Отчего болит душа размышления о нравственности, о любви и о смыс

СТЫДНО БЫТЬ ЖИВЫМ

Оставаться в живых, после драмы в Беслане, стыдно!
И больная душа ждёт моих оправданий дани.
Как же мне объяснить ей, что я – человек, не быдло?
Ведь я струсил... Я не был убит, и совсем не ранен.

Как я ей объясню – для чего моё тело дышит?
Сердце гонит по органам кровь, греет тело печень.
Объяснений моих моя совесть уже не слышит.
Лишь от смерти моей, ей бы стало чуть-чуть полегче.

Как я мог свой отсиживать зад по сортирам разным
В том момент, когда мучились, гибли в Беслане дети!?
Когда вылезла, вдруг, из пещер и из нор зараза,
Та, страшнее которой не сыщешь на белом свете...

Оставаться в живых, после драмы в Беслане, стыдно!
И больная душа ждёт моих оправданий дани.
Всё же – скот я, рогатый! Живу и питаюсь сытно.
А душе своей вру – говорю ей, что очень занят...



МАМА, Я И ДИСТРОФИК ЗА ШВАБРОЙ

Всё время хочется кушать!.. Мама лежит в кровати неразутая и нераздетая. Кто-
то напоил её вчера. Может быть она дала вчера какому-нибудь забулдыге за бу-
тылку самогона. Хорошо, что хоть не дома. Когда она приводит кого-нибудь до-
мой, то выгоняет нас надолго на улицу, и мы бродим с братишкой голодные, рое-
мся в мусорках. Очень часто удаётся найти что-нибудь возле пекарни. Но там, ес-
ли ничего не сожрал, можно так нанюхаться запахом свежеиспечённого хлеба,
что может резко закружиться голова...
Это каким надо быть небрезгливым человеком, чтобы желать и ласкать такую?
Когда я вырасту, то никогда не буду так напиваться. Я мечтаю быть красивой
и высокой топ-моделью. Но я не хочу, чтобы на меня ложились за деньги или
за водку. Мама мне давала водку, но меня от неё тошнит. Ещё я ненавижу запах
дыма от сигарет. У нас всегда накурено и меня от этого тоже часто тошнит. Два
года назад мама ещё работала. Её нанимал какой-то «залётный» чеченец. Она с
раннего утра продавала на улице овощи и фрукты, и он давал ей за это 10 рублей,
а иногда даже кормил. Она приносила домой хлеб и овощи, которые подворовы-
вала у чеченца. Мама просто прятала их в какой-нибудь яме. А чеченецу говорила,
что было много отходов и он не проверял. Но чеченца кто-то спугнул и она оста-
лась без работы. Раз в месяц почтальон приносит детское пособие на меня и мо-
его шестилетнего братишку – 140 рублей. Вот тогда мама уходит в запой на три
дня, а иногда и больше. Всё зависит от того, как мы её вытаскиваем. Хочется ку-
шать и мы с братишкой начинаем искать у неё оставшиеся деньги. Хорошо, если
что-то остаётся – тогда я прячу их в чулане и пытаюсь экономить, хотя-бы на хлеб.
Когда терпеть голод совсем невозможно, я беру братишку и мы идём на рынок
или на вокзал просить что-нибудь. Но там полно цыган, таджиков и ещё неизвес-
тно кого. Подходят и предупреждают, что если мы не уберёмся, то обломают нам
руки и ноги. Тогда мы идём в церковь, что рядом с вокзалом, к отцу Василию.
Вот уж добрая душа! Он даже сам иногда не кушает, только бы нас покормить.
А ещё у него есть телевизор. И мы с братишкой смотрим там мультики. Так при-
ятно, когда братишка начинает смеяться, дома он почти всегда грустный. Но отец
Василий не может оставить нас у себя. Он говорит, что давно пора открыть приют
для бездомных, беспризорных и брошенных детей. Он пытается всё сделать для
этого, но у него много противников в администрации. Отец Василий говорит, что
всего по России таких, как мы, пять миллионов... А я не могу себе представить
такое число. Тысячу ещё как-то могу. У нас в школе столько собирается на линейке...
А это в пять тысяч раз больше... Правда я в школе уже давно не была. У меня два
раза был голодный обморок, и учительница сказала пока в школу не приходить, под-
крепляться дома. Если бы она знала, что у нас дома даже нет холодильника, то наве-
рное так не сказала бы. А холодильник мама пропила с дядей Сашей ещё год назад..
В доме уже почти ничего нет, кроме кроватей и разной старой одежды...
Ещё нас иногда кормит бабушка Маша, которая живёт в доме напротив. Она нас
очень жалеет. Когда она была маленькой, красные выгнали из России всю её семью,
в которой было шестеро сыновей, а самая маленькая была она. Они добрались до
Голодной степи в Узбекистане и там их папа заболел и умер. В то время везде был
сильный голод. Бабушка Маша помнит, как умирали её два братика. Она всегда пла-
чет, когда рассказывает об этом. У неё тоже не так много продуктов сейчас, много
денег уходит на лекарства, но она всегда старается покормить нас досыта.
Когда я слушаю рассказы взрослых про нашу страну, у меня всегда такое чувство,
что люди здесь рождаются, чтобы всю жизнь терпеть. И мне становится страшно
жить дальше, страшно за моего братишку и жалко маму, которая не выдержала и
начала пить.. А братишка вырастет и его пошлют в Чечню, потому что никто не
сможет за него заступиться. А может и не пошлют, он такой худющий, что отец
Василий в шутку называет его «дистрофиком за шваброй»...
Я слышала, что где-то в России есть город Беслан. Там много детей убили в школе
бандиты. Но тем детям, которые остались в живых, досталось так много всего вкус-
ного и так много подарков... Я хотела бы, вместе с братиком, остаться в живых в
Беслане. Вот это был бы праздник. Ещё мы с ним мечтаем, чтобы мама бросила
пить. Бабушка Маша говорит, что это хорошо, что у нас есть мама, только ей сроч-
но нужна помощь. А все ненавидят её как собаку, только ругают и матерят её. А
она, когда трезвая, так сильно любит нас. У неё, кроме нас, никого нет. А мы с бра-
тишкой «такие вредные» – нам всё время хочется кушать...



ВЕРУЮЩИЙ В ИСКРЕННОСТЬ
И ЧИСТОТУ ПОМЫСЛОВ

Кто-то по утрам спешит в мечеть,
Кто-то посещает синагогу.
Кто-то в церкви сберегает честь.
Только я, один, не верю в бога.

Но, я верю в искренность людей,
В чистоту их помыслов, желаний:
Не бросать своих друзей в беде,
Выпрыгнув из пекла быстрой ланью.

Свою душу чувством запалю!
В небесах сгорю звездою яркой!
И признаюсь тем, кого люблю,
Прямо, строго, честно, нежно, жарко.

Грейтесь у костра моей души!
Не нужны ни пропуска, ни визы.
В чистых облаках любви вершин,
Чувств построю храм, для тех, кто близок!