Гермафродита новый цикл стихотворений

***
 Окна критикам за Мастера выбивала Маргарита.
 
 Одностишие
 
Для высылки Вам Вашего оплеванного фото
пришлите мне конверт с обратным адресом и деньги.
Хотите, чтоб обиделась? - платите. Отчего-то
обиду все бесплатною считают, к сожаленью.

Обидеться легко. Когда непрошена обида.
Обидеться легко. Когда - так походя и просто -
бросают грязи ком, теряя тут же тех из виду
в кого попали - сном ли вспомнят, духом ли?... Несносна

обида, если жертвуешь собой – в ответ: «Не надо».
А также, если жертвуешь другими – а не стал бы,
когда бы не был… Снайперу – особая «награда»:
обида на убитого, за то, что жив остался

сам. Да, еще обида бьет, что пуля в переносицу,
когда родная мать тебя не любит – генетически.
Все остальное – чушь. А потому мне не напросится
ни критик на обиду и ни целый взвод критический.

Хотите – конструктивно обстригайте строкам перышки.
Хотите – лейте грязь – хоть пятитонными повозками.
Спасибо и за это. Все полезно. Лайте, сворушки.
Молчите? Аль обиделись? Благослови вас Господи.

***
Мысль не размножается в неволе.
Но жиреет. Вот и любит нормы.
Без аркана не бывает поля-
полюшка. А наш концлагерь формы

не мучителен: не двинут в спину -
сам придешь в казенную квартиру
строф! Где надзиратель с гордой миной
демонстрирует порядок миру

во своей тюрьме и ждет награды:
воры и убийцы – что ягнята.
Улыбаются, как будто рады
тихому покою каземата.

Пусть под дыхом догорают штормы -
лица – статуи a-la Romania.
Показательной тюрьмою формы
мы еще и не таких заманим.

***
Марина, давай дружить.
Я тоже хотела сына.
Я тоже хотела пить
из чаши не в половину,
а до дна, и сознавать,
что дно не бывает чистым.
И тоже, тебе под стать,
гармонию видеть в числах,
в мазках impression, и в днях,
когда и Моне с Шагалом
меняя на хлеб, в глазах
решимость, как взвод, шагала.

Решимостью назову
желание быть разумной –
сквозь сонное «наяву»,
сквозь вечно зудящий зуммер
в мозгу – об одном: как день
прожить и увидеть завтра.
Разумна! – когда меж стен –
отчаянья скользкий запах.
Разумная! – до конца.
Психолог тебе не лекарь.
…А стены – как из свинца,
глухие – примета века.

И в нашем столетье лжи
и подлости – та же сумма,
и вес – тяжелей, чем жизнь.
Так будем – назло – разумны!

***
Земля уже вращаться перестала.
Застыла, как юла в забытой детской,
Подернувшись неровным слоем сала
В естественном желании согреться.

А те живут. И день, и ночь – все те же.
Да это солнце с жалостью библейской
Само подвиглось по-над твердью: держит
Ее на иждивении плебейском.

Зима уже давно сравнялась с летом.
Что осень, что весна – глухие тучи.
И снова по-эдемски неодета
Та горсть людей, которые живучи.

Ей холодно. Она не понимает,
Зачем осталась на остывшем пепле.
Пошли упоминания о рае…
Похоже. Было б – если бы ослепли.

Они умрут. Останутся лишь двое.
Им снова явит Бог себя, быть может,
И добрыми словами успокоит:
Запретным Древом волю уничтожит.

Да некому их искушать: все змеи
И прочие рептилии – угасли.
И Бог, зевая, думает о смерти.
Он всемогущ – а значит, будет счастлив

Так, как захочет – не воззрев на лица,
Возляжет и забудет воскресенья.
И двое резко прекратят молиться,
В единый миг познав, что нет спасенья.

Один умрет. Останется другая,
Которая сумеет и без Бога.
Терпение. Теперь – не ради рая,
А ради самого себя, тупого.

И будет плод закатанным в варенье,
И станет змей узором для вязанья.
И будет суд. И приговор терпенью:
«Ты – хуже ада. Будешь наказаньем»

***
В распахах крестиков, в колодцах ноликов
Частично разве что и утону я.
Ведь вишни буркалами алкоголиков
Упорно видят меня – двойную.

Одна – по улочке, другая – рядышком.
Одна красивая, другая умная.
Одна – скорлупкою, другая – ядрышком.
Распотрошили, клюя, не думая…

А верно, голым-то бывает холодно?
Не зря ты шкурою укрыл мне плечи –
Еще не думая, еще с веселою
Немудрой ясностью дочеловечьей.

Уже мы чуяли, что вишни – кислые,
Еще не ведая, что вишни – красные.
Была счастливою еще без смысла я,
Была любимою – еще безбрачная.

…Одна – по улочке, другая – рядышком.
А путь шелковицей удавлен спелой.
Одна – скорлупкою, другая – ядрышком.
А говорят, что был и кто-то целый…

***
А ценности не переоценились,
хотя переоценивались долго
на самой верхней (проводничья милость
за странно мало денег) третьей полке.

Курс ценностей упал. Увы, не с полки.
Тогда еще, быть может, были шансы
его спасти.
 На мыслетканом шелке
разложены – спокойные, как стансы.
А были – детски-резки. На отрезке
прожитых месяцев им стало взросло.

…Кому еще алмазные подвески,
рискуя жизнью, возвратить?

А после
опять рискнуть – невемо, как ребенок:
проехаться, к примеру, на багажной,
на третьей, где все ценности спросонок
одною станут, чрезвычайно важной:
как не упасть. Какие тут оценки?
Ценней всего – ногами упереться…

…Вагонные жестокие проценты
мне выставило сброшенное детство.

***
Стою, отдыхаю под липами
Под ритмы собачьего лая.
Больна, как Настасья Филипповна,
Сильна, как Аглая.

С короткими слабыми всхлипами
Река берега застилает…
Люблю, как Настасья Филипповна,
Гоню, как Аглая.

Мне б надо немного молитвы, но
В спасение вера былая
Мертва, как Настасья Филипповна.
Жива, как Аглая,

Лишь память. Врастая полипами
В кровинки, горячкой пылает
В душе у Настасьи Филипповны,
В уме у Аглаи.

Но либо под облаком, либо над
Землею – в полете поладят:
С судьбою – Настасья Филипповна,
С собою – Аглая.

Я тоже не просто улитка на
Стволе. Оторвусь от ствола я.
 Под взглядом Настасьи Филипповны.
Под взглядом Аглая.



Да прейдет1

«Да прейдет» - прошепчу в молитве,
О любви своей вспоминая.
Да прейдет! Во своей ловитве
Душ апостолы цену знают

Душам жен, чья любовь болеет:
Дешевы. У распятий – сотни.
«Все отдам, только «Да»!» Смелее,
Магдалина, пока не отнят

Он врагами… Дешевле каши
Чечевичной такие души.
Потому мне сей образ страшен,
Почему и шепчу: «Не слушай,

Если страсть в нетерпенье зудном
Возопит: «Все отдам за «Да!»? Нет,
«Да прейдет! – возглашу разумно, –
И ми душу да оправдает»

***
 Ольге Скобельской

Ты подхватила еле слышный звук
Стрельбы в межреберном закрытом тире.
Тебе хватило двух всего лишь рук –
Собрать меня, разбросанную в мире
Осколками… Тебе хватило двух
Очей – узреть такое, что хоть в десять
Мне не увидеть.

Зрение и слух
Ни взмерить невозможно и ни взвесить.

Что «минус два», «плюс три», что «абсолют-
ный» или что «медведь ступил на ухо»?
Метафоры. Когда-нибудь сольют
Их жим с дистиллированного духа.
Когда-нибудь все-то, чем жизнь на вес
торгует, станет легче дуновенья.

…Разбросанные каплями словес,
Сольемся в двух ладонях сокровенья.