Заплатка

Заплатка
«Стоит только перекреститься, и дьявол уже ничего не может поделать: он рычит и исчезает»
Эмиль Золя
I
Я всегда верила в то, что непременно стану тем, кем хочу стать, верила до тех пор, пока не поняла, что главная моя беда как раз в том и заключалась, что я и понятия не имела кем быть. Для меня не существовало ни установок на самореализацию, ни мотивов на мое дальнейшее существование. Я с улыбкой на лице вспоминаю, как моя младшая сестра дарила мне открытки и водные пистолеты. Я меняла свои взгляды на жизнь ежесекундно. Иногда я подумывала о том, чтобы стать самой дорогой проституткой в мире, иногда мне хотелось сесть в тюрьму, и я до сих пор не знаю, было ли то моей слабостью или силой, что я не воплотила свои желания в жизнь. Я отказывалась от еды, выпивала по пять, а то и больше, чашек кофе в день, рисовала на тетрадных листах мини-шедевры криво заточенным грифелем и раздаривала одногруппникам, которые, надо отдать должное, восхищались, отделываясь нескончаемыми благодарностями. Меня считали сумасшедшей, а я никому ничего не доказывала. Моя мама всегда настойчиво учила меня молчать, и вместе с тем делать по-своему. Мой письменный стол всегда был завален, и я и не пыталась разгребать кипу бумаг, запылившиеся томики Ахматовой, Маяковского, Набокова, Кэрролла и еще многих других моих любимых писателей.
В двадцать три я нашла в себе силы встречаться с парнем. Максим был старше меня на три года. Я его не любила, а он меня не ревновал. Мы предпочитали не верить в любовь, будучи разочарованными в высоких чувствах. Он никогда не называл меня по имени. Позорное  и неубедительное «Киса» мне приходилось слышать миллион раз в день! Хотя меня это мало волновало. Я с детства твердила отцу, что не выйду замуж ни под каким предлогом. Мы занимались сексом и не изменяли друг другу. Мы презирали случайные связи, и нас все устраивало в нашем существовании. Мы прожили два с половиной года, а потом поняли, что бессмысленно тратить остаток дней своих друг на друга. За годы совместного проживания я научилась неплохо готовить. Я много курила и, бывало, выпивала. Он не был против. Я частенько шлялась по городу с бутылкой минералки, а реже с коньком в сумке, раздавала каждой второй бабульке-нищенке деньги. Я даже и курила, наверное, только потому, что не знала лучшего способа потратить мелочь накопившуюся в кармане джинсов. Меня всегда поражала их наивная, и даже детская радость, при виде свернутых небрежно десяток. Они обещали молиться за меня, желали счастья, здоровья, и я в надежде таких щедрых предсказаний, провожала их взглядом. На расстоянии уже пятнадцати метров они жадно пихали банкноты в импровизированные кошели, кто-то – в длинные (времен второй мировой) выцветшие чулки, кто-то просто за пазуху, и я больше не сомневалась, что по прошествии еще нескольких минут, они забудут, что я вообще существую на этой планете. Я всегда знала, что большинство из них обязательно пропьет эти деньги, и новый день начнется со сдачи собранных бутылок в пункты приема стеклотары. Или, быть может, отдаст сынку-алкоголику, оставшись без хлеба в придачу с синяком под глазом и сломанной рукой. Моя такая «благотворительность» всегда бесила Макса, пожалуй, это было единственной вещью, которая его бесила, потому что, ровным счетом, ему было наплевать на меня. Я привыкла к нашему обоюдному равнодушию и старалась не тратить время на объяснение того, что мне просто жаль этих людей. Странно, что мы с ним не были ни кем друг для друга. Мы бы никогда не смогли стать хорошими друзьями. И хоть история и не любит сослагательного наклонения, я часто задаюсь теперь вопросом о том, что моя молодость могла бы пойти совершенно другой дорогой. По пятницам и понедельникам он тренировался в зале. Я тогда чувствовала себя как-то непонятно, то ли свободной, хотя я итак была свободной в полной мере и полном значении этого слова, то ли печальной, трудно теперь сказать. Мне никогда не было скучно и для меня не существовало проблем по поводу развлечения себя самой. Я запасалась сигаретами и вином и выходила в город. Я знакомилась со взрослыми мужиками, они катали меня на дорогих иномарках (и только один лишь раз мне «посчастливилось» прокатиться на скромной «десятке», впрочем, меня это никак не расстроило), дарили подарки, позвякивая грузными цепями на потных шеях, рассказывали о своих женах и всякой прочей мало меня волнующей ерунде. Они повторяли все как один, что я обладаю самым загадочным и красивым взглядом, и хотели меня каждой клеткой своего тела. Они, наверное, представляли, как я уже раздвигаю ноги, закидываю голову назад и начинаю «охать» и «ахать». Но я все же, оставалась честна перед собой и Максом. Я подумала, что если б своевременно не остановилась двигаться в этом направлении, то рано или поздно осталась бы с развороченной промежностью, и опять повторюсь: История не терпит сослагательного наклонения. Совсем редко я бралась переводить английские тексты, и в такие моменты, я безвылазно просиживала дни напролет в душной комнате, без завтрака, обеда и ужина, подбирая нужный эпитет к тому или иному существительному. Больше всего мне не нравилось переводить стихи каких-нибудь неизвестных шотландских и британских писак-самоучек, поскольку к стихам я относилась трепетно (писала много сама) и не видела смысла в интерпретации сраной зарубежной поэзии. Мой диплом по специальности учителя английского и немецкого языков валялся где-то в столе, и я не хотела даже и думать о работе в школе.
Два раза в месяц мы навещали родителей. Седьмого числа каждого месяца мы наведывались к маме Макса, а в двадцатых числах ездили в гости к моим маме и папе. Однажды, я, выпив достаточно вина, села за руль и врезалась в фонарный столб, после чего решила навсегда покончить с вождением. Я выбросила права в реку.

II
Уже на следующее утро я сильно пожалела о том, что сама лишила себя радостей вождения и утопила ни в чем не виновное заламинированное свидетельство, привязав к нему тяжелый булыжник. К моему великому удивлению мне довелось заполучить их во второй раз. (наверное, плохо привязала). Я себя ненавидела за то, что никогда не могла довести ни одно дело до конца, даже как следует нацепить на камень жалкую бумаженку! Как я их получила? Это произошло через пару дней после инцидента на мосту. Я, как всегда, стояла на балконе с чашкой кофе и сигаретой в зубах, как раздался телефонный звонок. Хриплый, но учтивый и приятный женский голос не смутил меня. В моей голове промелькнула мысль о том, что Максим нашел себе подходящую кандидатуру для Любви во имя Любви, и не удивилась ни разу.
- Вы, наверное, Марина?
- Да, именно – сухо и четко съязвила я
- Я…мы не знакомы, я…я нашла водительские права на ваше имя …и мне не нужно вознаграждение. Я предлагаю Вам встретиться со мной в любое удобное для Вас время, чтобы забрать их обратно.
- Чудеса какие-то. Тогда давайте встретимся через сорок минут у …ну, например, у центрального стадиона?
- Договорились.
Я в некоем оцепенении докурила сигарету и начала собираться.
По дороге к стадиону я попала в ужасную пробку, и мне пришлось выскочить из троллейбуса и взять такси. Водитель всю дорогу пытался мне угодить, настраивая приемник на нужную радиоволну, но я только нервно курила и перебирала пальцами упругие кнопки мобильника. Надо же было сообщить Максу о таком событии! Мы подъехали к главном воротам стадиона, я расплатилась и вышла, со всей силы хлопнув дверью и, спугнув тем самым стаю голубей на обочине. Огляделась по сторонам, с негодованием, посмотрев на часы, как вдруг ощутила горячую руку на правом плече. Я обернулась.
- Вы, должно быть Марина? – за мной стояла высокая женщина в строгом мужском костюме и белой рубашке. Волосы ее были так коротко острижены, что я на момент даже усомнилась в ее принадлежности к женскому полу.
- Да, я Марина. – немного боязливым голосом отозвалась я.
- Вот ваши права
- Да, Driving license
- Вы говорите по-английски? – смутившись моим пёрфектным акцентом выполила незнакомка.
- О, это долгая история, знаете, я Вам очень благодарна за возвращение документов, чем я могу быть Вам обязана?
- Вы обязаны принять приглашение на ужин
Я согласилась. Лена, как выяснилось позже так звали эту женщину, увидела мои права плавающими на поверхности реки, она по случайности спустилась к воде полюбоваться утками.

III
Я проснулась во втором часу ночи от еле заметной пихающей меня в бок вибрации мобильника. Это был Макс.
- Ты где?
- Неважно. Максим, я ухожу.
- Хорошо, я оставлю обед в микроволновке, когда пойду на работу. Да, кстати, тебе звонила Света, у нее сдохла кошка, просила, чтобы ты срочно перезвонила.
- Максим, я ухожу
- Я понял, ты когда дома-то будешь? Я сегодня днем порвал джинсы. Сел не удачно на лавочку, зацепил и…Хотел, чтобы ты сделала поскорее заплатку
- Максим, ты не понял, я ухожу от тебя, насовсем…
Максим молчал, и только дыхание пробиралось через телефонную трубку и впивалось в мою ушную раковину.
- Ты жалеешь, что связался со мной?
- Нет
- И я не жалею. Тогда прощай
- Прощай
С тех пор мы не виделись с Максимом ни разу. Я не поехала на следующий день забирать свои вещи, они мне были просто не нужны.
Не знаю, как Макс объясняет себе все произошедшее, но мне бы было крайне любопытно на его месте узнать, почему я вот так ни с того ни с сего покидаю наш дом, наше ложе, согретое тысячами совокуплений. Мы с Леной любим друг друга. Я исправно выполняю обязанности «жены», но не тороплюсь ставить на лбу клеймо «лесбиянка». Я ощутила себя тем, кем всегда хотела стать. Я счастлива. Каждый новый день придает мне больше сил двигаться вперед. Я уверена, что все, что ни происходит с нами в жизни – неслучайно. Я только сейчас осознаю, что дьявол такой странный малый. Творит свои грязные делишки и пытается подпрыгнуть до Бога. Вся моя жизнь кажется мне одним большим полотном, причем порванным когда-то давно. И знаете, что? Любовь на нем – заплатка. Прочная заплатка, закрывающая кровоточащие раны.