Несостоявшиеся разговоры

I

Серое утро. Дождь на улице. Истинная весна.
Тихо и грустно. Богу молится бледненькая луна.
Лёд в переулке – как слёз осколки, зеркало в пустоту.
В той тиши – пенье муллы - над городом. И я иду.

Тёмные улицы. Старый дворник, что разбивает лёд.
Чёрное небо, без звёзд пустое. Секунды длиной в год.
Мыслей кипенье. Душа больная, будто осиный рой.
Сила любви и надежды, веры – всё и, меж тем, ничто.

Зданье пустое. Окон глазницы. Вот он, казёный дом!
Дум грустных тяжесть – вечная мука, вечный ужасный сон.
Как по гаданью, в час предрассветный в доме стою – одна.
Только лишь капли – тихий хрустальный – звон. И вновь тишина.

Молча стою. Коридор зеркальный – вечный обман – вокруг.
Сердце трепещет. Ах, если б заплакать – и слабою стать вдруг!
Воспоминания – червем точат – душу. Покой мой где ж?!
Образ пред очи – все дни и ночи – чуть только веки смежь!

Образ – чужой мне, но столь знакомый – огненная печать,
Сколько ещё жечь будешь? Сколько мне зря страдать?
С глаз бы долой да из сердца вон… Мысли прочь!
Неужели рассвет для людей для всех – мне сплошная ночь?!


Три мгновения в памяти – свет, безнадёжность и медленный яд.
И тоска – на века… Что ж за жизнь пока – небеса сулят?

Будут и вёсны, будут и песни – многое впереди.
Но почему же всё – лишь когда-то? Где же ты, счастье, где?

7. III. 2004 г.





III

Вы скажите, моя родная,
Мне ль на что-то теперь надеяться?
Пощадите, не упрекая:
Не сдержалась – простите – девица!

Я сказала, что в мыслях. Каюсь.
Мне в себе всё держать-то надо бы –
Так ведь нет же, живу и маюсь,
Точно всё жжёт мне сердце – правдою?

Жаль, что более уж невмочь мне
Все печали сносить безропотно,
Бессловесно. То в прошлом… В прошлом…
А в теперешнем, увы, хлопотно:

И как мысли свои не прячу –
Враз язык мой врагом мне сделался,
И прощенья молю (не плача!) –
Да зачем это? Перемелется?

Да, слова признаю те. Что же?
Ну, пускай, что и кто-то нравится –
Не сошёлся свет клином всё же!
И душа ведь сильная, справится.

Что страданье? Гроша не стоит.
И не чувства, а так, привязанность…
Не привязанность даже – глупость,
Одинокой весны тоска-странность.

Вы, простив моему пристрастью,
Уж поверьте: Вам – не соперница,
Не помеха чужому счастью –
Не тужите. Всё перемелется!

21. Ш. 2004






V

К

Спасибо – за девятнадцать,
За чёртову МОЮ дюжину,
За помощь «без боли сдаться»
И за «заботу» ненужную!

Спасибо – за многословье
И – честный! – суд – справедливый!
Ну, как же! Моё – пустое,
«Эмоций поток лишь длинный»!


Как у madame Цветаевой,
«За вашу милость царскую»
Великой судье безграмотной –
Великоблагодарствие.

Проще б и не оценивать!
Только ведь то сложней,
Коль надо всех одаривать –
Кто Вам дарил – людей.


25. III. 2004



VI
Расплата за веру в собственные силы

Если солнце за серой тучей
И из рук всё некстати валится,
И на сердце тоски могучей
Груз лежит – значит, всё наладится.

Если лучший стал низшим сразу
И «волчонок злой съел волчицу»1 -
В подворотне сегодня праздник:
Отпевает народ царицу.

Если лучший стал низшим сразу
И «волчонок злой съел волчицу» -
Будет битва за каждую фразу;
В ней победа – в горсти водица.

Если кто-то корил  бездарностью –
Да в глаза говорил об этом! –
Эту ложь не исправить гадостью.
Просто стань всем назло поэтом!

Будь певцом мечты-справедливости,
Не страшась приговора: «Романтик…»,
Потому что свинцовые мерзости –
Чепуха, если ты не прагматик.

Коль судьба, жаль, не знает жалости,
За ошибку казня премелкую,
Значит, станешь ты – после малости! –
И Пресветлою, и Великою.

25. III. 2004
__________________________________________________
1 – М. Жумабаев, репрессированный поэт: «Если я не вернусь, значит волчонок истории съел волчицу времени…» (прощальные слова).






VII

Нет во мне, жаль, ни капли женственности,
Я всего добиваюсь лишь так:
Всем назло, под гнётом ответственности,
Волю жалкую стиснув в кулак.

На удары судьбы (а ведь много их
Довелось пережить мне уже!)
Вечно с честью я старалась ответить,
Уничтожив сомненья в душе.

Благодарна за это я свойство –
Крепость духа –  себе и Творцу.
Слабым в жизни ведь одно беспокойство…
Слабость – женщинам, увы, к лицу.

Скольких слабых утешить приходится,
Что в любви потерялись в конец;
Сколько в мире подлунном – ах! – водится
Судеб грустных, разбитых сердец!…

Да, как это, увы, ни прискорбно мне,
Моё сердце с рассудком – врозь:
Захотелось любви – нелюбящей,
Любят всюду, где взгляд ни брось.

И – пожалуйста: без сна и отдыха,
Жизнь моя – дням безликим счёт,
Взгляд с недавних пор стал вместо воздуха,
Вместо слов – незаметный вздох.

Это просто моё сумасшествие,
Сумасбродье весеннее то,
Что, подобно «второму Пришествию»,
Столь немыслимо и столь чудно.

Я себя называю дубиною,
Понимая: ведь это всё так!
Но дрожит, словно листик осиновый,
С златым перстнем сухой кулак.

3. IV. 2004



IX

«Кончен пир, умолкли хóры,
Опорожнены амфóры…»,
Всё закончилось так быстро –
Как мне жаль!
И теперь сидим мы рядом,
Я едва не прячу взгляда:
В нём не радость-то лучится –
Грусть-печаль.

Глаз янтарных не увижу,
Милый голос не услышу.
Как же это так случилось,
Как же так?
Суждена ль ещё нам встреча?
Я сама себе отвечу:
Сколь верёвочка ни вилась,
Дан был знак –

Знак последнего – свиданья? –
За которым расставанье,
Словно темнота за светом,
Ночь за днём.
Но однажды жарким летом
Станет явью сон заветный:
Как идём в лучах рассвета –
Мы вдвоём.

16. VI. 2004




X

Ветер шумит.
Время летит…
Чёртова дюжина дней.
В гневе стяг
Ветром смят,
В небо – как ясный змей.

Солнечный день
Сер и пуст.
Впереди – отблеск небесных уст,
Руки к нему воздень.
Лес поёт.
Время течёт.

Врозь вместе жить…
Не перечесть…
Сколько осталось ещё, Бог весть?..
Дружбу испить
Душою одной –
Мне дар не мой…

Мир молчит.
Время простит…
А на закат
Голубка бела
Взмыла. Раздался глухой раскат.
Встреча короткой такой была.

Прости! (прощай?)
Не поминай
Лихом!
Не выбирай
Лёгкого – в рай
Путь не бывает тихим.

Вечер так тих.
Время летит…

Эх, тяжко!

19. VII. 2004








XI

Как говорите, mademoiselle,
Гордости нет в помине?
Смею заметить – коль хочешь, верь –
Было и есть поныне
Так.

Как ни жаль, но часто
Я позволяю – кому-нибудь –
С собой «обращаться властно»…
Но это, увы, мой путь;
Как
Ни прискорбно, избран,
Не помню, в каком году,
Один из ста тысяч истин
В зерцале кривом. Иду…
Всяк
Уж давно привыкнуть
Успел – здесь то всем чудно,
Иль нет, мягче – необычно.
Привычка не просто зло –
Враг…
Ну, а как же гордость
И уваженье?.. Не в этом суть.
И не при чём тут вздорность,
Если рукою легко  махнуть
На это всё – пустяк.

Пусть мифом искренность – всё равно:
Мне степь этот грех отпустила…
А я за искусственное тепло
Последние трачу силы.

20. VII. 2004
XII

Бедный мой, вороной, неприкаянный!
Ты прости мне мой облик – нечаянный,
Что (зачем-то?) храню я теперь,
Не-родных мне пугая людей;
Те ж привыкли, кто был мне родней,
Что порой я как раненый зверь,
Не забывший всех прошлых обид,
Чья душа ещё злобой горит.

Долгогривый мой конь, неспокойный мой,
Ты не мчись-ка так вдаль, я прошу, постой!
Не неси ты мне, милый мой, тоску,
Глазом не коси,
Не пытай судьбы:
Повидать ещё на своём веку
Много, хоть и врозь, сможем, я клянусь!
А печаль-тоску петь я не берусь…

Ах ты, вороной, чуть знакомый мой,
Тонконогий конь всё степных кровей,
Беспородный мой, добрый конь родной,
Не одна судьба нам с тобой дана
Ни потом, родной, ни теперь.
Как всегда ждала,
Буду ждать тебя –
Пусть летят года – уж поверь.

Как всегда ждала,
Помнить я тебя
Буду – ты уж мне только верь!

2. XI. 2004




XIII

Что за странность вся наша жизнь:
По прошествии век – мгновенье
(День да ночь –
Сутки прочь…),
Сон как явь, быль – как наважденье?
Чей ты сон, чей большой каприз?

Плот стоит средь бурной реки.
Стоит ветру лишь чуть дохнуть,
(Видел б Бог
Тот рывок!..)
Тут же – вдаль, хоть куда-нибудь,
Белоснежно ты грязный лист.

Всё, что помнишь, стереть бы враз!
Глубже неба, ясней небес
Сердца злой
Камень мой –
Мне б на шею под звон сердец
Преисподней?! Лишь pour un phrase…

Наша странность – вся наша жизнь:
По прошествии век – мгновенье
(День да ночь –
Сутки прочь…),
Сон как явь, быль – как наважденье.
Сон по кругу – всё вверх да вниз…

23. X. 2004