веркино томленье по гуаши

Каждый день я одевалась потеплее и настойчиво шла искать необходимого подтверждения, что все это не сон и не бред… ну, то, что со мной происходит…Я шарила глазами по голым кустам, бархатным сугробам и кучеряшкам облаков. Рассматривала собственную тень и солнечные пятна на подтаявшем асфальте. Исходила так много часов и километров. Все – тщетно… Но однажды все изменилось.
Я проснулась довольно рано и с восторгом обнаружила, что световой день явно увеличился и из пространства между моими любимыми господином Кодиеумом и мистером Монстерой на меня весело пялится оно – ПОДТВЕРЖДЕНИЕ !!! Белый голубь с распростертыми крыльями! Он складывался аккурат из силуэтов родных мне листьев, с которыми и без того так много связано в моей нелегкой жизни. Даже глаз у голубя был. Из какого-то одинокого маленького листика, такого же, как сама я…У меня перехватило дыхание от подступивших к не вырезанным гландам признаков несдержанности эмоций… На миг мне даже показалось, будто лежу не в кровати, а на воздушном потоке, растопырив и руки, и крылья, не зная, как ими распорядиться.
Ноги сразу болеть перестали, рассосались прыщи на лице, сердце забилось ровнее…
Сомнений более не оставалось – это оно, ВДОХНОВЕНИЕ !!!

Когда я впервые пошла в магазин за гуашью, неожиданно обнаружилась моя оторванность от бренной земли. Буквально метра на полтора. От моего взгляда не скрылся и тот факт, что с этой вобщем-то небольшой высоты из моих симпатичных глаз сыплются радужные брызги на обалдевших прохожих, которые, в свою очередь, превращаются в благородных принцев на белых клячах и принцесс на цветочных полянках. Необычный пень у обочины заставил меня свернуть с моего главного пути. Необычность его заключалась в том, что когда-то тоненькое деревце было наглухо заключено в объятия большим. И никто никогда не узнал бы о его существовании, если бы, прожив счастливо целую жизнь, они не были бы спилены в один день. Я спустилась на грешную землю и надолго задумалась о смысле моего существования, гуаши так и не купив.

Наступила весна, вернее последний день декабря, но по погоде об этом нельзя было догадаться. Из согретой солнцем земли повылезли то там, то здесь, одуванчики. Один из них даже успел облететь, и я подошла к нему поближе, желая общенья.
-Видишь,- сказал он, ослепляя меня своей лысинкой,- все идеи раздарил земле и ветру. Так что, если услышишь, что это от них и трава, и дома, и деревья, не верь…
Я обхватила рукой пучок его кудрявых листьев и вывела болтуна на чистую воду, вернее - на свежий воздух. Корень его занудства оказался метра на два длиннее, чем я ожидала. -Зри в него,- не унимался одуванчик. Я поспешила вернуть его на прежнее место и в недоумении побрела домой, пытаясь вспомнить, где я могла уже слышать эту таинственную многозначную фразу. В результате так и не вспомнила о заветной гуаши…

День третий ничем особенным примечателен не был. Перво-наперво помогала балканским цыганам вытолкнуть из канавы телегу с большими колесами. Потом принимала роды у белой лошади с рыжим пятном на лбу, почему-то не удивляясь тому, что и с матерью, и с жеребенком беспрепятственно общалась исключительно на лошадином диалекте. Потом со смехом искала иголку в стоге сена и, представьте себе, нашла. Оставив разворошенный стог, вытаскивала из болота безнадежно – утопающего. Спасенный умчался, не сказав «благодарю».
В общем, все, как обычно… За гуашью не дошла…

День четвертый застал меня врасплох, когда я ехала в повозке, запряженной белыми львами. На вчера еще бесшабашной голове нынче чувствовала обе короны Египта. И красную, и белую. И хотела бы прикрыть вызывающе-обнаженную грудь, но скрещенные на ней руки были заняты. Одна сжимала бич, другая – посох. На бедрах ощущалась приятная прохлада гофрированного шелка. На ногах – мои любимые тапочки.(знаю точно, что любимые – разве можно не любить золото?) Я с удовольствием подрагивала пальцами ног на глазах благоговеющей общественности, ощущая легкое покалывание в своих нежно-розовых пятках…
Смысл застрявшего невесть откуда в моей царственной голове таинственного слова «гуашь» не смогли расшифровать 49 мудрейших жрецов, мир их праху…

Проплывая на пятый день по поверхности пруда с красными рыбами, которые трепетно касались плавниками то моих ног, то затылка, я тщательнейшим образом рассматривала серебристые камешки на незамутненном дне и не то, что про гуашь, даже имени своего вспомнить не могла …

Кто я, куда и зачем в день шестой растолковал мне Шива, непонятно зачем вывалившийся в мою комнату прямо из стены. Он стал довольно бесцеремонно и болезненно щупать мой напряженный позвоночник. На простой вопрос, не разрушает ли он меня, незваный индийский гость с несвойственным эпохе гомерическим хохотом ответил:
-Я пробуждаю твою змею. Она слишком стара и поэтому долго спит!
Когда от неожиданного прострела в пояснице я вскрикнула, он засмеялся еще громче:
-Теперь я вижу, что она проснулась!
И я почувствовала, как нечто прохладное действительно стало перемещаться вверх внутри моего позвоночника ,после чего ощутила еще два «укуса». Между лопаток и в затылке.
-Это же Кундалини!!!- глупо воскликнула я. На мгновение мне даже показалось, что Шива умрет от смеха, но он меня успокоил, сказав, что смертным не стоит опасаться за здоровье богов. Затем он нажал указательным пальцем заветное место на моем незагорелом лбу, и в нем шевельнулся третий зрачок.
Заниматься поиском гуаши в такой значимый день показалось мне просто кощунством.

В день седьмой я избавлялась от страхов, невесть откуда поселившихся в моей гостеприимной утробе. Даже за гуашью выйти было жутковато и некогда. К тому же, от вчерашних прикосновений бога разрушений побаливало третье ухо.
Короче, в этот день я никуда не вышла.

Извлекши из непознанных недр моего шкафа незнамо как туда попавшую подкову и чашу с рунической надписью, весь день восьмой провела в тренировках, ибо неожиданно выяснилось, что на чаше переводится, как UN RUFEI RORUS и с помощью этой фразы можно останавливать ветер…..
А подкова и нынче украшает вход в мое «беспокойное хозяйство». Приходите – и убедитесь.

Весь день девятый я была двуглавым сфинксом и трудилась на благо Отечества, силой мысли передвигая с места на место никому не нужные камни. Когда вечером мне удалось стать собой прежней, всего двумя глазами я взглянула на часы . За гуашью идти было давно безнадежно поздно – рабочий день окончен не только у меня…

На десятый день мы со знакомым графом Сен-Жерменом обклевывали виноградные грозди, призывно свисающие со сводов перехода от станции метро «Театральная» до «Охотного ряда». Грозди отчаянно сопротивлялись, пытаясь прикинуться гипсовыми копиями биологических оригиналов, но это им не помогло. Тогда они решили напоследок взбунтоваться в недрах наших городских беззащитных кишечников.
Весь остаток дня мы с графом пробегали наперегонки до ближайшего туалета, даже не пытаясь интеллигентно скрыть жесточайшего поноса.
Какая уж тут гуашь? Извините, я побежала…..

Встретив в одиннадцатый день синего быка на нашей крыше, заговорилась с ним так, что не заметила, как настал день двенадцатый. Спустившись с крыши, решила перед теперь уже каким-то далеким и несбыточным походом за многострадальной гуашью прогуляться по ближайшему леску. Сидя на красивом холме (где-то я уже это слышала) и глядя на окружающее меня божье творенье неожиданно поняла, что жевание травинок успокаивает нервную систему.
Разомлев под лучами дневного светила, я закрыла глаза и увидела, как огромный лесной дед в белой вышитой рубахе протянул мне на своей скукоженной старческой ладони полосатого жука. Открыв глаза, я действительно увидела это насекомое отряда членистоногих пробирающимся сквозь складки моей модной одежды. Внезапно вспомнив про гуашь, я вскочила с места, чтобы бежать в магазин, но стукнувшись головой о ствол близстоящего дерева, упала и пролежала в беспамятстве не только остаток двенадцатого, но и весь тринадцатый день.

Очнувшись в разгар дня четырнадцатого и осознав всю глубину своего желания обладать вожделенной гуашью, я твердой (насколько это было возможно в данных обстоятельствах) поступью отправилась в близлежащую точку сбыта незалеживающегося товара. И ни абсолютно белые деревья-альбиносы с голубыми листьями, ни чей-то мохнатый нос, торчащий из-под земли, ни даже расцветший розовыми цветами булыжник не смогли меня остановить, как ни старались.
Остановила мятая картонка с надписью «УЧЕТ», в которую я со всего маху и уперлась…
Опять-таки головой.

На редкость рано проснувшись в день пятнадцатый, вышла на балкон. В ожидании открытия магазина, пробовала рисовать облаками. Пока получалось не очень… Удалось лишь сделать облако квадратным и пробить в нем томным взглядом брешь. Зато с наслажденьем любовалась проплывающими мимо белыми медведями и единорогами.
Пока стояла, опершись на левую руку, не заметила, как она онемела. Когда же пришло время выйти в магазин, обнаружилось, что не чувствую и левую ногу. Она вроде бы шагает вместе с правой, но мной как таковая решительно не ощущается.
Неожиданно осознала, что дойти до магазина с целью покупки в нем гуаши – один из неупомянутых в летописях и мифах подвигов Геракла и поняла, что мне – одинокой маленькой девочке – никогда с этим делом не справиться. Я села на дорогу…..
Не проплакав и получаса, услышала звуки фанфар, которые помогли мне оторвать глаза от трущих кулачков и поднять их вверх. Я увидела, как небеса разверзлись и из образовавшегося проема ко мне спускается ангелоподобное сияющее существо в древнегреческих сандалиях на босу ногу. Оно протянуло мне уютную коробочку с магическим словом «пастель» на крышке и прошептало:
-Извини, гуаши не было…
Но от внезапно нахлынувшего ощущения личного счастья я смогла лишь пролепетать:
-Спасибо, мама….
Наконец, я смогу поставить точку в своем произведении. Это будет белый блик в глазу портрета синего верблюда.