Представь на минуту, и я в аду.
Ощущение какой-то психозы.
Со мною рядом здесь и тут,
Я не дополучаю нужной дозы.
Он смотрит мне в лицо и врет
Так нагло, не скрывая изумления.
От этого сильнее страх берет.
Я, что, похож на глупое творение?
Задумайся пару секунд к ряду.
Ты собираешься рождать?
А если да, имеет ли значение,
Конечно, просто надоело ждать!
Ну да, я младше, опыт никакой.
Еще все будет, непонятный стимул.
А вот, разочарован, просто злой
И глупый? смысл жизни опрокинул.
Вы не поймете, просто не хотите.
Привыкнув жить от счастия к беде.
Любите свой уют и быт любите.
Плодите если нужно так судьбе.
Пустое, я селектор механизма
В разрыве вечной зубчатой цепи.
Дойдем, давайте вместе до цинизма.
Нет, лучше я один, а ты меня цени!!!

Небритый, дохлый, краковский ублюдок.
На главной площади седого городка.
Пустое утро и туман, немного крики уток.
Еще так рано, девственно еще пока.
Лучи так редки и давно уже,
Мне улыбалось солнце всею рыжей мордой.
Автомобиль, и дядя со своею протеже
Стекают капли со стекла замысловатой хордой.
Потертости камзола, распашной карман
Извлек со спеху, и блеснуло в свете.
Раз, два, все кончено и взрослый стан.
Застыл улыбкой детской на рассвете.
Камней холодных набиравший пыл
Я чувствовал сквозь тонкие подошвы.
Бежать, удушье след слюны простыл.
Когда же это кончится, ну что ж ты!?
Позднее, в блики маленькой реки,
Я опустил часть горя и досадно:
Все так легко, и пустота внутри.
Еще сверлило солнце беспощадно.
Билет, проветренный вагон,
Так много света сквозь его проемы.
Я уезжаю, тухнет колокольный звон,
В тумане городка спустились водоемы.



Что в бедноте, и от чего так плохо.
Глаза налились горем и грехом.
Клин вбит в рассудок, одиноко.
Вот ты идешь, и я кидаю ком.
Тебе он попадает точно в шею,
Сознание покинуло твой дом.
И подхожу и даже не жалею.
А если пожалею, то потом.
Беру за плечи и хочу нащупать пульс.
Все глухо, радости не скрыться.
Улыбка по лицу и тонкие конвульсии.
Женится, кто на мертвеце женится.
Вот это краски, это чудный сон.
Вставать не нужно, хочется напиться.
Кривляясь к зеркалу, подходит Паркинсон.
И заставляет челюстями веселиться.
Красиво, молодой мертвец.
Он душу не успел наполнить пылью.
Надолго хватит женственных колец
Для переблуда яви с дерзкой былью.
Лежит, и легче стал на девять грамм
И на душе нет больше грома камня.
Небрежный взор и непокрытый срам
Уйдут в заботы, словно окна в ставни.

Усталый хлыст, пастушьи песни слушать.
Но сколько можно о судьбе кричать,
На заливных лугах траву ногами мять
И к небу взор вести до самого порога.
Так было, будет, и, наверное, пора
Понять не понимая, что смысла нет,
Что мысли бред и чернота внутри,
Такая пустяково-пыльная дорога.
Сидит под деревом в дожди и грозы
Все равно сидит, и ждет чего-то
На месте, поседев до тошноты, до рвоты.
Надеясь получить с небес нелепый артефакт.
Не знает стадо, ведь оно, по сути, не должно
Ему в глаза смотреть, жалеть его морщины
Задето самолюбие мужчины, звенящий гул
Вернуть бы все на прежний ноты такт.