Мне дозволено многое

Мне дозволено многое:
бродить по зеленым лугам,
рвать яблоки с яблонь,
завидовать небесам
за их звезды,
которые
так и сыплются вниз
на карниз моего дома.
Мне знакомы:
песни птиц,
звериные имена,
шум ветвей
снег, свет фонаря
у подъезда, в котором я
живу с тех самых пор,
как во двор старого дома
заплыла трехтонка.
и мама голоском звонким
(Так была тонка, молода!)
поучала отца,
как обойтись с каждой картонкой,
и держала в руках ребенка –
меня.

И это все я.
И всем я живу.
Я много гляжу,
как солнце гуляет
слева направо
над старым садом,
как выходит курить на балкон
какой-то вечный мужик –
летом в майке,
зимой в пальто.
Я привык,
что в мае цветет сирень,
в июне – жасмин,
что среди многих зим
попадется нет-нет одна –
ну совсем не зима.
Что весной размоют ручьи
тропинку через пустырь,
и люди будут ходить
по самой грязи
и по доскам прыгать.
Что старушки выйдут
летом сидеть на скамейку,
потому что в квартирах жарко.
А я буду крошить шоколадку
в пломбир,
сыпать в него малину и землянику,
и, иногда, - чернику,
есть и смотреть на мир.

Но что-то не для меня,
Что-то проходит мимо.
Что-то, что мне не взять,
не ухватить,
не приумножить.
Кожей
чувствую эти границы.
Лежу и слушаю, как щебечут девицы
под окном.
Утро идет напролом,
солнце буянит,
прет трава.
Я слышу, как прорастает она,
но этого мне не надо.
Я хочу ловить взгляды
лукавых глаз:
синих, серых, зеленых, карих.
Ведь каждой твари по паре запихнули в ковчег.
Но всякий раз,
если кажется мне,
что узнаю я скоро, вот-вот,
что мой мир прирастет
новой страной,
где пока я не свой,
а так случайно зашедший
пришелец,
приезжий,
прохожий,
если радуюсь,
что из меня тоже
может выйти какой-нибудь толк,
если сердце, как волк,
ребра гложет
и бьется в клетке груди –
всякий раз мне не дают полюбить.

В этом виновата она.
Хотя я не знаю ее
и не видел, откуда пришла.
Ее взгляд копьем
пронзает мясо
и ищет сердце.
Что же это за тварь, у которой
цвета железа глаза,
скулы остры, кожа смугла,
косы, как черные змеи, до самых пят?
Я не знаю. Но приходит она –
лук в руке, в колчане стрела –
чтобы убить то, что я не успел родить,
чтобы не смел выходить
за рамки свои.
Она – убийца любви.
Ее поступь тиха,
и подходит она
так –
не услышишь, не разглядишь
и не сбежишь,
когда запоет тетива.
Она – не промахивается никогда.
Кто она и откуда она –
я не знаю.
Может быть, она тьма,
может быть, она свет,
может быть, она
никогда не жила,
не приходила и не ушла,
может – есть она, может быть – нет.

Может, просто среди деревьев и лиц,
среди песен и птиц,
среди солнц и дождей,
среди вёсен и зим,
и улыбок детей,
на планете своей.
я быть должен один.
Может, мне дозволено многое,
но:
многое не дано.