Роза Декабря

Декабрь повергнут. Кончено! Забудьте!
Зарезаны ягнята просвещенья.
Так формируют память ощущенья,
Не оставляя ничего, по сути,
На что в дальнейшем можно опереться,
В хождении по тающему мясу,
Что состоит из снега и песка.
Но есть, однако ж, действенные средства –
Гадание на лопнувшей пластмассе
И крепкий кофе цвета коньяка.
Когда б была моя строка крепка,
Ту истину, что правде не соседка,
Я бы пытался донести до вас.
Но – холод, насморк, бюллетень, пипетка…
И потому, страдая от мороза,
Могу раскрыть всего один нюанс:
Декабрь – не месяц, декабрь – это роза.

К чему соблазны видеть между строк,
И, пропуская, находить на дне!
Ведь Роза Декабря не есть цветок,
Она растет в прозрачной глубине
Зимы, где лампы раб и Аладдин
В одном лице, с простудой на губе,
Ее отыщет в стеклах меж гардин,
Прижмет и испытает на себе.
Пусть это действие достаточно смешно,
Пить запах роз способен каждый, но
Расслышать их порой колючий смех
От века получалось не у всех.
Поэтому, мой мальчик, не горюй,
Когда не хочет первый поцелуй
Отдать она, оплаченный букетом,
Не надо спорить с равнодушным светом.
Мы все влюблялись, право же, не зря.
Ты будешь позже вспоминать об этом,
Но, познакомясь с Розой Декабря,
Услышишь ветер, что ломает ставни,
Он будет твой учитель и наставник,
Научит бросить пить и якоря.




«Приехать к морю в несезон…»
И. Бродский.

Ветра разноголосо, словно волки,
Взвывают и шерстят обмерзший плебс.
И в ожиданье транспортных чудес
На остановках сатанеют толпы.
И – о, велеречивая порода! –
Честят правительства по первое число.
Что ж делать, коль властям не повезло
В России ни с природой, ни с народом.
Несправедливость в этом есть, конечно,
Уедем же в уютное местечко,
Пережидать погодный катаклизм.
Но нет – реальность превращая в шутку,
Холодной влагой облепляет куртку
И ловит щеки хлесткий зимний бриз.
Мысль воплощенная – есть море,
Норд-ост дудит в заливе в трубы.
Обледеневши, тускло молы
Блестят, как выбитые зубы
Морского идола. В тумане
Где раньше виделся тот берег,
Нет ничего для пониманья –
Он навсегда уже потерян.
Какая скользкая погода!
Мы дворников объявим в розыск.
Пощиплем травку, словно козы.
Она, стеклянная, нам что-то
Напомнит. Просто за день года
Весь город превратился в розу,
О чем свидетельствуют фото.
Ну да, с движеньем нынче туго,
Но память – ледяная штука.
Она костенеет портретом Розы – синьоры,
Которая вряд ли кому-то будет служанкой.
Ведь в ней – проявление истинно зимней флоры,
Ее не купишь на средства, спящие в банках
Надежной страны далекого сыра,
Где сытые лыжники – наш современный фетиш,
И даже в хрустком снегу не холодно и не сыро.
Лишь Розу Декабря там никогда не встретишь.

…Но я знаю, что будет вскоре
Вспоминаться наверняка мне
Тот пейзаж, где зимнее море
Разбивает свой лоб о камни.
Где гранитного носа фигура
Представляет сонм капель фетром,
И портовые краны хмуро
Наблюдают, как скачут ветры.
И умом, и сердцем опять вдруг
Возжелаю попасть в их струи.
В их пронзительные объятья
И холодные поцелуи.
Вновь слетают они со свистом,
Упрекая притворно - рьяно:
«Ты давно не в поисках истин,
Порожденных в угаре пьяном.
Возжелал карманной свободы –
Показать из кармана кукиш.
Но свобода – не ложка меда.
На халву героя не купишь».
Что сказать? Не о том моя греза,
Пальцев трио не смерзлось навек.
Но в подарок принцесса Роза
Отдала этот блеск и наледь.
И зимы ледяной копыта
Не страшны, коль дружить с ненастьем.
Мое сердце всегда открыто –
И всегда открыто не настежь.
Вот мой образ нового года –
Я хочу в полосе прилива
Протянуть одну руку свободе,
 А в другой держать свое пиво.

…Но Роза Декабря пронзила лед,
И, будто вдруг проговорив: «…умрет…»,
Скользнула вверх, под самый потолок.
Вот слово – есть таинственный залог
Неизлечимой верности поэта,
Как сердца клок,
Что никогда не врет.
Я позабыл, что я умел когда-то
Греметь словами, как шаманы в бубен
Бьют – бить и сотрясать унынье буден.
И оправданья нет – и адвоката
Поэту летаргия не заслужит.
Кто ожидал, что тяжко занедужит…
Но вот – от поцелуя Донны Розы
Пойдет плясать вперегонки со смертью, любовью, жизнью
И добром и злом.
Красивое, как девушка с веслом,
И до сих пор не отдано на слом.

Мы никогда не пишем на бумаге
И правды никогда не говорим.
Зато всегда стоим, как Третий Рим,
Никем не уличенные в отваге.
Скучаем, ждем, качаем метроном.
Мы наконец-то стали большинством,
А значит – воплощением страны
Идеей общей объединены.
Идея триедина – бизнес, секс
И наш патриотический рефлекс.
Все, это, в общем, выдает породу.
… Так позабудешь вовсе, что свободу
Приходится выламывать из льда.
Отогревать, оттаивать – тогда,
Она, быть может, состоится,
Как это говорится –
Крекс, фекс, пекс, –
Она взмахнет и полетит, как птица.
Закончить – чем? Закончить – как? Всегда

Начало и легче, и веселей, а дале
Мутнее ручьи, и голоса тишают.
Все больше думают, кутаясь в одеяле.
Хотят совершить, и чаще – не совершают.
Стыдятся, жмурятся, с собою берут не тех,
Все меньше друзей, что повышает градус.
Все меньше души, все больше выжать из тел
Эрзац улыбки – где же ты, наша радость?
Сердца лежебочат картошкой в сухой золе,
Заветный клок вовсе затянет глушью.
Все хорошо. Осталось лишь постареть.
Да будет так! Но если взглянуть поглубже,
То через время вновь убедишься, что
Волна скулит и берег зубами гложет.
Тот берег есть, поскольку не быть не может.
Лишь сердце над бухтой снова закрутит шторм,
Она понесется, вернет ему прежний лик,
Отхлынет, вернется, и снова начнет бесится.
Порвет тишину, запутает в нервный тик,
И в крик
Лишит карманы секретов,
И лавой железа расплавленной крицы
На дымящийся холст перельет их –
Наши лица,
Наши настоящие лица
Воинов и поэтов.

Все было достоверно, и получилась
Подобная повесть, основанная на фактах.
Не то чтобы гнев или иная немилость,
Но роз подобных ныне не сыщешь, так как
Уже не декабрь. На открытках или биллбордах
Прочтите, казенно
Не проходите мимо:
«Такого-то числа новым годом
Казнена, но
Не по прихоти, а так было необходимо».