С ув. ЛенКа

А здесь и дно с простенками и купол
и выбирать, билеты теребя –
стать в ряд живых или в шеренгу кукол,
где жалко всех, но жальче лишь себя…
В низкокуплетной эпатажной дурке,
где я и впрямь у лагерных параш -
на знатные  «мелизмы» той же - мурки,
негромко воспевала «Отче Наш».
Я не такая – в бархате и лете,
которую приятно полюбить
и сделать предложенье на рассвете.
Прости любимый, но не изменить
исход – «а напоследок я скажу…»
Поправить быта спавшие бретельки
и потянуться к острому ножу,
чтоб резать руки… помыслы…сардельки…
Мне все равно, что ты расскажешь ТАМ,
где не спеша живут под облаками,
о собачонке, больно по кустам
шнырявшей с обожженными боками
подобно мне. Где на руки не взял,
желания обрезав метастазы -
филантропичный смёл потенциал,
страшась шерстинок в доме и заразы…
И кто тебя за это осудил?!
Кто пальцем ткнул и пусть не больно - строго!
При тошнотворным запахе кадил…
Совсем никто. Ведь ты не веришь в Бога
и мне ли, кукле, с дырками меж глаз,
объявленной на лбу пятном зеленки -
ждать доказательств, голоса на плёнке,
там где Христом объявит Карабас
себя… И сквозь туман слышна возня,
по чьей меня продумать круговерти
и для кого воскреснуть из меня?!
Не дам…Мне десять кубиков до смерти.
Мне две недели до… а после – крик…
Полвыдоха до остановки сердца.
И к Богу… только маленькая дверца
и для побега улученный миг…

я - побегу