Вещь в себе

Завтра – всего лишь завтра без тошноты вчера.
Солнце с луною в браке. Вечер уже с утра.
Устремляется к Магомету, как ни странно, гора,
это значит, что воображенья игра
может вынудить пересмотреть реальность,
под сомнение ставя бытие и данность.

Могикане устали стоять, как всегда, в конце,
говоря о последних. Муха ползет цеце,
порождая дремоту, увеличивая процент
крепко спящих. В ее лице
переносчика вижу сонной болезни.
Вот откуда берется табу на песни.

Дистанцируюсь, чтобы виновною не быть вновь.
Хорошо б заменить Н2О на хмельную кровь,
изменив направление, глаз и бровь,
чтобы этим усилить твою любовь,
как когда-то разладить пришлось влеченье,
завершенное кесаревым сеченьем.

Эвменида опять пригрозила свалить вину
на меня и на то, что составляет страну,
без которой, к несчастью, нельзя, потому и тяну
на себя одеяло, как камень тянет ко дну
от эриний уставшие мозг и тело.
Много что за столетья на дне осело.

Ввечеру понимаешь себя, как понять не дано
до конца безграничность пространства, налитое вино
по края в натюрморте, золотое руно,
к сожалению, мною не видимое в окно,
надо ехать за ним далеко в Колхиду,
распушив то ли хвост, то ли мысль для виду.

Ночью проще. Ночами молчит свирель.
И устав отворяться, столбняк воспевает дверь.
И гудит только в ухе, но это совсем не шмель,
а, скорее, надрывно вгрызается зубом дрель
в штукатурку, чтоб выполнить пятилетку.
И луна, обрываясь, летит тяжело на ветку.

Ночью тише в лесу, на холмах, в полях.
Тени, сброшенные в деревнях,
словно порох, верней, измельченный прах
крематорием, доводит пах
до восьмой самой главной ноты,
многочисленных звезд пересчитав банкноты.

Но и это не все. Существует другая даль,
ложь и правда, и к ним, как всегда, мораль,
о которой не скажешь: "Свою медаль
принесла она в жертву". Мораль едва ль
на подобный поступок тянет.
Притворяться мораль не станет.