Зеркала или пятьдесят с чем-то минут

…Приплюснутая и сверху казавшаяся лишенной ног девица семенила к столу с фужером, полным цветов…

М. Булгаков
«Сорок сороков»




Ты приучил меня к дождям.
Знаешь? Когда долгожданный дождь начинает осыпаться, наступает затишье. Все замирает… жизнь. Только дождь идет. Я много часов провела так, стоя у окна, просто наблюдая за ним… он живой.

18 октября я решилась.
Чудаковатый профессор физики обещал сохранить тайну моего заказа. Ведь я платила ему большие деньги. Помню, увидев его, обрадовалась, - он был весьма похож на меня, особенно глазами. Мы сидели в моей квартире, и я рассказывала о своей придумке. Он спросил тогда: «Вы хотите такую же комнату по величине, как и эта?». Я попросила в четыре раза больше и еще раз повторила: «Обязательно, в золотом сечении». Профессор улыбнулся и вздохнул тяжело, явно понимая, что я не знаю ровным счетом ничего о золотом сечении.
Знаешь ли, родной? Еще четыре недели я терпела мою, дошедшую до абсурда, ностальгию. Но в ноябре, наконец, профессор позвонил. Он сказал: «Все готово. Приезжайте». В тот же день, когда я вышла из машины, просеменила по неказистой каменной площади и нырнула в узкие ворота киностудии, мне стало легче.
- Здравствуйте, профессор.
- Да. Проходите, - он сказал.
- Куда идти? – спросила я обреченно, не отведя от него взгляда.
- Вы не хотите выпить чего-нибудь для смелости? – снова спросил он.
- Не-ет, - протянула я почти раздраженно и проверила ход часов.
- Здесь рядом, я устроил ее в двадцать первом павильоне. Это направо.
- Хорошо… - и я пошагала, рассматривая неоновые лампы на стенах.
- Как долго вы хотите находиться там?
- Я не знаю…
- Час? Или больше?
- Я не знаю, - повторила я, и больше он не задавал вопросов.
- Неон устроен сквозь зеркала навстречу друг другу. Я буду следить за вами постоянно.
Я молчала.
- Ну, все… - сказал он перед тем, как я зашла за дверь комнаты. Было заметно, что он нервничает.

Шесть огромных зеркал и пепельница. Неоновый свет. Я как-то странно оделась в тот день. Я надела мои лиловые джинсы, кстати, никогда не замечала, что они висят на мне, и белый свитер. Знаешь, за три дня до этого я купила новые туфли. Так вот, оказывается, уже за три дня подошва стирается почти насквозь. Я уже не говорю про надпись… разобрать ее, конечно, мне не удалось.
Скоро я взглянула на часы. Прошло десять минут.
Знаешь? Когда человеку действительно плохо, вряд ли он испытывает какие-то бурные эмоции, по крайней мере, я не испытывала. Просто какая-то тупая боль, остаешься в бездействии, в забытьи. И тут, представляешь, везде я. Так здорово.
Конечно, я очень боялась с начала, но не прошло и получаса, как я почувствовала облегчение. Вполне понятное освобождение от своего страха остаться одной. Куда не посмотришь везде я. Так здорово. Единственное о чем я пожалела, так это, что взяла с собой всего одну пачку сигарет. Заканчивалась сороковая минута моего пребывания в комнате, а я докуривала уже седьмую сигарету.
И вот тогда щелкнуло… в эту секунду все началось. Справа от меня старомодная пара вытанцовывала фокстрот, и музыка такая была… ну, ритмичная что ли? Они будто рыбы плавали по темно-зеленому сукну, а девушка шпильками постоянно его цепляла. Слева мы целовались с тобой под козырьком твоего подъезда. Помнишь, я искала там подругу, а встретила тебя. Снизу и сверху еле заметный в свете свечи, какой-то отвратительный мужик стоял на коленях и, глядя на меня, пропитым голосом нараспев орал: «Отче наш, сущий на небесах…» Впереди, вообще, какая-то демонстрация была. Толпа шагала в мою сторону, спускаясь с пригорка, размахивая палками и даже иногда выстреливая чем-то в воздух. Я снова закурила, и вспомнила посмотреть налево… но под козырьком уже никого не было… пошел дождь. Я тогда, помню, последний раз посмотрела на часы, - минули пятьдесят шесть минут в зеркальной комнате…
Я закрыла глаза ладонями, так чтобы совсем не видеть неонового света, но ничего не добилась. Ты коснулся неожиданно моей руки и помог мне подняться. Мы пошли навстречу вспыхнувшей вдалеке звезде и все ближе подходили к ней. Сейчас я понимаю, - я уже не могла видеть ни твоих рук, ни лица, ничего, чтобы хоть на чуточку приблизило тебя ко мне в моем воспаленном воображении… но так нежно тогда звенели колокольчики.