Читая Хармса проза

Читая Хармса.
  Человек вылетел в трубу. Вот так взял, и вылетел. И никому не слова. Ищи его теперь. А его может быть и вовсе нет. И никогда и не было. Хотя помнить ещЁ в понедельник, на четвертый день после майских праздников, сидел он во дворе на скамейке, у которой одна нога выкрашена зелЁной краской, а другая короче на палец, и новой наждачной бумажкой тЁр маленькую серебряную ложечку, подаренную ему на первый молочный зуб, какой-то незнакомой тЁткой. Зуба уже нет, а тЁтку, по слухам, после смерти кремированную пьяный зять рассыпал на кухне, а его жена, не признавшая мать, собрала в совок и выкинула еЁ в открытую форточку, но не рассчитала и тЁтка застряла между оконных рам, а жена, запахнув цветастый халат, закурила самокрутку и забыла о происшествии.
  Но вернЁмся к человеку. Сидел он значит и тЁр новой наждачной бумагой серебряную ложечку, подаренную на первый зуб какой-то незнакомой, а ныне кремированной тЁткой. И серебреная пыль  аккуратненько ссыпалась на белую бумажечку с любовью расстеленную, на его худых, жилистых ногах. И вот, когда от ложки осталась только маленькая серебреная палочка, за которую  держатся размешивая сахар, поднялся сильный ветер и сдул горку пыли вместе с бумажкой. Человек хотел уж было заорать, но вовремя спохватился, встал, проглотил оставшуюся часть ложки, и протолкнув еЁ слюной, почувствовал, как палочка упала в желудок. Входя в парадное он глянул на меня правым зелЁным глазом.
  И с тех пор я его видел дважды: один раз во сне, а второй в очереди за молоком. Стоял он между бабкой с синяком под глазом и девочкой, которая в обеих левых руках держала синий в горох бидон.
  И вот сегодня я узнал, что он вылетел в трубу. Еще третьего дня принимал во внутрь ложки, а сегодня взял и вылетел. Замечательный был человек, ничего не скажешь. И ищи его теперь.