Игрушка, в которую я безумно влюблен

Сумрачная комната, слегка задернутые, недвижимые занавески, давно потухший камин, тумбочка, на которой стопкой лежат непрочитанные письма, которые я тут складываю, когда наведываюсь сюда. Облезлые, мутные цвета обоев, грязные трельяжи и пустые баночки из-под испарившегося крема, длинная тень от вазы и от увядших цветов, которую роняет на пол, надоевшей куклой, луна, еле проникающая меж полотен занавесок, разобранная постель, ждущая кого-то ко сну.
Она отдыхала на кресле-качалке, понурив оголяющийся череп, увенчанный не выпавшими локонами черных волос, на бок, касаясь плеча ухом. Ее тонкие руки безвольно висели нитями. Пыльное платье, белые носочки в туфельках, свободные браслеты и ожерелье на сухой шее. Пьяные смрадом мухи рисовали нимбы над ней. Съежившиеся губы, давно не знавшие поцелуев. Обвисшая грудь стремительно тянулась к животу. Ей не надо есть, но я буду кормить ее из ложечки, высыпая комья волос и ногти ей в рот. О, запах ее темно-пурпурной с синим отливом кожи, разлагающейся и налитой мертвой кровью. Выступающие ребра казались частоколом вокруг кладбища. В ее утробе кишат личинки, паразитируют, выевшие дыру, вываливаясь на пол, усеянный извивающимися червями, жуками и мертвыми гусеницами, свернувшимися в клубок. Я подхвачу ее на руки, и мы пустимся в танец. Я буду ее удерживать на весу так, чтобы ее ноги не доставали до пола, лишь сам буду топтать насекомых в торжестве вальса. Я буду облизывать ее до предела впавшие щеки цвета спелой сливы, шепча влюбленные слова. Она будет извиваться, согласно моим движениям, словно марионетка на лесках кукольника, страдающего болезнью Паркинсона. Звезды будут рваться своим зеленоватым сверканием в наши окна, а я не буду обращать на них внимания, будучи поглощенным ей. Я ощущаю пальцами ее лопатки, ее позвоночник, превратившийся в упругий канат. Как мило она сгибает спину, наклоняясь назад, и как ловко я ее снова подхватываю, выпрямляя. Смотрю в ее высохшие, мраморные глаза, пью из них наслаждение и подобно мухам пьянею, захлебываясь этой гнилой болотной водой, насыщаюсь обществом, согласного на все, тела. Когда я уморюсь, то положу ее на белоснежные простыни, сяду рядом на кресло, и таинственно буду читать ей сказки, приговаривая – Засыпай, сладких тебе снов. А она будет безмолвствовать, притворяясь спящей. Ах, моя спящая красавица, я уйду, но вернусь и разбужу тебя своим ласковым, нежным поцелуем, и мы снова покорно отдадимся ночной пляске двух влюбленных.