Мелодии и ритмы городских окраин

1 РАДИО-ХИТ


Железнодорожный вальс
 
По скованным рельсам бездомные бродят вагоны,
а где-то в тепле на подушках лебяжьего пуха
болтают о жизни запахи нежных бульонов,
скрываясь от хаоса вьюг в фешенебельных кухнях,
 и стаптывая башмаки для возвышенных целей ,
 они восхищаются фугами пылесосов,
 любуясь порой репродукцией Рафаэля,
 находят в ней мысль, колорит и экспрессию формы.

Из белых пластмассовых ванночек для майонеза
взрываются в космос ракеты зеленого лука,
нарушив гармонию сумрачного подъезда,
где тлеет заплеванный всеми надежды окурок,
 а ручки дверные, привыкшие к лживым пожатьям,
 учтивы к тому, кто шагает по спинам ступеней,
 туда, где вздыхают со скрипом диваны-кровати,
 и гордые унитазы ждут привилегий.

А дьявол, придумавший всю эту многоэтажность,
живет незаметно под ковриком у порога,
и каждый живущий, входящий и выходящий,
запачкает ноги, а также чужую дорогу.
 но спящему здесь в темноте и грязи на бетоне,
 мерещится город у моря без уличных знаков
 туда не доходят простуженные вагоны,
 по скованным рельсам, поросшим скелетами злаков.




Зимний джаз

Какая странная луна, мир – это снег, и тень на нём,
Я все трезвею от вина, и возвращаюсь день за днём
В унылый край похмельных дум, утробы и небытия,
В мир, где нет тени на снегу, где я не чувствую себя.

Не слышу тот могучий пульс, и не вступаю в резонанс,
А в настоящее пою сомнамбулический романс,
И в однокомнатной тиши, где я соседям не знаком,
Всю бутафорию души снимаю вместе с пиджаком.

Но продолжается игра, и воспаленной головой
Глотаю суету утра и полдня призрачный покой,
А к вечеру горят в домах теплом обманчивым огни,
Где вечный Эрос или Вакх в вине разводят яд любви.

Но не спешит моя беда делить себя для прочих бед,
Туда, где брызжет мишура многоэтажных перфолент,
И здесь никто и никогда не спросит, для кого возник
Джаз в оголенных проводах и стен разбитых черновик.



Парковый блюз

 Утро шарит по карманам, крутит колесо обмана
хитроглазая Фортуна, она сказала:
-- Глупый человек, ты ищешь в прошлом то, что будет,
а здесь вокруг чужие люди и ждут , когда ты упадешь,
глупый человек, -- Она сказала мне.

 Жаркий полдень льёт фонтаны, счастье влагой из бокала
пьёт любовь глотком огромным, она сказала:--
-- Лишний человек, делись лишь с тем, кому ты нужен,
тонуть так в море, а не в лужах, они не стоят того,
лишний человек, - Она сказала мне.

 Вечер принял двести граммов, без обмана по стакану
совесть поделила ровно, она сказала:
--Страшный человек, ты меришь жизнь своим аршином,
на все ты смотришь как с вершины, но есть иная высота,
страшный человек, - Она сказала мне.

 Ночь луною кегельбана запускает в мою раму,
вот мечта летит звездою, она сказала:
--Здравствуй, человек, кто бы ты ни был, будь собою,
а счастье – пополам с бедою, но жить придется все равно,
ты же человек,-- Она сказала мне.



Жаркий регги

Вращаясь в бессмыслице уличных знаков,
свиваются судьбы, в узлы и путы,
тогда их плотно пакуют в транспорт,
который бежит неизменным маршрутом

 На протвине города в асфальте с зеленью
 шевелится жарясь людская масса,
 натужно скрипя суставами шестерен
 везут эскалаторы потное мясо.

 На фабрике-кухне – на площади смрадной —
 готовят салат из одетых и голых,
 а к ночи развозят отходы на свалку
 по спальным районам – попарно , по полу.

И пену сбивая по кислым каналам,
по лимфе и венам коммуникаций,
бегут интелекта концы и начала
под импульсы ритма и шквалы оваций.

 И все это месиво: страсти и похоть,
 город сожрет невоспитанно чавкнув,
 а время смеется, и сквозь этот хохот
 вслух забавляясь Камю или Кафкой.

 Какая веселая литература, -
 какая блестящая драматургия,
 а мы в ресторане на чистой посуде
 все пишем и пишем рецепты другие.

Вращаясь в бессмыслице уличных знаков,
свиваются судьбы, в узлы и путы,
тогда их плотно пакуют в транспорт,
который бежит неизменным маршрутом.



Проспект Рокобили

Дни словно близнецы похожи, но безлики,
Как просто все забыть, и смыслом пренебречь,
И видеть сквозь стекло лишь темноту и блики
Чужих побед и бед, и слышать злую речь.

 Все катится толпа проспектами ущелий,
 Расталкивая боль сквозь сутолоку снов,
 И жадные до звезд быстрей вращают землю
 Не различая свет, не понимая слов.

И это тоже жизнь – азарт на диких скачках,
Здесь каждый в чем-то прав, поставив на свое,
И ждет, когда к нему картавая удача,
Скривив в ухмылке рот, надменно подойдет.

 Здесь ночи – близнецы, похожи, но безвкусны,
 И стережет панель, как пес, чужую спесь,
 И снова за окном – лишь темнота и блики,
 И снова вместо слов - лишь ругань или лесть.



Утреннее танго

Веское, и не детское время скользит тротуаром;
утро -- неинтересная смесь из стекла и металла,
грубою и неровною тени сломаются гранью,
это, пробравшись кронами, солнце швырнуло рванью.
 
Скалится и ругается улица нервною пробкой,
хочет стать площадью или дворцом, а не бетонной коробкой.
Клеткой читает здание буквы пожарной тревоги,
скучные, без названия, только одни предлоги.
 
Из ограждения и бамперов общих проблем и понятий
создан движенья единый закон тусклых мероприятий,
полдень на утро навалится, смяв пресловутый покой,
пальцами не решается, значит, задушит струной.
 
Город кривится, сутулится,
мнет виадуков манто,
вот уже вертится-кружится
утреннее танго.









2 ИНСТАЛЯЦИИ ПОСТ-МОДЕРНИЗМА

ИНСТАЛЯЦИЯ №1
 
 Этот город – нервный молот,
И железные тиски,
Шум и топот, страх и ропот
Давят прессом на мозги.
Дом с балконом незнакомый,
Подозрительность дверей,
За бетоном – злые гномы,
Так похожи на людей.
 Здесь есть дамы, есть и хамы,
Сплошь любовь и аппетит,
В каждой карме – своя драма –
Климакс или простатит,
В каждом теле – масса лени,
Вдоволь спеси и добра,
Точек зренья поколений
И похмельная война.
 В каждом слове – капля крови,
Перекрашенных идей,
В глаз и в брови тычут в споре
Факты краденных статей;
Всем большая перспектива –
Будто утренний рассол,
А для тех, кто смотрит мимо
Остаётся РОКЕН РОЛЛ!



ИНСТАЛЯЦИЯ №2

Слепо следуя перспективе
Или курсу валютного счастья,
Прижимая палец к запястью,
Пульс идеи считаю ленивый.
Отдаленный гудок вокзала
Принесет горький дым и пепел
Разоренного дома , и лепет
Не прощеных обид когда-то.

Жадно выхлоп глотая столичный
Или дым сигарет обнимая,
Я ищу в целлофановом рае
На витрине штрих-кода практичность.
Но застонет вагон пустынный
В переходе метро за полночь,
Исправляя мою неточность,
Что шепнет перегаром винным.
 
Глупо в такт повторяя звуки,
Подражая компьютерной сетке
Заполняю пустые клетки
И гудки в телефонной трубке.
Но рискну, не доверив хирургу,
Вскрыть обман, трепанируя череп:
Почему моя сущность не верит
Назиданию демиурга?
 
Снова пивом похмелье смывая,
Накормлю аппараты жетоном,
И спущу этот день обломов
В лабиринт коммунального рая,
Так, снимая ботинки под вечер,
Я влюбляюсь в капризную юность,
Что ушла, не стерпев мою грубость
И цинизма насмешливой речи



ИНСТАЛЯЦИЯ № 3

Читая названья проспектов и банков,
Окурками рифмы бросая под ноги,
Пытаюсь найти по разметке дороги
И в чреве витрины живое начало.
Раскрашены шлюхи узором инстинкта,
И неподражаема мимика кассы,
Но свингеры ищут внедрения в массы,
А оптовый сбыт – лоходрома и пипла.

Шныряющий буги и таксомоторы,
Мобильный цинизм прыщеватых Ромео,
И вот поцелуй от рекламы Кардена
Сменяет дубинка патрульных кордонов.
Загнулся узор по ограде у банка,
А в нем – тоже люди с далекой планеты —
Нам снова предложат всеобщую драку
За право любви и почетных предметов.

Рулетка иллюзий в зеленой валюте,
Реалей в достатке, они за копейки –
У вредной бабули под телогрейкой
Есть камень на шее – лоточный бутик.
Полуденный смок – аромат на Садовой
Плодов перезрелых цивилизаций
Сменяют трущобы и пенсии старцев –
Следы эпидемии новых микробов.



ИНСТАЛЯЦИЯ №4

И снова ночь,
вдоль оскопленных тополей
и разукрашенных огней,
бредет себе,
как одинок
в витрине мерзнет манекен
опустошенный от проблем,
и не души;

куда-нибудь,
спешит отчаянно авто,
и все-таки в тот странный дом,
где никого,
где до утра
бессонница ревниво ждет,
кто ей подарит пару строк,
но не души.

И снова день
гудит коробкой скоростей
однообразных новостей,
все тот же текст,
и вместо слов
гримасою газетных строк
наполнено уже метро,
и места нет;

когда-нибудь -
моргнет в надежде светофор,
и он закончит вечный спор
куда идти,
звонки и треск
наполнят толпами эфир,
но упакован узкий мир,
и места нет…

и места нет…
но не души…



ИНСТАЛЯЦИЯ №5

Серый вечер среди
серых аллей,
Неба серого брешь,
Монотонно доживает карусель
Свой ржавый век
В парке детских надежд.

И по контуру
стареющих лип,
И с фасадов домов
Время медленно смывает свой грим
Прежних забот
Захламленных дворов.

Так беззвучное
вращая кино,
Где раскрашены дни,
Духота и тряска старого авто
Везет туда,
Где звучит старый ритм.

Пустота
от страха детского сна,
Как влюбленная дрожь,
Как гитара, нареченная сестра,
Снова поет
Свои блюзы и дождь.

Серый вечер
среди серых аллей,
Среди серых домов,
Только тени или призраки потерь,
Они живут
В тупиках городов.




ИНСТАЛЯЦИЯ №6

 Есть путевки для туристов,
для геолога –тайга,
есть война для пацифистов,
а для мужа – есть жена,
кофе в турке, фото в раме,
и собака -- в конуре,
хлеб в авоське, рупь в кармане
и бананы – в кожуре.
 Яйца всмятку, правду в массы,
мацион и проминат,
импотенты, педерасты
на экране ждут наград,
свечи в храме, пол в жевачке,
шприц и скальпель у врача,
выстрел в спину, баксы в тачке,
и минет для палача…
 Хрен без соли – жизнь для касты,
облака спешат на юг,
у бомжа есть теплотрасса,
у ****ей – порочный круг.
этот город так немолод,
так неряшлив, хмур и зол,
а бездомным льет за ворот
алкоголь и РОКЕН РОЛЛ !





3 ЛАЗАРЕТ



ЛАЗАРЕТ

Все то, что мне останется –
Несдержанность поэм,
Мне муза – бесприданница.
Мешок бездомных тем,
И беспардонных шалостей,
И радостей бомжа,
Все то, что не считается –
Исчезнет не спеша.

Придет сестрица-сводница
И тень чужого рта,
Ответит так: «Все сходится,
Удавкой в тень лица».
Пойдут плясать безногие,
Немые станут петь,
И все, что мне останется –
Бесплатно умереть.

А после водки с праздником
Поминок по словам,
Объявится признание, -
В святилищный бедлам,
Как шлюху нагловатую
В альков ее сведут,
И в лиф – купюру мятую,
С подтекстом: «Сиди тут».

Итог всему окажется –
Бичующий глагол,
Что пел бы и куражился,
Оставшись наг и зол,
Что жег бы, …только кариес
Беззубым сделал рот,
И он канву сценария
Перекричать не смог.

Не наша тема - праздники,
Нам будничный чертог
Отмерил наказанием:
Любовь – это предлог,
Чтоб не мечтать неистово,
Вернувшись в лазарет,
Где лечат, только исподволь,
Болезнь, которой нет.

И что ж теперь печалиться
С улыбкой на лице,
Все то, что мне останется –
Начало о конце,
И только раны скрытые
Неизданных поэм
Сожгут медбратья сытые
Купюрами гангрен.

И вот оно, причастие, -
Лишь словооборот,
Что произнес к несчастию
Этот беззубый рот,
Что суицидом хвалится
Мне, высунув язык…
…………………………….
Все то, что мне останется –
Я к этому привык.




БОЛЕЗНЬ

Вы не болели словами как я.
Чтоб не творить,
надо так напиваться,
чтоб незаметно для многих
скончаться.
Вы не болели словами как я.

Вы не носили в утробе детей,
зная, что мира они
не узнают,
домом им станет могила.
Все зная,
Вы не носили в утробе детей.

Вы не встречали себя самого.
Жалкого старца,
забытого всеми,
что он спасал от нужды
и гонений.
Вы не встречали себя самого.




ДОБРО

Общедоступные мечты
поели мхи чужих амбиций,
но над стилистикой трухи
серьезные склонились лица,
что ищут все слова для слов,
банальной буквы закорючку
возводят в ранг полубогов,
царицей, называют сучку,
и вожделяясь от вождей,
на целлюлозу льют чернила,
а может гной или елей,
стараясь удивить полмира,
все что-то спорят второпях,
все что-то прячут от забвенья,
наверное, бесстыжий страх,
и меркантильное презренье.

Но вот закончена игра,
приходит скучная фиеста -
тот тошнотворный общий рай,
где я не вижу себе места,
а в тишине схожу с ума,
и в одиночестве палаты
ищу, наверное, добра,
что мне почудилось когда-то,
что я прочел по карте звезд,
по призрачным огням жилища,
когда блуждал в ночи в мороз,
не пряча нож за голенищем,
когда дарил его горстьми,
тем, кто был близок, рядом прежде,
оно же было, черт возьми,
иначе бы, зачем надежды.

Наверное, расплата мне
за панибратство и гордыню:
я умираю от измен
в чужой зачуханной квартире,
и зло, как ржавая вода
бежит из труб водопровода,
и бесконечна пустота,
и нескончаема зевота.




ЧЕТВЕРОСТИШЬЕ

Субботняя ночь. Светает.
В городе сон и затишье.
Зачем написал тебя я,
убогое четверостишье?




ПРОСТО

Просто –
метель превращается в дождь,
дождь наугад
превращается в лужи,
если кому-то еще ты нужен,
он позвонит,
и попросит в долг.

Если молчит,
значит, все хорошо,
или не может
с тобой поделиться,
или не хочется
суетиться,
если и было,
так вскоре прошло.

То, что согрето,
скоро умрет,
то, что не сказано –
позабыто,
видишь, старуха
с разбитым корытом
в сказку попала,
и сказки не ждет.

Я улыбнусь тебе,
да не срослось,
ты лишь уткнешься
глазами в книгу,
что же, в подземке
не слышно крика
в лязге вагонов,
сквозь грохот колес.

Мы не знакомы,
и ты не поймешь
этот недуг,
потому я сконфужен.
дождь и метель,
все равно - просто лужи,
если уже
ничего не ждешь.




ИСЦЕЛЕНИЕ

Вот я проснулся к обеду,
странное дело, не больно,
что же так мучило? Вспомнил.
Как-то непроизвольно
я захотел стать счастливым,
только не получилось,
а вместо этого буквы
сами в слова скривились.
Ладно, оставлю на память
этот рецепт исцеленья,
дам прочитать по пьянке,
вот уж будет веселье…