Служенье камня

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ


СЛУЖЕНЬЕ КАМНЯ


Из более позднего



Смотрю с язвительной отрадой
Времён в приближенную даль.
В. Ф. Ходасевич



Язык поэзии

Язык поэзии инак:
Он не похож на речь простую —
Он выражает мысль не так:
В нём слово сказано впустую
Не может быть. В нём слог любой
Гласит, кричит, как сердце бьётся!
И пустозвонный рифм прибой
Поэзией не назовётся.
Но ты открой высокий стих,
Вчитайся в строки вдохновенно —
Не пробегись: вживайся в них
Душой, умом, всем телом бренным —
И мудрость слова ты найдёшь,
И звуки сладкие для слуха,
Второе зренье обретёшь,
И исцелишь все фибры духа.
Вчитайся в них — и станет так,
И, ощутив различье это,
Впредь — не равняй кротиный мрак
С жилищем Пламенного Света!



Спустя годы

Прочёл «Язык поэзии» вчера —
Как в нём дорога к выводам легка!
А может быть, поэзия — сестра
Закона исключенья языка?

Возможно ль пред Святым лицом к лицу,
С живой свечёй, трепещущей в руке,
Молиться Всемогущему Творцу
И печься между тем о языке?..


Сосны

Рано солнце всходило —
В травах вспыхнуло росных.
Озаряло светило
Корабельные сосны!

Сосны ветрами пели,
Солнцем сосны дышали.
Снизу воды кипели,
Снизу волны бежали.

Сильным ветрам послушна,
Бурным волнам покорна
Расступалася суша,
Обнажалися корни!

Сосны ветрами пели...
Земли вниз оползали,
Снизу волны кипели,
Зыбкий берег лизали.

Сосны крепко стояли,
Сосны крепко держались,
Как канаты из стали,
Корни в землю вцеплялись.

Золотились верхушки
В поднебесье просторном.
Расступалася суша,
Обнажалися корни!

Только сильным подвластно,
Только сильным доступно
Возгораться соблазном
К небесам неприступным,

Не пугаясь паденья
С вышины этой горней
В час, когда проведенье
Рвёт безжалостно корни —

В миг последнего вздоха,
На последнем рассвете,
В поднебесных чертогах,
В ярком солнечном свете!



* * *

На закате чайка умирала,
Клюв со вздохом тяжким приоткрыла,
По пескам прибрежным разостлала
Плетями повиснувшие крылья.

А потом из сил последних встала,
Лёгким станом в воду опустилась
И по тёмным водным покрывалам
Белою звездою покатилась.

Та, что век под небом проводила —
Век в полёте, как одно движенье,
Ныне растворялась, уходила,
Таяла в небесном отраженьи.

Скрылась чайка дальней точкой белой,
Никогда она не возвратится:
Светлым утром умершее тело
Не найдут проснувшиеся птицы!



* * *

Когда услышу с неба голос трубный,
И снимет вечный сон усталость с вежд,
Я Бога приведу дорогой трудной
В святую усыпальницу надежд.

Скажу Ему: «Вот трепетные дщери,
Которых мне вручил от века Ты.
Их жизнь губила по одной, ощерясь;
Я им без слёз умел носить цветы.

Ни Сатане, ни подлому Иуде
Обязан их трагическим концом,
Увы, убили их простые люди
Ни с ангельским, ни с демонским лицом,

Ни мудрецы, ни жалкие невежды,
Ни в царских ризах и ни в наготе —
Толпа простых людей мои надежды,
Гнала плетьми к распятью на кресте.

Взгляни, Отец, без ладана и мира
Нетленными остались их тела.
Вот этой имя — Благодатность Мира,
Она, бедняжка, первой умерла.

А эту звали — Доброта Людская,
Она утопла в собственной крови.
Вот — Верность в Дружбе. Рядом с ней другая —
Её зовут Взаимностью в Любви.

А эта, чьё лицо белее снега,
Чьи так прекрасны скорбные черты —
Наречена Спасеньем Человека,
Её любил сильнее прочих Ты. —

И попрошу я. — Милостивый Боже,
Что заслужил, не знаю: Ад ли, Рай...
Но умоляю, если только можешь,
Оставь меня средь них, не забирай!

Я ими жил, со мною каждой имя!
Оставь — и волю выполнишь Свою:
Их смерть — мой вечный Ад, но вместе с ними
Я буду находиться как в Раю».

И Он ответит: «Будь покоен, сыне...» —
Истает свет Его в тяжёлой мгле,
А я останусь там — в моей святыне,
Погубленной когда-то на Земле...



Легенда

Во вселенной есть маленький мячик
Бело-сине-зелёного цвета,
О котором слагают легенды
Дальних граней иные умы:
Дескать, есть там различные птицы,
Дескать, есть там различные звери
И ещё есть чудесные звери,
Что себя нарекают людьми.

Дескать, птицы поют неустанно
Сладкогласные, дивные песни —
Эти песни подслушали люди
И сумели всех краше запеть;
Дескать, птицы летают под небом,
Как кометы в бездонном пространстве, —
Их полёты увидели люди
И смогли выше неба взлететь;

Дескать, там беспокойные рыбы,
Бороздящие тело морское,
Подглядев за которыми, люди
Покорили пучины морей;
Дескать, есть быстроногие звери,
Те, что мчатся быстрей метеора —
Посмотрели умелые люди
И помчались быстрее зверей.

Дескать, есть там и хитрые звери,
Звери хаты премудрые строят —
Их постройки увидели люди
И воздвигли свои города;
Дескать, есть там свирепые звери
И они убивают друг друга —
Даже им позавидовав, люди
Убивать стали братьев тогда.

И во всём эти люди искусны
За какую б работу не брались
И кого б ни старались оспорить —
Все дела удаются сполна.
Стало всё их сознанью подвластно —
Даже самые тайные недра,
Недоступные даже вершины
Брались ими во все времена.

И дивятся пытливые люди
Достиженьям своим и успехам,
И воспели великую славу
Лукомудрию своему!
А над ними палящее Солнце,
А за Солнцем несчётные звёзды
В бесконечном рассеянном мраке,
Уходящем в кромешную тьму…



Служенье камня

Служенье камня, терпенье камня,
Молчанье камня, смиренье камня,
Твердыня камня и гордость камня
Прекрасным могут служить уроком
Для всех, кто лёгкой желает славы:
Она, как известь, недолговечна.

Зато познавшим уроки камня,
Принявшим мудро его ученья,
Ко славе камня, к величью камня,
К бессмертью камня пути открыты.



В канун пушкинских дней

А Солнце там — за этой дальней гранью
Голубизны небесной бесконечной,
За облаков узорной филигранью,
За глубиной бескрайней, словно вечность.

С вершины ль той, из пропасти ль глубокой
Оно глядит на этот мир усталый;
Лишь иногда всевидящее око
Сокроют туч кочующие скалы;

И снова зорко смотрит на святыни
И на греха пристанища земного:
Вершины гор, моря, снега, пустыни
Из дня и в день оглядывает снова —

Весь мир, увы, к светилам нерадушный,
Своих светил немало погубивший,
Тот мир, который хладнокровно душит
Всё — всё, что может быть его превыше!

Сияй же, Солнце! Он тебе послушен:
Бессильный, стал рабом твоим смиренным,
Губить способный лишь тела — не души —
Не свет, превозносящийся над тленом!



Перелистывая Пушкина

Я разлюбил свои желанья,
Я пережил свои мечты...
А.С.Пушкин.

Желаний я не разлюбил,
Мечты мои всегда со мною —
Я просто их испепелил
И предал вечному покою.

Их мощи бережно храню
В своём не чуждом Богу храме...
Зачем я вверил их огню? —
Чтоб не будили с петухами!

Спокойней век переживёшь:
Желать, мечтать в подобном мире —
Как бриллиантовую брошь
Носить в прокуренном трактире.



* * *

Вырваться из постылых буден
И улететь в такие дали,
Где никого, ничего не будет,
Где никогда никого не ждали,

Где никого никогда не любили
Любви небесной земным уделом,
Где никогда никого не убили
Ни милым словом, ни добрым делом,

Туда, где радость не обитала
И потому там нет места печали...
Выплеснуть яд из земного бокала
И там всё суметь, всё начать с начала!



Росинка

В час восхода хрустальный
На зелёной травинке,
Как осколок зеркальный,
Загорелась росинка.
Солнца алое око,
Неба синие дали
В ней — в незримой, далёкой —
Отражались, играли.
Ветер с капелькой малой
Захотел порезвиться,
А она зарыдала:
«Мне бы вниз не свалиться!
В подземелье сырое
Капнешь в мрак без просвета!
Не увидишь такое!..
Не увидишь рассвета!»
Ветер, чувствуя жалость,
Стих, улёгся на землю;
Стрекоза задрожала,
Слёзкам капельки внемля;
Мотыльки трепетали
На окрестных цветочках;
А жучки доставали
Носовые платочки.
Лишь улитка ворчала
Под листом подорожным:
«Ишь, душа, раскричалась —
Спать совсем невозможно!»
Вдруг небесные своды
Озарились, как в сказке:
Все смешались в восходе
Золотистые краски.
Солнце вышло златое,
В ярком зареве рея:
«Просыпайся, живое,
Просыпайся скорее!» —
Заискрилось в росинке,
И она испарилась.
От горы до былинки
Всё восходу дивилось,
И никто не заметил,
Как росинка пропала.
Всё резвилось на свете,
Новой жизнью дышало.
Только клоп мягкотелый
В царстве жизни и света
Видел, как улетела
К небу, солнцем согрета,
И ругался: «Бывает,
Хочешь каплю водицы!
Так и та — улетает,
Так и та — испарится!»

А с вершины небесной,
Облаков чуть касаясь,
Бог смотрел, как прелестно
Капли рос угасали,
Да сквозь тучки резные
Любовался апостол...
Им ведь росы земные —
Нам — небесные звёзды.



К морю

Кошмарный гнев твоих богов!
Великий хаос ржавой ртути!
Горстями шумными валов
Черпаешь жадно груды мути.
Швыряя камни и шипя
В припадке буйном злобой белой,
Ты бьёшь, взрывая и крапя
Фонтаном берег онемелый.
И рвёшься, рвёшься из оков
Береговых корявых линий,
И жаждет смертных катастроф
Твой лик — вчера лазурно-синий...

Вчера закат тебе сиял,
Шептало ты ему ответно...
О страшном шторме предрассветном
Никто из нас ещё не знал.



* * *

Кипарисы... цветы...
Макопсе тёплой ночью объято...
Фонари под луной в пелерине
меж россыпей звёзд...
Кто-то так же, как я,
любовался всем этим когда-то
И такую же ночь он в себе,
он с собою унёс...

Я умолкну...
А кто-то опять с изумлением встанет,
Подивившись
ему не известной доселе красе,
Но исчезнет, как я...
И уже для другого настанет
В кипарисах, в цветах
звёздно-лунная ночь в Макопсе...



* * *

Когда из темноты безбрежной
Восстанет вечность пустоты,
Из сердца выдернет надежды,
Погасит в разуме мечты,

По мне с бездонною улыбкой
Очами впалыми скользнёт
И вдруг с лобзаньем страстно-липким
К моим устам пчелой прильнёт,

Чтоб вздох последний мой безгласный
Испить, как в зной журчанье струй:
Каким же будет он прекрасным —
Тот — бесконечный поцелуй!



* * *

Живешь, не помня дорогих,
Играешь роль на пёстрой сцене...
За смертный крик в сетях тугих,
Глядишь, надбавит зритель цену.

Не думай быть с собой в ладах —
Угаснет фейерверк оваций.
Бежать бы надо! Но куда?..
Одна дорога — оставаться...

И остаёшься, и блажишь,
Орёшь в немыслимых октавах.
А занесённые ножи
Блестят в руках вторых составов...

Час недалёк — оттянут трупы
И сами слягут в бойнях труппы.



* * *

Когда съедает ночь шумливые армады,
Разбрызгав тайну мрака над Москвой,
Тогда, с тоской припомнив... о! не надо! —
С брезгливостью припомнив о парадах
Твоих сынов, стогласый  день-деньской,
Гляжу в окно за тёмные громады
И одиночество — щемящая отрада,
Как дальний шпиль над завтрашней толпой —
Беззвучный крик в преддверьи маскарада...



Сказка о счастье

От тоски до счастья — единый миг,
От слезы до счастья — единый вздох.
Но кому-то миг — это сотня миль,
А кому-то вздох — это сто дорог.
А в конце пути старичок сидит
С птичкой золотою, запёртой в клеть.
«Ты ко мне за счастьицем? Подходи.
Только на загадку сперва ответь:
Я живу везде, а найти меня
Может только тот, кто меня поймёт.
К каждому лечу, но впустить меня
Сможет только тот, кто меня не ждёт,
Кто бежит за мной — отпугнёт меня,
Кто стремится прочь — не остановлю,
Жадных, злых чураюсь я как огня —
Отгадай, кто я и кого люблю?»
Старичок, смеясь, отпирает клеть,
Вылетает птичка из клетки ввысь.
«Отгадал загадку — давай ответ,
Коли нет ответа — посторонись!..»
И не всякий сможет ответ найти,
Старичок чихнёт, обратится в пыль —
И один останешься на пути,
И опять бродить тебе сотню миль.
А всего-то надо — поднять глаза,
Улыбнуться птичке, летящей вверх.
Старичок посмотрит и скажет сам:
«Вижу — на загадку нашёл ответ».
Свиснет, как соловушко, старичок,
Озарится солнышком каждый тын,
Птичка прилетит на твоё плечо,
И сумеешь жить по-другому ты.

Сказочка, конечно же, это ложь,
Да и в ней на правду сокрыт намёк.
Если же намёка ты не найдёшь —
Обойти тебе ещё сто дорог.



* * *

В золотистом восходе, в киноварном закате,
Или в ночи слепой, или в дне зоркооком —
Растворюсь и уйду я готовым к расплате
За мятежный мой век между Чёртом и Богом.

И откроется мне всё величие истин,
И безумье своё в откровеньи увижу,
И на землю взглянув, как на дальнюю пристань, —
То я в ней полюблю, что теперь ненавижу...



* * *

Купаясь в серой массе дней,
Взбивайте, пеньте жизни пену!
Пусть ненасытности геенна
Иных утопит скоро в ней,

Пусть мудрецы следят с отрадой,
Как пена тает на глазах,
Святые пусть вкусят награду
Не искушаться ей во снах.

И пусть одним она противна,
Другим — чрезмерно дорога.
И пусть судьба неотвратима,
И смерть бессребрено нага,

И время выявляет цену
Того, что испокон ценней...
Купаясь в серой массе дней,
Взбивайте, пеньте жизни пену!