Слишком мрачное у вас жилище! - сказала она, как бы извиняясь и улыбнувшись Ихтиандру. Ради одной только этой улыбки Ихтиандр извинил бы Гуттиэре все. Они снова пошли по дорожке, но теперь уже в обратную сторону. Вскоре они вошли в уютный домик, уставленный самой обычной мебелью. Ихтиандр сел в кресло, Гуттиэре налила ему чашку кофе.
 - Вот здесь я живу! - сказала она, сделав характерный жест рукой и улыбнувшись. Кто может понять чувства влюбленных, когда они показывают друг другу те места, те комнаты, где они родились, где выросли! Ихтиандр чуть ли не с благоговейным трепетом смотрел на оклеенные обоями стены, на большой стол, покрытый скатертью, на полку, уставленную десятком книг, видимо, самых любимых Гуттиэре.
 - Ну, как вам здесь? - спросила она Ихтиандра.
 - У вас очень уютно.
 Гуттиэре улыбнулась и снова как бы извиняющимся тоном произнесла:
 - Вы тоже должны стараться, чтобы у вас дома был комфорт... чтобы вы могли принять у себя женщину.
 - Мне некогда думать об этом, слишком много времени занимают у меня другие дела.
 - Чем же вы занимаетесь?
 Ихтиандр немного помедлил и затем произнес:
 - Я почти все время провожу в море.
 - Что же вы там делаете?
 - Изучаю подводный мир, раскрываю раковины.
 - Раковины для вас, вероятно, то же, что для ученого книги?
 - Что-то вроде этого. Люди прозвали меня Морским Дьяволом, но я человек.
 Гуттиэре с нарастающим удивлением слушала откровения Ихтиандра, наконец она спросила:
 - И вы не боитесь акул?
 - Против них у меня есть острый, как лезвие бритвы, нож.
 - А море? Разве вы не боитесь моря, особенно когда оно штормит?
 - Моря не нужно бояться, оно доброе. Когда наверху буря, внизу покой и тишина.
 Ихтиандр вдруг снова захотел рассказать девушке про свою битву со спрутом и снова не успел: в комнату вошел старик Бальтазар, отец Гуттиэре, старый и опытнейший ловец жемчуга, служивший на шхуне, принадлежащей Педро Зурита.
 - Почему не угостишь гостя вином? - спросил он, - У нас, слава богу, еще есть деньги на вино.
 - Он не любит вина, отец. Идемте, Ихтиандр, вы мне расскажете еще что-нибудь про ваше море. Странно! Я назвала море вашим, как будто оно и не мое, но рядом с вами , даже море, у которого я родилась и выросла, кажется мне каким-то чужим. Мне кажется, что оно хочет отнять вас ...
 Они вышли из дома, и никто из них не заметил, что их разговор был подслушан стоявшим под раскрытым окном комнаты Гуттиэре доном Педро Зурита.
 - Ага, голубки, решили здесь поворковать? Я еще покажу вам - кто здесь настоящий Морской Дьявол! - проворчал он. В голове дона Педро созрел некий план, которым он ни с кем не поделился, но на другой день он явился снова к старику Бальтазару и стал требовать от Бальтазара, чтобы тот обучил его некоторым приемам ловли жемчуга и в особенности научил его долго сидеть под водой. Вдвоем они стали проводить вечера у большой бочки, наполненной водой. Зурита залезал в бочку, а Бальтазар засекал на часах время.
 - Ну что? - спрашивал Зурита всякий раз, высовывая голову из воды и еле переводя дух.
 - Минута, дон Педро! - всякий раз отвечал Бальтазар. Старик старался скрыть свое презрение к Педро Зурита, ведь тот был хозяином шхуны "Медуза". Сам Бальтазар выдерживал под водой три минуты, а в молодые годы даже и более. В один из вечеров Гуттиэре вернулась домой раньше обычного и нашла в саду стоящего возле бочки отца.
 - Что ты здесь делаешь, отец?
 - Тише, не мешай! - ответил Бальтазар, глядя на часы.
 В это время над водой в бочке показалась голова дона Педро.
 - Зурита! Что вы здесь делаете? Зачем вы залезли в бочку с водой? - засмеялась Гуттиэре. Дон Педро в эту минуту желал бы провалиться сквозь землю. Девушка ему безумно нравилась и он стремился на ней жениться. Но она, особенно последнее время, отвергала его ухаживания.
 Шли дни за днями, и дону Педро Зурита все же удалось каким-то образом довести время своего пребывания под водой до двух минут. Придумав вместе с нанятым им в Буэнос-Айресе инженером какие-то ухищрения, он мог теперь казаться стороннему наблюдателю сидящим в воде около пяти минут! Инженер соорудил и аквариум емкостью в четыре кубометра. В этом-то аквариуме дон Педро и решил дать нечто вроде представления в один из воскресных дней на центральной площади аргентинской столицы. Аквариум охраняли полицейские, дон Педро сидел в воде, на самом же аквариуме красовалась табличка с надписью "Морской Дьявол". Толпы народа собрались на площади, его изумлениям не было конца, ведь какие еще чувства мог иметь народ той страны, которая буквально со всех сторон окружена морем, которая живет морем и ничего так хорошо не знает, как море! Зурита вырастал чуть ли не до национального героя. Были на площади и Гуттиэре с Ихтиандром. Гуттиэре с восхищением смотрела на аквариум, в котором сидел Педро Зурита. Ихтиандр стоял рядом с ней и задыхался. Зной яркого январского дня был для него непереносим.
 - Идемте отсюда, Гуттиэре! - попробовал он потянуть ее за руку, - Разве вы не видите, что это шарлатанство? Он обманщик.
 Ах, оставьте меня! - воскликнула девушка, повернувшись к Ихтиандру лицом и тут только она заметила, в каком состоянии был Ихтиандр. Контраст между задыхающимся от недостатка воздуха Ихтиандром и спокойно, словно за чашкой чая, сидящим на дне стеклянного аквариума и улыбающимся Зурита был столь очевиден и столь разителен, что у нее не оставалось уже никаких сомнений в том, кто на самом деле есть Морской Дьявол. Вскоре, однако, она пожалела о сказанном: какое-то чувство говорило ей, что она неправа. Она оглянулась еще, но Ихтиандра уже не было на площади.
 Прошло несколько недель. На одно из воскресений февраля, явившееся столь же ярким и жарким днем, каким был и день описанного выше триумфа, который одержал Зурита, была назначена свадьба дона Педро и Гуттиэре. "Медуза" красовалась в заливе, обвешанная яркими флагами и лентами. На ней собралось множество гостей. Все поздравляли счастливую пару с большим торжеством. Счастливый дон Педро Зурита любовался своей женой, не выпуская из рук бокал шампанского. Между прочим нелишне будет упомянуть, что известное представление на площади принесло дону Педро немалый барыш: вход на площадь был платным.Дон Педро из всего умел извлечь прибыль.
 Вдруг часть гостей перестала следить за тем, что говорил жене и гостям хозяин шхуны и столпилась у левого борта. За бортом плавал в прозрачной морской глади человек верхом на дельфине. Затем он спрыгнул с дельфина и начал плавать под водой, да так ловко, как никогда и никто еще не плавал. Сколько он уже пробыл под водой, никто не мог бы сказать, но, вероятно, что достаточно долго. Глаза Гуттиэре наполнились слезами раскаяния. Она подошла к Зурита и тихо, с полным отчаяния голосом, произнесла:
 - Так вы обманули меня!
 - Никто и не думал обманывать вас, моя прелесть! - пробормотал Зурита и, когда девушка уже отошла от него расстроенная, выкрикнул ей вдогонку: - Нужно иметь свою голову на плечах! Вы не деточка, моя прелесть! Может быть, вы сами просто желали обмануться!
 Гуттиэре уже не слышала дона Педро - она прыгнула с борта в воду и плыла к берегу. Вдруг на поверхности залива показался плавник акулы. Положение Гуттиэре становилось отчаянным. Моряки спустили шлюпку на воду, и в нее спрыгнул Педро Зурита. Он стал усиленно грести. Но Ихтиандр успел доплыть первым. Он разрезал брюхо акулы своим ножом и вынес потерявшую сознание Гуттиэре на берег. Девушка пришла в себя. Увидев над собой лицо Ихтиандра, она смутилась. В это время до нее донесся крик дона Педро. Судовладелец прыгнул из лодки в море. И хотя в этом месте было довольно мелко, так что вода вряд ли могла достать дону Педро и до пояса, однако Педро Зурита сделал вид, будто здесь глубоко. Он сел на песчаное дно и, зажав нос пальцами, сидел так некоторое время под водой. Гуттиэре с возрастающим интересом следила за водной гладью: когда же на поверхности появится голова Педро Зуриты? А Зурита в это время, вставив себе в рот один конец трубки, высунул другой ее конец из воды и наполнял легкие живительным воздухом.
 - Гуттиэре! - произнес Ихтиандр, дотронувшись рукой до ее руки.
 - Да ну вас! - воскликнула она и пошла к морю, не отрывая взор от его поверхности. Наконец из воды появилась опутанная водорослями голова Зуриты. Он вышел на берег, супруги обнялись. Счастливая супружеская чета медленно брела по песчаному берегу. Они шли в обнимку и совсем не замечали стоявшего невдалеке Ихтиандра. Зурита принялся строить планы относительно того, где же они проведут медовый месяц. Ихтиандра для них не существовало. Несчастный юноша медленно побрел к морю. Он шел и шел до тех пор, пока голова его не скрылась под морской гладью. А Зурита и Гуттиэре еще долго стояли на берегу, обнявшись. Наконец внимание молодой женщины, ибо она уже стала таковой, привлек тихий разговор среди рыбаков, группа которых сидела на берегу и глядела на море.
 - Как долго не появляется из воды этот парень! - сказал один из них.
 - Я и объясняю тебе, что это Морской Дьявол, а ты мне не веришь! - ответил другой.
 - Какой там Дьявол! - воскликнул третий, - Просто парень любил эту девушку, а она вышла замуж за другого. Вот он и решил свести счеты с жизнью и утопился.
 - А я говорю тебе, что он не утонул, а это есть сам Морской Дьявол! - продолжал настаивать рыбак.
 Гуттиэре отошла от дона Педро Зурита и стала, не отрываясь, смотреть на море. Но Ихтиандр так и не появился ...
 Чтобы здоровье жены хотя бы немного поправилось, дону Педро Зурита пришлось пригласить на консилиум врачей и знаменитого доктора Сальватора, который, пожалуй, больше всех других докторов сумел помочь бедной женщине. Но и эта помощь оказывалась действенной не всегда: всякий раз, когда начинал разыгрываться шторм, Гуттиэре убегала к морю и носилась по берегу, словно одержимая неким бесом ...

 .................................................


 - Вы действительно считаете, что мне лучше покинуть Аргентину? - спросил я у Хулио, когда он окончил свой рассказ.
 - Да, Саргедон, вам лучше уехать отсюда.
 - И ради мести этому турку вы готовы расстаться с одним из своих лучших друзей?.. О как же сильно вы его ненавидите! ... Ну что ж, я завтра же улетаю в Россию.
 - Я буду вам часто звонить, Саргедон. Мы еще встретимся.
 Через два дня я уже был в России.

 19 июля 2005г.

 P.S. Господа! В следующем очерке я расскажу вам, как я учился плавать под водой и как мне удалось перещеголять хотя и не Морского Дьявола, но, по крайней мере, дона Педро Зурита. Надо учесть, что сделать это мне было нелегко, ибо, как вы, надеюсь, помните, моя комплекция более располагает к плаванию не под водой, а на ее поверхности. Ведь надо признаться, на мне немалый слой жира.

 ~/~


 Сатира X

 Я обещал рассказать о том, как я учился нырять в море и подолгу сидеть в воде. К тому же не просто сидеть, но в придачу еще и отыскивать раковины, вскрывать их и доставать жемчуг. История, которую я здесь расскажу, происходила в середине 70-х годов ушедшего XX века.
 Я считал себя тогда по своим способностям гораздо ниже моих товарищей в школе искателей жемчуга. Природа не предназначила меня для плавания под водой. Не знаю сам, как так получилось, что я избрал себе такую профессию. Видимо, в юности я излишне начитался всякого рода романтических историй о приключениях и далеких путешествиях. Если учесть, господа, что отношение веса моего тела к моему росту ( 95 кг. при росте всего 145 см.) дает то, что называется полнотой, то вы, надеюсь, понимаете, как трудно было добиться мне успехов в том деле, какое я избрал своей профессией. Но, как это нередко бывает, сознание своих недостатков заставляет порой пошевеливаться, работать над собой, и в итоге получается, что тот, у кого способности были , на первый взгляд, намного слабее, выходит победителем над одаренным лодырем. Всякий раз, как я думаю о годах моего учения в школе ловцов жемчуга города Буэнос-Айреса, я вспоминаю стих Саади, который почему-то особенно полюбился мне в ту пору.

 Упала дождевая капля вниз,
 Пред ней просторы моря разлились.
 "Где море есть, - промолвила стыдливо, -
 Там я ничто, и это справедливо".
 Но за свое смирение она
 Была ракушкой в лоне взращена,
 И рок, к смиренной капле благосклонный,
 Из капли создал жемчуг для короны.
 Унизившись, достигла высоты,
 Богатой стала в жажде нищеты.
 Смирения мудрец у бога просит;
 Клонится ветка вниз, коль плодоносит.

 Сколько страданий испытал я, когда теоретические занятия по подводному плаванию сменились практикой! Я начал считать себя самым негодным в мире для какого угодно дела человеком и думал, что никогда и ни в чем мне уже не преуспеть. Говорят, Байрон (гордости поэт, как его назвал Пушкин) страдал врожденной полнотой и специально морил себя голодом, чтобы не полнеть. Взгляните на его портреты, на его стройную фигуру! Можете ли вы сказать, что этот человек был от природы толстяк? Кое-что подобное пробовал проделать над собою и я, но у меня ничего не получилось. По-видимому, мне не хватило для достижения успеха в этом опыте именно гордости. В конце концов я плюнул на все это и продолжал питаться так, как питался и прежде. Моим любимым блюдом и теперь являются сухари и вода (см. Сатиру первую). Правда, я люблю это блюдо скорее некоей платонической любовью: отведав сухарей и воды, я вскоре прибегаю все же к более сытной пище. Вот почему, взглянув на меня, вы скорее всего воскликнете: "Да это же Колобок из народной сказки!" Действительно, в моей фигуре самой выдающейся частью является прежде всего живот. Если бы вы посмотрели на Элочку Щукину, то вам прежде всего бросились бы в глаза ее длинные ноги, не лишенные, впрочем, приятной округлости, и ее грудь. Все остальные части тела у нее как бы отходят на второй план. У меня же, наоборот, прежде всего бросается в глаза середина туловища. Глядя на меня, мало кому придет в голову мысль, что в этом теле могут таиться способности человека, привыкшего размышлять над различными вопросами жизни. Впрочем, части тела и их пропорции стоит и вовсе не принимать в расчет, когда речь заходит об определении умственных способностей. Разве что на лоб следует еще обращать здесь какое-то внимание. Пропорции же остальных частей тела мало что скажут нам относительно того, каков тот или иной человек по своим умственным способностям. Это доказывается и физиологией высшей нервной деятельности. Знаете ли вы, что такое гомункулус? Гомункулус - это так называемый условный человечек. Это условное изображение человека, рассчитанное в соответствии с тем, какую долю в общей площади коры головного мозга занимает проекция в ней тех или иных мускулов и частей человеческого тела. Понятие и образ гомункулуса используют иногда ученые в области психологии и физиологии высшей нервной деятельности. Так вот, у гомункулуса очень маленький зад и маленькие ножки. Зад, как вы сами понимаете, почти не "думает", т.е. хотя это и довольно внушительная часть человеческого тела ( а подчас лишь при помощи задницы и возможно внушить что-либо аудитории - вспомните маневры и демонстративные уходы Ельцина из зала заседаний российского Съезда депутатов в 1993 году), однако проекция мышц этой части тела в коре головного мозга очень незначительна. Но зато у гомункулуса очень большие руки, очень большой язык и очень большие губы. Пожалуй, губы у него больше всего остального. Каждая из этих трех указанных частей тела больше всего остального, вместе взятого, в несколько раз. Чтобы читатель получил представление о том, что такое гомункулус, пусть представит себе карикатуру, например, на Виктора Анпилова.Это, разумеется, означает, что человек "думает" прежде всего губами, руками и языком. Вернемся, однако, к годам моего учения.
 Я вспоминаю тот день, когда нас, партию из нескольких воспитанников училища, впервые привезли на автобусе к берегу залива, где нас уже ожидала шхуна. Мы поднялись на ее борт, и она отчалила. Отплыв несколько десятков метров от берега, она остановилась, капитан приказал бросить якорь. К поясу каждого из учеников привязали веревку и дали в руки камень, чтобы было легче достичь дна. Затем мы подошли к борту и один за другим попрыгали в воду. Хотя я ростом был ниже всех остальных учеников и потому стоял последним в строю, однако это не означало, что я должен был и прыгать последним. Борт шхуны был достаточно длинен, так что мы попрыгали в воду почти одновременно. Мои товарищи уже успели найти на дне по раковине и начали подниматься с нею наверх (такова была задача первого практического урока), а я только подплывал ко дну. Однако не достигнув дна, я выпустил из рук камень и поспешил на поверхность залива, ибо мне уже не хватало воздуха в легких. Обратный путь я проделал быстрее и даже обогнал кое-кого из товарищей. Учитель, сколько я ему ни объяснял, так и не мог понять, почему я так медленно погружаюсь на дно и так быстро всплываю. Короче, я оказался самым отстающим учеником в училище по предмету практического подводного плавания, хотя теорию знал неплохо. "Что же мне предпринять?" - ломал я себе голову. Другие ученики спокойно и мирно засыпали ночью на своих койках, а я никак не мог уснуть и все ломал голову. И вот однажды доломался до того, что купол моего черепа слегка приподнялся и начал понемногу выпускать скопившиеся в черепе пары. Из моей головы стало улетучиваться в виде паров множество тех глупейших романтических представлений, которые я приобрел или выработал сам прежде. Улетали куда-то в неизвестном направлении всякие легковесные мысли. Вероятно, они поселялись в головах моих приятелей и знакомых, а может даже и в головах сильных мира сего, кто его знает. Тело мое стало наливаться какой-то тяжестью, мускулы приобретали некий свойственный силачам тонус. Все это произошло в течение нескольких дней и ночей.
 Когда пришла пора ехать к берегу и снова нырять в море, я уже чувствовал в себе некую долю уверенности, а может даже, и самоуверенности. Товарищи мои с удивлением поглядывали на меня и не могли понять - чему я все время улыбаюсь. Наконец мы поднялись на борт, построились на палубе. Шхуна отплыла от берега на этот раз еще дальше, чем в предыдущие дни. Мы попрыгали в воду. Я камнем пошел на дно. Пока другие ученики добирались до дна, я уже успел не только вскрыть несколько раковин, но и добыть из них ряд наикрупнейших жемчужин, которые поразили бы своей величиной даже наиопытнейших ловцов и ценителей. Однако я упустил из виду одно обстоятельство: сколь легко мне стало опускаться на дно, столь же трудно было мне теперь с моими тяжелыми мыслями подниматься на поверхность. Я понял это лишь тогда, когда кислород в моих легких иссяк и я стал подниматься наверх. Что было дальше, я не помню. Очнулся я лежащим на палубе. Надо мной столпились мои товарищи. В моих руках не было ни одной жемчужины. Вероятно, я уронил их обратно в море, когда потерял сознание и меня тянули вверх за веревку. Учитель и мои товарищи удивлялись - как это пояс, обхватывавший мою внушительных размеров талию, если здесь уместно вообще говорить о наличии у меня таковой, не сполз с моего брюха? Если бы он съехал вовсе, меня бы уже не было в живых. Было решено, что для следующего раза для меня будет сшит специальный пояс наподобие ремней, обхватывающих со всех сторон туловище парашютиста. Учитель также сделал мне внушение - чтобы в следующий раз я не задерживался излишне на морском дне.
 До следующего практического урока оставалась еще неделя, и я задумался над тем, каким образом мне создать нечто вроде системы противовесов, которая позволяла бы мне ловко маневрировать - быстро опускаться на дно и не менее быстро подниматься на поверхность. Я, как уже было сказано выше, обратил внимание на характер мыслей, которые придают нам солидность и вес либо же лишают этих качеств. В самом деле, разве не влияют наши мысли и представления на наше тело? Давайте попробуем произвести следующий опыт. Привяжите к нитке какой-либо грузик, например, гаечку и поднимите этот грузик над поверхностью стола, за которым сидите, держа рукой другой конец нитки. Затем, не глядя на свою руку, т.е. глядя только на грузик, начните представлять, что он делает круги по ходу часовой стрелки. Грузик помимо вашей воли станет совершать круги по часовой стрелке. Представьте теперь его крутящимся против часовой стрелки - грузик станет повторять и эти ваши представления. Можете представить его совершающим движения из стороны в сторону, крест накрест и т.д. Все это в точности будет повторено грузиком. В этом проявляются законы психологии. То есть наши мысли и представления не остаются без оказываемого ими влияния на наше тело. Вот почему со своими мыслями и своим языком надо обращаться умело. Наш язык и впрямь можно сравнить с неким предателем, с неким Иудой, столь враждебен он порою нам и нашему телу. Поэт Жар-птицын не напрасно изобразил в своей сказке густобрового Чуду-Юду терзающим в пасти не Иуду, как то делает дантов Люцифер, а язык. Или вспомните одну из былин, содержащихся в нашем богатом народном эпосе. В этой былине Илья Муромец вступает в бой с недругом и начинает терпеть поражение. Враг повалил его наземь, сел на его грудь и уже собрался рубить его голову. Конец приходит Илье Муромцу. Что же в эту минуту думает Илья Муромец? Он думает: "Вот говорили, что смерть мне в бою не писана, а приходится умирать от руки врага!" И тут Илья задумывается над вероучением христианских апостолов и приходит к мысли, что в их учении что-то неладно. Но лишь только пришла ему в голову эта мысль, как сил у Ильи прибавилось, напряг он их, свалил с себя врага и отрубил ему голову. Одни мысли прибавляют нам сил, другие их лишают. И что есть смех, как не генератор положительных эмоций и , следовательно, не только показатель некоего избытка сил, но и одно из средств, способствующих их укреплению и увеличению.
 Однако собственных идей мне не хватало для того дела, какое я замыслил в целях добиться успеха в подводном плавании, поэтому я решил пополнить свои знания некоторым материалом. Я пошел в училищную библиотеку и стал рыться на книжных полках. Раскрыв какую-либо книгу, я прочитывал несколько строчек и затем, возведя очи горе, задумывался на несколько секунд - становлюсь я солиднее или легковеснее?
 Библиотека нашего училища была в общем недурна. Стояли здесь на полках тома Платона и Аристотеля, греческих трагиков и римских комедиографов, сочинения философов так называемого Нового времени, т.е. Бэкона, Спинозы, Дидро. Все эти книги содержали в себе преимущественно солидные мысли, были они написаны основательно и людьми основательными. Листая их, я и сам начинал ощущать в себе основательность. В этот раз я выбрал для чтения только две книги - "Метафизику" Аристотеля и "Новый органон" Фрэнсиса Бэкона. Я едва дошел с ними до своей комнаты, расположенной в противоположном крыле здания училища. Когда я шел, доски пола прогибались под тяжестью моих шагов. Встречавшиеся мне по пути ученики отскакивали от меня в стороны, словно мячики или праздничные надувные шары. Я улегся на кровать и принялся за "Метафизику". Кровать, на которой я лежал, заскрипела и стала прогибаться.
 Я проснулся ночью от треска и скрежета - кровать все же не выдержала и я провалился. Удивительно было еще то, что я не проломил пол и не провалился со второго этажа на первый. Прибежавший на шум воспитатель сделал мне внушение, и я сразу несколько стал легче весом.
 На другой день утром я срочно отправился снова в библиотеку, чтобы выбрать в качестве противовеса какие-либо книги, менее тяжеловесные, нежели сочинения Аристотеля. Я выбрал несколько сочинений корифеев русского идеализма, как то - сочинения В.Соловьева, Бердяева, Сергея Булгакова. Я сразу значительно полегчал - столь легковесной стала начинка в моей черепной коробке. Однако напоследок я совершил одну ошибку и захватил с собой еще и "Науку логики" Гегеля, а затем читал ее весь вечер, так что ночью снова разбудил училище, провалившись и несколько обвалив штукатурку с потолка в покоях этажом ниже.
 То, что произошло на следующий день, предвидеть уже нетрудно. Я взял в библиотеке сочинения Дюринга, Маршалла, отца Флоренского, Ницше и сразу ощутил в голове чрезвычайную легкость, словно она стала набитой лебяжьим пухом или, по крайней мере, просушенными на солнышке опилками. Но уже в самую последнюю минуту я вдруг прихватил с собою еще и "Капитал" Маркса. Чтобы ночью не вознестись над кроватью и не улететь куда-нибудь в форточку после чтения одного из основоположников так называемой теории предельной полезности и представителей иррационализма, я счел для себя небесполезным немножко почитать на сон грядущий первую главу "Капитала" Маркса, но, видимо, все же несколько переусердствовал - среди ночи я-таки провалился, причем на первый этаж училища. Лишь толстые перекрытия предотвратили мое падение еще ниже, т.е. в подвальные помещения здания. Воспитатели запретили мне ходить в библиотеку и строго настрого приказали библиотекарям не выдавать мне сочинения весомых авторов.
 На другой день меня вызвали в кабинет к ректору. Увидев меня, ректор несколько улыбнулся, затем подошел ко мне, похлопал меня по плечу и сказал:
 - Друг мой! У меня есть для Вас отличная книга.
 - Что это за книга, сеньор? - спросил я с нескрываемым любопытством.
 - Это книга вашего, мой друг, соотечественника. Она только вышла из печати на испанском языке. Далеко не каждый из ваших соотечественников у вас на родине может похвастать тем , что у него есть возможность прочесть эту книгу теперь или даже в будущем. Я дарю эту книгу вам. Вот эта книга! - и с этими словами ректор протянул мне "Архипелаг ГУЛаг" Александра Исаевича Солженицына.
 Я, сколько мог, стал благодарить наставника за его подарок, затем взял из его рук сокровище и чуть ли не бегом помчался к себе в комнату и принялся за чтение. Вскоре я заметил, что мне требуется срочно привязать себя к койке, чтобы не воспарить ввысь. Особенную легкость я приобретал тогда, когда читал те места книги, где маэстро рассуждает об Октябрьской революции. Книга явилась как раз именно тем сокровищем, которое я искал все эти дни.
 Наступило утро того дня, когда мы все должны были снова погружаться в море за жемчугом. Автобус подвез нас к берегу, как и обычно. Как обычно мы поднялись на борт и построились. Я натянул специально сшитый для меня пояс, привязал к нему толстую веревку, которая была прикреплена к мачте. Шхуна отчалила и на этот раз отплыла от берега еще дальше, чем прежде. Когда подошло время нырять в воду, я вспомнил знаменитое положение Маркса из его труда ( " Золото и серебро по своей природе не деньги, но деньги по своей природе - золото и серебро") и камнем пошел на дно. Набрав на морском дне полные пригоршни крупнейших жемчужин, я стал мысленно повторять фразы из книги Солженицына, в особенности те места из нее, где великий пророк излагает свою "теорию канализации" а также толкует об Октябрьской революции, и тут же с огромной скоростью взметнулся ввысь. Я выскочил из воды, словно взлетающая с борта подводной лодки, несущая ядерный заряд ракета, и понесся в небо. Меня остановила только натянутая до предела толстая веревка, которой я был привязан к мачте судна. Но и тут полеты не завершились. Как ни пытался я избавиться от мыслей, внушенных мне чтением книги "Архипелаг ГУЛаг", но они все лезли и лезли мне в голову помимо моей воли. Они пролазили в меня сквозь уши и ноздри, ветер что-то свистел мне, чего я никак не мог разобрать и что казалось неким голосом, звучащим свыше. Тут шхуна отделилась от воды, и мы полетели. Мы летели над водами Атлантики, внизу проносились острова то одного,то другого архипелага. Я расставил в стороны свои руки и ноги и парил над океаном. "Может быть, в этом и заключается тайна "Летучего Голландца" ?" - пронеслось в моей голове, и я вдруг почувствовал, как мои мысли стали тяжелеть. Постепенно судно опустилось на воду, а следом опустился на борт судна и я. Когда были подняты на борт и другие ученики, которые висели на своих вервиях во время полета, все набросились на меня. Но, увидев в моих руках полные пригоршни крупнейших жемчужин, все сразу смягчились. В моих руках было целое состояние, которое с лихвой окупало причиненный полетом ущерб.
 В дальнейшем я все более и более приобретал опыта в поиске тех или иных нужных мне для моего дела книг и все более приобретал навыки держать в своей голове те или иные формулировки из сочинений разного рода мыслителей. Я стал одним из лучших учеников училища и лучших ловцов жемчуга в Буэнос-Айресе. В течение нескольких лет мне удалось наполнить мой огромный сундук, о котором вы уже слыхали, золотом, жемчугом и бриллиантами.
 Когда я приехал в Россию в конце 80-х годов, меня поначалу удивляло - как это стоявшие у власти политики не взмоют в небо и их не унесет куда-нибудь ветер, столь легковесной была начинка, которую они имели в своих черепных коробках! Но потом я догадался, что они лишь потому стоят на земле, что им удается протащить приемы своего мышления в головы многих других членов общества в СССР, которые приросли к земле, на которой трудятся. Или, как говорит старина Маркс, "мысли господствующего класса суть господствующие мысли эпохи". Если бы большинство общества обзавелось идеями более основательными, - думал я, -все эти управляющие обществом боги сразу вознеслись бы на небеса.

 ~/~


 Приложения

 I.Афоризмы
 Афоризм 1
 Высокий рейтинг часто подобен мыльному пузырю.

 Афоризм 2
 Толпа желает смотреть на Икара, не возведя очи горе, а опустив долу выю.

 Афоризм 4
 Многие Икары стихиры взмывают ввысь в шкале рейтингов, следуя примерно тем же принципам, благодаря которым взмыл и я в конце моей 10-й Сатиры .


 II.Дневник Саргедона Золотопятова

 Саргедон Ахиллесыч Золотопятов: литературный дневник

 04.06.2005.
 Встреча с президентом.
 Летал сегодня в Нью-Йорк. Заехал там, в Америке, еще кое-куда. В числе других господ из России, представителей российского бизнеса, встретился с президентом и при рукопожатии произнес по-русски:"Здравствуй, Жора!"
 Под вечер, летя в самолете обратно в Москву, размышлял о том, как мне продолжить писание моих мемуаров.

 05.06.2005.
 Свидание с моей Дульцинеей.
 Сегодня я наконец увижу мою прекрасную возлюбленную! Надо будет приготовить несколько золотых безделушек в подарок и заказать ее портрет у неплохого художника.Чтобы я мог любоваться на мою Дульцинею и тогда, когда ее нет в моем доме. Свидание с ней должно благотворно воздействовать на меня в плане писания моих мемуаров. Архитектоника всего замысла уже готова в моей голове.Наконец-то я осуществлю мою мечту, т.е. от полей бранных перейду к полям бумажным. А мне есть что вспомнить.

 06.06.2005.
 Встреча с Жириновским.
 Сегодня я встретился с Жириновским. Мы вместе обсуждали перспективы развития российского бизнеса. Затем поехали кутить в один уютный домишко.По дороге обдумывали - какого пункта программы еще не хватает партии ЛДПР. Я не являюсь членом этой партии,как и всех других партий, однако люблю иногда порассуждать о вопросах выеденных яиц. Если бы я стал организовывать свою партию, то назвал бы ее партией сытого брюха. После кутежа я отправился еще в одно злачное местечко, где набрался до чертиков, так что , приехав домой, блевал. Пока блевал, мой мозг постоянно сверлила одна мысль:"Какого черта в столице ходят лица нерусской национальности?!" Все, больше с Жириновским пить не буду, не то подобные мысли одолеют меня, и тогда познакомившись с какой-нибудь полькой, еврейкой или татаркой, я передумаю провести с нею ночь! Позор для мужчины! Жириновский - мастер прививать свои психические состояния. Он не убеждает, он внушает. А я, человек с капиталами, особенно легко поддаюсь внушению.

 07.06.2005.
 Размышления о плане написания книги мемуаров.
 Сегодня, попивая коньяк, сидел до шести вечера дома и размышлял о том, как продолжить писание своих мемуаров. Стоит ли вставлять сюда главу о том, как я учился в Буэнос-Айресе? ( Там я, кстати, познакомился с внуком Педро Зурита). В конце концов я решил пока не писать об этом периоде моей жизни и вообще оставить до поры какую-либо маринистику.
 Сейчас собираюсь уходить из дома, уже одел свой новый костюм и взял свою новую трость, которую купил вчера. Поеду куда-нибудь в ночной бар и буду кутить с какими-нибудь незнакомками, которые очень скоро станут моими хорошими знакомыми, а с какой-нибудь из них я проведу несколько приятных ночей. Вперед!

 11.06.2005.
 Бурная ночь у Жанны. Приобретение оружия для поединка.
 Вчера вечером был занят ответом поэту Ларионову. Ответив, помчался, уже за полночь, к одной из моих любовниц. Пили с ней французские вина и предавались любовным утехам. Когда Жанночка наконец уснула, я принялся размышлять о том, как продолжить далее мои мемуары.Заснул я лишь тогда, когда за окнами было уже совсем светло.
 На всякий случай послал человека купить пару пистолетов и две сабли - а вдруг понадобятся для дуэли с поэтом Ларионовым? Любовь женщины придает нам сил, смелости и уверенности в себе. Затем купил еще и пару лошадей. Не исключен поединок и такого рода, когда рыцари съезжаются на лошадях и сшибаются своими копьями.
 Звонил сегодня оружейникам в Тулу - нет ли у них доспехов по моему росту? Оказалось, что доспехов по моему росту и объему талии у них нет. Пришлось заказывать (рост - 145 см; вес, как вы помните, 95 кг.) Оружейники в ответном послании спрашивали - на имя какого богатыря оформлять заказ. Я ответил пока не вполне определенно - на потомка Ахилла.
 На все эти покупки и заказы ушло 14 тыс.$.

 12.06.2005.
 Размышление о принципах.
 Сегодня размышлял о природе зависти. Что значит зависть? Не уподобить ли ее взбаламученному болоту, в коем тонет лошадка, именуемая Пегасом, когда ее ведут из стойла Персеи нашего времени.
 Вот и меня обвинили в зависти к стишку гражданки Никаноровой.(см. замечание Дмитрия Яковлева на мою рецензию на ее стишок "Сердце" - http://stihi.ru/cgi-bin/board.pl?rec_writer=dsbytds )
 Вообще позиция многих "литераторов озерной школы" состоит в том, чтобы на все отвечать словечками типа "зависть", "грубость", "некорректность", "скука", "хрень" и т.п. Укажите более глубокие основания, господа! Ведь есть же различия в эстетических принципах! Почему вы вечно уходите от рассмотрения этих различий? Видимо, потому, что принципы вашего искусства не столь основательны, не столь глубоко взрывают почву жизни, как того требуют условия современности.
 Кстати, две лошади которые я купил вчера (см. дневник), стоят в конюшне вычищены и накормлены овсом, готовые к выезду. Возможно, сегодня за полночь попробую выехать на одной из них, взяв в руки копье и одев доспехи. Последние тоже готовы и уже присланы мне из Тулы.
 Хочу пригласить кого-нибудь с собой на дозор. Готов уступить вторую лошадь.


 18.06.2005.
 Мысли об Элочке.
 О моя прелесть! Ты была здесь! Ты читала мой дневник! О несравненнейшая! О божественная!
 Я подарю тебе мой сундук с золотом ...
 Нет, погоди! Я не подарю его тебе ( в сторону: "Так мне может угрожать участь, сходная чем-то с участью короля Лира ".) А я упомяну тебя в моем завещании, моя радость! Моим завещанием я передам в твои руки мой сундук с сокровищами.
 Надо будет выбрать для Элочки несколько безделушек в подарок. А сейчас - к парикмахеру! Пусть подровняет мне бороду и усы.
 Элочка, моя прелесть! Ты обратила свой взор на толстяка Саргедона.(15.00)
 Только что читал ее дневник. Красотка без ума от меня и моего сундука. О моя прелесть!(16.20)

 21.06.2005.
 Мысли об Элочке.
 Элочка перестала навещать меня. Она начала меня забывать. Господи! Я несчастнейший из людей! Как мне жить без Элочки?
 Необходимо срочно с ней объясниться.


 10.07.2005. Мысли о том, как избавиться от недомогания, если перебрал.
 Вчера перепил. Дело в том, что я люблю порассуждать о поэзии и литературе, а когда я беседую об этих предметах , на меня находит, т.е. я начинаю думать о том, что сказал бы об этом Сократ, начинаю входить в роль ( у меня недурные актерские дарования, так однажды, еще юношей, когда учился в Буэнос-Айресе на искателя жемчуга, я играл Фальстафа в театре нашего колледжа, причем играл недурно), чувствую, будто я нахожусь на симпосионе и поэтому начинаю поглощать вино большими дозами.
 От перепития хорошо помогает арбуз.Еще неплохо съесть лимон вместе с кожурой. Дело в том, что алкоголь сжигает витамины, а лимон как раз и восстанавливает их нехватку и расщепляет молекулы спирта.

 29.07.2005.
 Приготовления к свадьбе и кругосветному путешествию.
 Поскольку мы с Элочкой решили пожениться и вообще все между нами устроилось как нельзя лучше, то мы в придачу ко всем этим радостям жизни решили совершить еще и кругосветное турне. Сборы к нему уже начаты.
 Ура, Саргедон! Хлопаю сам себя по ляжкам от удовольствия.
 А Жар-птицын пусть лопнет от зависти!
 ~/~