Букеты

- Ну и гадость,- сморщилась дочка и отодвинула тарелку с борщом. Мать обиделась. Она не знала, что Вероничка две недели назад ездила с Павликом в командировку, что теперь уже шел третий день, что ее страшно мутило по утрам и постоянно хотелось ананасов. Людмила Викторовна беспокоилась о другом:
- Зачем ты купила еще одни джинсы? У тебя ведь вон те коричневые еще хорошие, нестарые совсем. Носишь всего два года. Я тебе говорю, надо копить деньги. Вот я на всем экономлю, на спичках, на воде, на свете. Пора тебе устроиться на нормальную работу, трудовую завести. Замуж пора. Вчера теть Валя заходила, говорит, Ленка уехала через фирму в Америку и горя не знает. Мужичок немолодой, зато при деньгах. На руках Ленку носит. Одна ты у меня ни то, ни се. Хотя теть Валя, она, конечно, прибрешет. Передачу вчера смотрела, говорят, прикроют всю эту вашу работу, Петренко выступал, еще какой-то дядька.
Вероничка мечтательно улыбалась, думала, как все утро промоталась, пытаясь отремонтировать электрический чайник, который бережливая мама вскипятила, позабыв налить воды, про Ленку, что жила в фанерном домике в каком-то неведомом штатском захолустье и кормила с руки лисиц, мечтая о Нью-Йорке, про Петренко и про дядьку из передачи и представляла, как завтра она скажет Павлику:
- Павлик, ты знаешь…
Или так:
- Павлик, я не хотела, но так получилось…
Или вот так:
- Павлик. У нас будет ребенок.
Павлик непременно обрадуется, схватит Вероничку в охапку и уйдет от жены. Жену Павлика зовут Любой, она ничего не делает, кроме как воспитывает сына. И вообще, темненькая и невзрачная, Вероничка видела ее на фотографии у него на телефоне. Конечно, Павлика она держит в строгости. Наверняка, сама заставила его себя сфотографировать, кошмар. Отбирает зарплату, проверяет исходящие, следит за всеми его телодвижениями. И зануда страшная, звонит через каждые полчаса, чего ей только от него надо. У Павлика на Вероничку остается совсем мало времени, плюс живет она в другом конце города, ему совсем никак иной раз не добраться до нее через пробки.
А месяц назад Люба вообще взяла и набрала Вероничке с его телефона, а потом еще с домашнего. В трубку помолчала. Но Вероничка-то не дура, сразу перезвонила, помолчала в ответ, а потом по номеру адрес узнала на всякий случай.
Они познакомились с Павликом в гостиничном кафе в Сочи. Он вошел, белозубо оглядел зал, увидел Вероничку и подумал: «Вот это да!». А она ничего не подумала, потому что была влюблена в другого. Но Павлику нельзя было не улыбнуться. Он был звездой. Немыслимый загорелый торс обтягивала майка от Версаче, нежно-голубым цветом переходила в джинсы от Армани, шлепки тоже наверняка были от кого-то. Но это не все. На голове Павлика вились длинные черные волосы, перетянутые в хвост, как потом оказалось, обрезком обычного женского чулка. Ах уж, эти звезды… Он протянул руку и важно произнес:
- Павел.
- Вероника,- снова улыбнулась она и подала свою.
Через полчаса они уже болтали в ее номере. Вероничка все время смотрела на часы, ей надо было в Аэрофлот. В Аэрофлоте ее ждал билет до Рима и обратно, и она должна была успеть выкупить его до четырех. Через месяц она увидит Джузеппе. А Павлик все не уходил, курил одну сигаретку за одной, спрашивал, рассказывал и на вопросы о жене вместо ответа устремлял одинокий взгляд в перспективу.
- Свободные отношения? - вслух удивилась Вероничка.
- Надо же… Ну и жены пошли. Вроде, такой мужчина, - удивилась Вероничка про себя.
Такой мужчина после получасового общения вдруг на секунду задумался и лукаво спросил:
- А как тебя мама называет?
Вероничке стало смешно и неловко. Ей хотелось ответить «солнышко» или «котик». Но она его пожалела:
- Как-как. Вероникой и называет.
В двенадцать после концерта, как было условлено, он не пришел. Он пришел в два. Вероничка не собиралась с ним спать, ей просто было интересно пообщаться с известным человеком. В проем двери заглянул милый зеленоглазый фэйс в полосатом капюшоне. «Нежность провоцирует», скептически подумала Вероничка. Фэйс уселся с ногами в кресло у кровати и открыл принесённое с собой вино. Потом развернул шоколадку. Они пили вино, ели шоколад и даже находили, о чем поговорить.
Он коснулся ее босой ноги.
- У тебя такие пятки розовые!
Она не смогла разделить его восторга, так как не была уверена, что видела в жизни достаточное количество пяток. Павлику стало жарко, и капюшон вместе с пришитой к нему кофтой очутился на гостиничном ковролине.
Он взял ее за руку. Вплел свои пальцы в ее пальцы. И нежно так посмотрел. Придвинулся и стал целовать в шею.
- Не надо.
- Почему?
- Потому что потом я не смогу сказать тебе «нет»…
- А у тебя есть причины сказать мне «нет»?
- А у меня есть причины сказать тебе «да»?
Он отсел, а Вероничка мысленно стала искать причины, чтобы сказать ему «да». На новое прикосновение она ответила своим, как потом ответила на поцелуй. И на второй поцелуй. В конце концов, Джузеппе сам во всем виноват. Через три секунды она оказалась совершенно без одежды в его смелых руках, его губы исследовали уже самые потаенные уголки ее тела. Вероничке казалось, что прошел час, и другой, и она стала думать, нет ли у него проблем, так как у последнего вероничкиного любовника все получалось как-то слишком быстро. Павлик задыхался, стонал, кричал, а в момент наибольшей ответственности приподнялся над ней и сорвал резинку с волос так, что непослушная черная грива разлетелась в стороны, описывая круг над их головами, словно в рекламе шампуня.
- Мамочки, - подумала Вероничка и в ужасе стала искать по периметру потолка спальни скрытые видеокамеры, которые наверняка снимали их для порнофильма…
- Такой маленький попался презерватив, - с надеждой на комплимент сказал Павлик.
- А что же ты такой маленький купил? – Вероничка обычно не понимала намеков. И не подозревала о существовании размера XL в этом виде одежды.
Павлик вздохнул. И попросил телефон.
- Не надо. Случилось – и случилось.
Но он попросил телефон еще пять раз.
Все недоумевали. Как же так? Простой аспирант Вероничка и он, в прошлом один из лучших стриптизеров города и, наверное, области, а нынче вообще чуть ли не певец.
В следующий раз он появился на пороге ее квартиры с веником разноцветных гладиолусов. Она с детства не любила гладиолусы, которые напоминали ей похороны бабушки. Но эти ей даже понравились. Он всегда дарил ей шикарные цветы. Все оба раза за прошедшие два года. Остальные его букеты носили больше венерический характер.
- Нет, мама, он не жадный. Просто некогда ему о подарках думать, да и узнают его в магазинах. Да и не актуально это, когда ни у кого из нас нет проблем с деньгами.
Но мама стояла на своем, особенно тогда, когда он не поздравлял Вероничку ни с праздниками, ни с днями рождения. Он просто-напросто даже не звонил. Конечно, помнил. Очень хотел. Но никак не мог. Вероничка ни на что не обижалась, чувствовала к нему нежность и почему-то жалела.
Вероничке порой бывало даже совестно, что она его не любила. Она пыталась полюбить его также отчаянно, как в детстве пыталась выжимать слезы. И так глаза зажмурит, и по-другому, и кулачками потрет – а слез-то и нет. И любви не было. Была привычка. Вероничка к кошке-то привыкла за год, а уж к Павлику за два года тем более. Кошка у Веронички чудесная, ее любит даже мама. Кошка тоже думает. В частности так: «Хозяйка никак не уляжется. Утром не добудишься. Конечно, сидит по ночам, стихи пишет. Кому только они нужны, эти стихи. Да о Павлике думает. Кому только он нужен, этот Павлик. Ну, может, кому и нужен, ну уж точно не нам».
Павлик явно относился к кошке лучше, чем она к нему. Он вообще нежный, очень любит животных.
- Ненавижу тех, кто издевается над кошками. Собакам хоть головы пооторвите, а кошек не троньте, - сокрушался он иной раз. А ей на память приходил фрагмент из детства. Маленькое пепелище на детской площадке. Вокруг пацаны. Оказалось, сожгли котенка. К ним подбежал еще один мальчишка и стал отчитывать:
- Дураки, зачем вы сожгли котенка?
- Слава Богу, - не успела подумать Вероничка, как услышала продолжение фразы.
- Мы бы лучше его живьем камнями забросали.
Обо всем об этом думали кошка и Вероничка, сидя на маминой кухне, слушая про экономию и раздумывая о ремонте. Им хотелось курить, не смотря на то, что ни одна из них не курила. Мама рассуждала про политику, объясняла, почему не любит президента, и пересказывала выпуск новостей.
- Говорят, у России очень много денег. Все деньги спрятаны, народу ничего не дают, потому что будет инфляция.
Вероничка сидела на табуретке и видела, как мамины слова о Родине и ее закромах улетали в приоткрытую форточку. Ей вдруг стало грустно. Потому что она тоже любила Родину. Ничуть не меньше мамы. Просто смотрела на нее другими глазами.
- Павлик не звонил? – мама неожиданно сменила тему.
Павлик не звонил. В форточку уже начали залетать комары, а Павлик все не звонил. День зря.
Вероничке не спалось. Во дворе лаяли собаки, и ей казалось, что они все в сборе и проводят городское собрание, никак не иначе, столько голосов: и фальцетом, и баритоном, и басом.
- Мэра выбирают. Значит, надолго, - решила Вероничка и встала с постели. У нее началась депрессия.
Как-то все неправильно. И не налаживается жизнь. Она совсем не может взять себя в руки, ей часто-часто лезет в голову мысль о суициде. И не знает, отчего. Наверное, от лени. Кажется, что легче просто уйти, чем что-то в жизни менять. Ей нужно срочно привнести в свои дни смысл, ей необходимо за что-то бороться, она себя потеряла. Она не собирается, наверное,  этого делать, но это такой заманчивый исход... Хоп - и нету, как однажды прокричала в метро какая-то невменяемая бабка. Тогда, в детстве, когда Вероничка стала свидетелем этой сцены, показалось страшно. Худая, высокая, вся в сером старуха с зонтом, вылитая Шапокляк, топала ногами и кричала "Хоп - и нету" девушке, уступившей ей место. Хоп - и нету. Только подумай, как легко.
- Красивые девушки не плачут, - утешал ее в трубку Павлик. – Ну, малыш, конечно, позвоню. Конечно, приеду. Мне приятно тебя слышать, мне важно, что в такие минуты ты ищешь меня. Малыш, я под домом. Мне нужно бежать. Да, конечно, целую. Очень крепко. Везде-везде. Пока.
Депрессия закончилась. Павлик ее целует. Очень крепко и везде-везде. Ради этого можно завтра начинать новый день.
Завтра Павлик позвонил и строго так сказал:
- Вероничка. Я много думал.
- Я люблю тебя, - зачем-то соврала она.
Но Павлик, наверное, и в самом деле много думал, так как был непреклонен.
Вероничка заплакала и села писать письмо.
«Дорогой Павлик… Ты добрый, чуткий, умный и щедрый человек…»
- Нет, так он не поверит, решила Вероничка и зачеркнула слово «щедрый».
Он прочел в машине. Ей не удалось это письмо. Она не смогла найти к нему индивидуального подхода. Она чужая. Она не стала ему другом. Ей, наверное, не хватило чуткости. Он ведь, все-таки, артист, ранимая натура. Павлик бросил курить. Павлик бросил ругаться матом. Павлик больше не будет изменять жене.
- Павлик, - робко начала она. Я была у врача. Она опустила глаза. Павлик очень не любил подобных разговоров про букеты. Настолько не любил, что Вероничке порой начинало казаться, что она сама была виновата во всем, хотя изменила ему только один раз с Джузеппе по телефону.
- Павлик, ты знаешь…
Павлик знал. Вероничка поняла это позже, когда пощечину дать было уже некому.
- Ничтожество, - кричала ей в трубку Танька.
Вероничке захотелось вскочить с дивана, крикнуть «нет» и швырнуть трубку в телевизор. Но она только подняла к потолку глаза, чтобы слезы закатились обратно. Из ее руки выскользнула бумажка с отрицательным тестом на беременность.
- Ничтожество, ничтожество! – не унималась подружка.
Вероничке нечего было возразить, она молча смотрела, как кошка гоняет тест по паркету.