Сатиры в прозе. Сатира десятая

САРГЕДОН АХИЛЛЕСЫЧ ЗОЛОТОПЯТОВ

 САТИРЫ В ПРОЗЕ

 Сатира X

 Я обещал рассказать о том, как я учился нырять в море и подолгу сидеть в воде. К тому же не просто сидеть, но в придачу еще и отыскивать раковины, вскрывать их и доставать жемчуг. История, которую я здесь расскажу, происходила в середине 70-х годов ушедшего XX века.
 Я считал себя тогда по своим способностям гораздо ниже моих товарищей в школе искателей жемчуга. Природа не предназначила меня для плавания под водой. Не знаю сам, как так получилось, что я избрал себе такую профессию. Видимо, в юности я излишне начитался всякого рода романтических историй о приключениях и далеких путешествиях. Если учесть, господа, что отношение веса моего тела к моему росту ( 95 кг. при росте всего 145 см.) дает то, что называется полнотой, то вы, надеюсь, понимаете, как трудно было добиться мне успехов в том деле, какое я избрал своей профессией. Но, как это нередко бывает, сознание своих недостатков заставляет порой пошевеливаться, работать над собой, и в итоге получается, что тот, у кого способности были , на первый взгляд, намного слабее, выходит победителем над одаренным лодырем. Всякий раз, как я думаю о годах моего учения в школе ловцов жемчуга города Буэнос-Айреса, я вспоминаю стих Саади, который почему-то особенно полюбился мне в ту пору.

 Упала дождевая капля вниз,
 Пред ней просторы моря разлились.
 "Где море есть, - промолвила стыдливо, -
 Там я ничто, и это справедливо".
 Но за свое смирение она
 Была ракушкой в лоне взращена,
 И рок, к смиренной капле благосклонный,
 Из капли создал жемчуг для короны.
 Унизившись, достигла высоты,
 Богатой стала в жажде нищеты.
 Смирения мудрец у бога просит;
 Клонится ветка вниз, коль плодоносит.

 Сколько страданий испытал я, когда теоретические занятия по подводному плаванию сменились практикой! Я начал считать себя самым негодным в мире для какого угодно дела человеком и думал, что никогда и ни в чем мне уже не преуспеть. Говорят, Байрон (гордости поэт, как его назвал Пушкин) страдал врожденной полнотой и специально морил себя голодом, чтобы не полнеть. Взгляните на его портреты, на его стройную фигуру! Можете ли вы сказать, что этот человек был от природы толстяк? Кое-что подобное пробовал проделать над собою и я, но у меня ничего не получилось. По-видимому, мне не хватило для достижения успеха в этом опыте именно гордости. В конце концов я плюнул на все это и продолжал питаться так, как питался и прежде. Моим любимым блюдом и теперь являются сухари и вода (см. Сатиру первую). Правда, я люблю это блюдо скорее некоей платонической любовью: отведав сухарей и воды, я вскоре прибегаю все же к более сытной пище. Вот почему, взглянув на меня, вы скорее всего воскликнете: "Да это же Колобок из народной сказки!" Действительно, в моей фигуре самой выдающейся частью является прежде всего живот. Если бы вы посмотрели на Элочку Щукину, то вам прежде всего бросились бы в глаза ее длинные ноги, не лишенные, впрочем, приятной округлости, и ее грудь. Все остальные части тела у нее как бы отходят на второй план. У меня же, наоборот, прежде всего бросается в глаза середина туловища. Глядя на меня, мало кому придет в голову мысль, что в этом теле могут таиться способности человека, привыкшего размышлять над различными вопросами жизни. Впрочем, части тела и их пропорции стоит и вовсе не принимать в расчет, когда речь заходит об определении умственных способностей. Разве что на лоб следует еще обращать здесь какое-то внимание. Пропорции же остальных частей тела мало что скажут нам относительно того, каков тот или иной человек по своим умственным способностям. Это доказывается и физиологией высшей нервной деятельности. Знаете ли вы, что такое гомункулус? Гомункулус - это так называемый условный человечек. Это условное изображение человека, рассчитанное в соответствии с тем, какую долю в общей площади коры головного мозга занимает проекция в ней тех или иных мускулов и частей человеческого тела. Понятие и образ гомункулуса используют иногда ученые в области психологии и физиологии высшей нервной деятельности. Так вот, у гомункулуса очень маленький зад и маленькие ножки. Зад, как вы сами понимаете, почти не "думает", т.е. хотя это и довольно внушительная часть человеческого тела ( а подчас лишь при помощи задницы и возможно внушить что-либо аудитории - вспомните маневры и демонстративные уходы Ельцина из зала заседаний российского Съезда депутатов в 1993 году), однако проекция мышц этой части тела в коре головного мозга очень незначительна. Но зато у гомункулуса очень большие руки, очень большой язык и очень большие губы. Пожалуй, губы у него больше всего остального. Каждая из этих трех указанных частей тела больше всего остального, вместе взятого, в несколько раз. Чтобы читатель получил представление о том, что такое гомункулус, пусть представит себе карикатуру, например, на Виктора Анпилова.Это, разумеется, означает, что человек "думает" прежде всего губами, руками и языком. Вернемся, однако, к годам моего учения.
 Я вспоминаю тот день, когда нас, партию из нескольких воспитанников училища, впервые привезли на автобусе к берегу залива, где нас уже ожидала шхуна. Мы поднялись на ее борт, и она отчалила. Отплыв несколько десятков метров от берега, она остановилась, капитан приказал бросить якорь. К поясу каждого из учеников привязали веревку и дали в руки камень, чтобы было легче достичь дна. Затем мы подошли к борту и один за другим попрыгали в воду. Хотя я ростом был ниже всех остальных учеников и потому стоял последним в строю, однако это не означало, что я должен был и прыгать последним. Борт шхуны был достаточно длинен, так что мы попрыгали в воду почти одновременно. Мои товарищи уже успели найти на дне по раковине и начали подниматься с нею наверх (такова была задача первого практического урока), а я только подплывал ко дну. Однако не достигнув дна, я выпустил из рук камень и поспешил на поверхность залива, ибо мне уже не хватало воздуха в легких. Обратный путь я проделал быстрее и даже обогнал кое-кого из товарищей. Учитель, сколько я ему ни объяснял, так и не мог понять, почему я так медленно погружаюсь на дно и так быстро всплываю. Короче, я оказался самым отстающим учеником в училище по предмету практического подводного плавания, хотя теорию знал неплохо. "Что же мне предпринять?" - ломал я себе голову. Другие ученики спокойно и мирно засыпали ночью на своих койках, а я никак не мог уснуть и все ломал голову. И вот однажды доломался до того, что купол моего черепа слегка приподнялся и начал понемногу выпускать скопившиеся в черепе пары. Из моей головы стало улетучиваться в виде паров множество тех глупейших романтических представлений, которые я приобрел или выработал сам прежде. Улетали куда-то в неизвестном направлении всякие легковесные мысли. Вероятно, они поселялись в головах моих приятелей и знакомых, а может даже и в головах сильных мира сего, кто его знает. Тело мое стало наливаться какой-то тяжестью, мускулы приобретали некий свойственный силачам тонус. Все это произошло в течение нескольких дней и ночей.
 Когда пришла пора ехать к берегу и снова нырять в море, я уже чувствовал в себе некую долю уверенности, а может даже, и самоуверенности. Товарищи мои с удивлением поглядывали на меня и не могли понять - чему я все время улыбаюсь. Наконец мы поднялись на борт, построились на палубе. Шхуна отплыла от берега на этот раз еще дальше, чем в предыдущие дни. Мы попрыгали в воду. Я камнем пошел на дно. Пока другие ученики добирались до дна, я уже успел не только вскрыть несколько раковин, но и добыть из них ряд наикрупнейших жемчужин, которые поразили бы своей величиной даже наиопытнейших ловцов и ценителей. Однако я упустил из виду одно обстоятельство: сколь легко мне стало опускаться на дно, столь же трудно было мне теперь с моими тяжелыми мыслями подниматься на поверхность. Я понял это лишь тогда, когда кислород в моих легких иссяк и я стал подниматься наверх. Что было дальше, я не помню. Очнулся я лежащим на палубе. Надо мной столпились мои товарищи. В моих руках не было ни одной жемчужины. Вероятно, я уронил их обратно в море, когда потерял сознание и меня тянули вверх за веревку. Учитель и мои товарищи удивлялись - как это пояс, обхватывавший мою внушительных размеров талию, если здесь уместно вообще говорить о наличии у меня таковой, не сполз с моего брюха? Если бы он съехал вовсе, меня бы уже не было в живых. Было решено, что для следующего раза для меня будет сшит специальный пояс наподобие ремней, обхватывающих со всех сторон туловище парашютиста. Учитель также сделал мне внушение - чтобы в следующий раз я не задерживался излишне на морском дне.
 До следующего практического урока оставалась еще неделя, и я задумался над тем, каким образом мне создать нечто вроде системы противовесов, которая позволяла бы мне ловко маневрировать - быстро опускаться на дно и не менее быстро подниматься на поверхность. Я, как уже было сказано выше, обратил внимание на характер мыслей, которые придают нам солидность и вес либо же лишают этих качеств. В самом деле, разве не влияют наши мысли и представления на наше тело? Давайте попробуем произвести следующий опыт. Привяжите к нитке какой-либо грузик, например, гаечку и поднимите этот грузик над поверхностью стола, за которым сидите, держа рукой другой конец нитки. Затем, не глядя на свою руку, т.е. глядя только на грузик, начните представлять, что он делает круги по ходу часовой стрелки. Грузик помимо вашей воли станет совершать круги по часовой стрелке. Представьте теперь его крутящимся против часовой стрелки - грузик станет повторять и эти ваши представления. Можете представить его совершающим движения из стороны в сторону, крест накрест и т.д. Все это в точности будет повторено грузиком. В этом проявляются законы психологии. То есть наши мысли и представления не остаются без оказываемого ими влияния на наше тело. Вот почему со своими мыслями и своим языком надо обращаться умело. Наш язык и впрямь можно сравнить с неким предателем, с неким Иудой, столь враждебен он порою нам и нашему телу. Поэт Жар-птицын не напрасно изобразил в своей сказке густобрового Чуду-Юду терзающим в пасти не Иуду, как то делает дантов Люцифер, а язык. Или вспомните одну из былин, содержащихся в нашем богатом народном эпосе. В этой былине Илья Муромец вступает в бой с недругом и начинает терпеть поражение. Враг повалил его наземь, сел на его грудь и уже собрался рубить его голову. Конец приходит Илье Муромцу. Что же в эту минуту думает Илья Муромец? Он думает: "Вот говорили, что смерть мне в бою не писана, а приходится умирать от руки врага!" И тут Илья задумывается над вероучением христианских апостолов и приходит к мысли, что в их учении что-то неладно. Но лишь только пришла ему в голову эта мысль, как сил у Ильи прибавилось, напряг он их, свалил с себя врага и отрубил ему голову. Одни мысли прибавляют нам сил, другие их лишают. И что есть смех, как не генератор положительных эмоций и , следовательно, не только показатель некоего избытка сил, но и одно из средств, способствующих их укреплению и увеличению.
 Однако собственных идей мне не хватало для того дела, какое я замыслил в целях добиться успеха в подводном плавании, поэтому я решил пополнить свои знания некоторым материалом. Я пошел в училищную библиотеку и стал рыться на книжных полках. Раскрыв какую-либо книгу, я прочитывал несколько строчек и затем, возведя очи горе, задумывался на несколько секунд - становлюсь я солиднее или легковеснее?
 Библиотека нашего училища была в общем недурна. Стояли здесь на полках тома Платона и Аристотеля, греческих трагиков и римских комедиографов, сочинения философов так называемого Нового времени, т.е. Бэкона, Спинозы, Дидро. Все эти книги содержали в себе преимущественно солидные мысли, были они написаны основательно и людьми основательными. Листая их, я и сам начинал ощущать в себе основательность. В этот раз я выбрал для чтения только две книги - "Метафизику" Аристотеля и "Новый органон" Фрэнсиса Бэкона. Я едва дошел с ними до своей комнаты, расположенной в противоположном крыле здания училища. Когда я шел, доски пола прогибались под тяжестью моих шагов. Встречавшиеся мне по пути ученики отскакивали от меня в стороны, словно мячики или праздничные надувные шары. Я улегся на кровать и принялся за "Метафизику". Кровать, на которой я лежал, заскрипела и стала прогибаться.
 Я проснулся ночью от треска и скрежета - кровать все же не выдержала и я провалился. Удивительно было еще то, что я не проломил пол и не провалился со второго этажа на первый. Прибежавший на шум воспитатель сделал мне внушение, и я сразу несколько стал легче весом.
 На другой день утром я срочно отправился снова в библиотеку, чтобы выбрать в качестве противовеса какие-либо книги, менее тяжеловесные, нежели сочинения Аристотеля. Я выбрал несколько сочинений корифеев русского идеализма, как то - сочинения В.Соловьева, Бердяева, Сергея Булгакова. Я сразу значительно полегчал - столь легковесной стала начинка в моей черепной коробке. Однако напоследок я совершил одну ошибку и захватил с собой еще и "Науку логики" Гегеля, а затем читал ее весь вечер, так что ночью снова разбудил училище, провалившись и несколько обвалив штукатурку с потолка в покоях этажом ниже.
 То, что произошло на следующий день, предвидеть уже нетрудно. Я взял в библиотеке сочинения Дюринга, Маршалла, отца Флоренского, Ницше и сразу ощутил в голове чрезвычайную легкость, словно она стала набитой лебяжьим пухом или, по крайней мере, просушенными на солнышке опилками. Но уже в самую последнюю минуту я вдруг прихватил с собою еще и "Капитал" Маркса. Чтобы ночью не вознестись над кроватью и не улететь куда-нибудь в форточку после чтения одного из основоположников так называемой теории предельной полезности и представителей иррационализма, я счел для себя небесполезным немножко почитать на сон грядущий первую главу "Капитала" Маркса, но, видимо, все же несколько переусердствовал - среди ночи я-таки провалился, причем на первый этаж училища. Лишь толстые перекрытия предотвратили мое падение еще ниже, т.е. в подвальные помещения здания. Воспитатели запретили мне ходить в библиотеку и строго настрого приказали библиотекарям не выдавать мне сочинения весомых авторов.
 На другой день меня вызвали в кабинет к ректору. Увидев меня, ректор несколько улыбнулся, затем подошел ко мне, похлопал меня по плечу и сказал:
 - Друг мой! У меня есть для Вас отличная книга.
 - Что это за книга, сеньор? - спросил я с нескрываемым любопытством.
 - Это книга вашего, мой друг, соотечественника. Она только вышла из печати на испанском языке. Далеко не каждый из ваших соотечественников у вас на родине может похвастать тем , что у него есть возможность прочесть эту книгу теперь или даже в будущем. Я дарю эту книгу вам. Вот эта книга! - и с этими словами ректор протянул мне "Архипелаг ГУЛаг" Александра Исаевича Солженицына.
 Я, сколько мог, стал благодарить наставника за его подарок, затем взял из его рук сокровище и чуть ли не бегом помчался к себе в комнату и принялся за чтение. Вскоре я заметил, что мне требуется срочно привязать себя к койке, чтобы не воспарить ввысь. Особенную легкость я приобретал тогда, когда читал те места книги, где маэстро рассуждает об Октябрьской революции. Книга явилась как раз именно тем сокровищем, которое я искал все эти дни.
 Наступило утро того дня, когда мы все должны были снова погружаться в море за жемчугом. Автобус подвез нас к берегу, как и обычно. Как обычно мы поднялись на борт и построились. Я натянул специально сшитый для меня пояс, привязал к нему толстую веревку, которая была прикреплена к мачте. Шхуна отчалила и на этот раз отплыла от берега еще дальше, чем прежде. Когда подошло время нырять в воду, я вспомнил знаменитое положение Маркса из его труда ( " Золото и серебро по своей природе не деньги, но деньги по своей природе - золото и серебро") и камнем пошел на дно. Набрав на морском дне полные пригоршни крупнейших жемчужин, я стал мысленно повторять фразы из книги Солженицына, в особенности те места из нее, где великий пророк излагает свою "теорию канализации" а также толкует об Октябрьской революции, и тут же с огромной скоростью взметнулся ввысь. Я выскочил из воды, словно взлетающая с борта подводной лодки, несущая ядерный заряд ракета, и понесся в небо. Меня остановила только натянутая до предела толстая веревка, которой я был привязан к мачте судна. Но и тут полеты не завершились. Как ни пытался я избавиться от мыслей, внушенных мне чтением книги "Архипелаг ГУЛаг", но они все лезли и лезли мне в голову помимо моей воли. Они пролазили в меня сквозь уши и ноздри, ветер что-то свистел мне, чего я никак не мог разобрать и что казалось неким голосом, звучащим свыше. Тут шхуна отделилась от воды, и мы полетели. Мы летели над водами Атлантики, внизу проносились острова то одного,то другого архипелага. Я расставил в стороны свои руки и ноги и парил над океаном. "Может быть, в этом и заключается тайна "Летучего Голландца" ?" - пронеслось в моей голове, и я вдруг почувствовал, как мои мысли стали тяжелеть. Постепенно судно опустилось на воду, а следом опустился на борт судна и я. Когда были подняты на борт и другие ученики, которые висели на своих вервиях во время полета, все набросились на меня. Но, увидев в моих руках полные пригоршни крупнейших жемчужин, все сразу смягчились. В моих руках было целое состояние, которое с лихвой окупало причиненный полетом ущерб.
 В дальнейшем я все более и более приобретал опыта в поиске тех или иных нужных мне для моего дела книг и все более приобретал навыки держать в своей голове те или иные формулировки из сочинений разного рода мыслителей. Я стал одним из лучших учеников училища и лучших ловцов жемчуга в Буэнос-Айресе. В течение нескольких лет мне удалось наполнить мой огромный сундук, о котором вы уже слыхали, золотом, жемчугом и бриллиантами.
 Когда я приехал в Россию в конце 80-х годов, меня поначалу удивляло - как это стоявшие у власти политики не взмоют в небо и их не унесет куда-нибудь ветер, столь легковесной была начинка, которую они имели в своих черепных коробках! Но потом я догадался, что они лишь потому стоят на земле, что им удается протащить приемы своего мышления в головы многих других членов общества в СССР, которые приросли к земле, на которой трудятся. Или, как говорит старина Маркс, "мысли господствующего класса суть господствующие мысли эпохи". Если бы большинство общества обзавелось идеями более основательными, - думал я, -все эти управляющие обществом боги сразу вознеслись бы на небеса.

 ~/~