Цикл В божьем храме

Цикл "В божьем храме"

Спас, ярое око.

Нет киотов резных, не несут под иконы цветы.
В наготе неприкрытой юродствует божий алтарь.
Здесь на ликах святых оружейного залпа следы.
На них светит с тоскою в разбитые окна фонарь.

Задувает, на каменных плитах сугробами снег.
Неприкаянный ветер морозную стужу несёт.
Хоть невольные слёзы польются по краешку век,
Да озябшие губы поют: «Слава Богу за всё!»

Эхо где-то под куполом звякнет, разбив слов хрусталь.
Их непрочную, хрупкую веру ничто не спасёт.
Хоть свидетелей нет, разве только ворчливый февраль,
Виновата и каюсь, в ответе я, Боже, за всё.

Опустели, заброшены сёла клеймённых злом мест.
Ни души, ни двора у потомков крестьян той поры.
Не смогли с колокольни сорвать позолоченныё крест.
И, разбившись, угас большевисткий безбожный порыв.

Жар куполов.

Маковки древнего храма все в Высь
Жаром горят посреди жизни буйства.
Пылкой молитвой, горячностью чувства
Русичей «божии свечи» зажглись.

В этом народном стремленьи к Кресту
Роду во здравие душ и телес
Дух ищет пламени злата Небес
В мире ином, сопричастном Христу.

Бьётся Любовию сердце Руси
Яркими вспышками главок церквей.
Родина станет святей и светлей,
Вновь возжигая нам свечи сии.

Сокровища.

Литургия. Утро ново
Правый хор поет медово.
Все тут в сборе. Так проси,
Дьякон: «Господи, спаси!»

Двери настежь. Люда – море.
Прихожане во дворе.
Зычный звук молений дьяка
Может тут услышать всякий.

Матушки и детвора
Ждут, когда придет пора –
Ко причастью призовут
И дорогу им дадут.

Бабий шепот, детский гам,
Суета платочков белых.
Жарко, пот по лбу к глазам
У причастников несмелых.

«Вот сокровище мое!» -
Скажет мать, идя к амвону,
На руках неся родное,
И вздохнет подобно стону.

Тут три пальчика скрепив,
Карапуз кладет сам «крест»,
Следом, ручки уложив,
С ложицы причастье ест.

На Рождество

Синие тени на белом.
Кружево тёмных деревьев.
Звон колокольный в деревне
Стынет хрустальным напевом.

Бьётся метель-завирушка,
Словно бы плача и каясь.
В церковь бредёт, спотыкаясь,
В ветхой шубёнке старушка.

Там и светло, и отрадно.
Батюшка псалмы читает.
Дьяк фимиам навевает.
Теплется свечек изрядно.

Бедной старушки подруги
Перед иконой падут ниц:
- Боже, призри сирых трудниц,
Наши страданья и муки!

- Нынче озябнувшим душам
Радость родится на Небе.
Не во дворцах, а во хлеве...
- Плачет младенец, послушай!..

- Что ты, окстись, показалось.
Нету младенцев в округе
Богом забытой Калуги.
Ветра должно это шалость.

И на иконе возьмётся
Ветошью стёклышко чистить.
Там, где Младенец с Пречистой.
В страхе от напасти жмётся.

Аллилуйя!

Пришлось однажды поздно мне пешком идти
Уныло в стылых сумерках домой брести.
Чу, слышу вдруг вдали церковные напевы,
Как «аллилуйя!» восклицают в хоре девы.

Так дивно звуков торжество в простом том гимне.
В безлюдной местности окрест одной слышны мне
Священника милующего гласы: «Мир всем!»
Всё смолкнет разом, завершится службы ход в семь.

Тихонько, покаянно белый снег идёт.
Деревья бьют поклоны, воронье орёт.
Как хочется услышать вновь мне: «Аллилуйя!»
О, церковь бедная! К тебе опять приду я...

Милостыни...

В городе жёлтых громад, «Идиотов», кликуш
Чуждо и холодно, ветер с залива с дождём.
И на окраине Питера вряд ли мы ждём
Встретить приют иль спасение собственных душ.

Здесь, на пригорке церквушка за кронами лип.
Нищая будто, темна деревянная стать.
Тут, на виду, обездоленной питеркой встать
Что позаставило? Мокнет под дождика всхлип.

Жалок её во смирении бедности лик.
В сердце стучит проходящим и едущим всем.
Но мимоходом уносит потоком, меж тем,
Добрых и злых далеко всех... Ведь Питер велик.

Церковная пыль

В полумраке храм свеч сиянье
Раздвигает пыльные кулисы.
По углам в тени бормочут бесы
Душную угрозу воздаянья.

В круговерти страстного, в пучине
Выбираясь на порог иного,
Мира запредельного, святого
Неизбежно вспомним о кончине.

Все мы обратимся в прах летучий,
Вездесущий и живым докучный.
Прошлого величия гнет скучный,
В пыльных бурях силою могучий.

Но, как ладан, воскуримся мыслью
К Богу с покаянноюмолитвой!
Прах от праха, смолотого битвой,
Вознесёмся духом, станем былью.

Язык чудес

В тихом храме в малом граде
Происходят чудеса.
И откуда, Небеса,
Нам такое... То награда,
Знак беды иль слезы Бога?
Мы в смущеньи, в страхе внемлем.
Вести ль ангелов приемлим
Иль Антихрист на пороге?
Отчего неясен в слоге
Смысл чудесного посланья?
Оттого ль, что нет желанья
Слов приказа нам у Бога.
Царство божие любовным
Тихим веяньем коснулось
Сердца грешников. Вернулось
С покаянием неложным.

У Серафима

Храм Христов. Рождественская служба.
Ели. Свечи. Разноцветные лампады.
Так тепло, придя с январской стужи,
Притулиться робко в свод аркады.

Запах праздника. Огни мерцают.
Хвои изумруд из всех углов.
"Днесь рождается" - отцы восклицают.
Фимиам возносится из слов.

И на всех, молящихся у Бога
В храме в день святого торжества,
На иконе Серафим убогий
Смотрит с умилением отца.

Царь горы

В этот час на службе в храме
Богомольцев мало что-то.
Нет служащих у киота,
Сиротливы лики в раме.

Подойдет один к киоту.
"Свечи, Богу жертвы, встаньте
Как велю вам - прямо. Гляньте,
Вас, горящих, будет рота".

Прихожанин глаз не сводит
От огня, сжигая страсти.
Подчиняясь светлой власти,
Царь горы свечей нас просит:

"Стадо малое, не бойся!
Посреди толпы безверья
Вас, "горящих", без сомненья
Будет рота. Войском стройся!"