Изнанка

 Я снаружи и с изнанки
 Ткань судьбы перебирала...

 (Юнна Мориц, «На стоянке»)


История той, кому нечем помочь,
Той, чья дорога — ветер и ночь,
Взгляд — отражение выцветших снов,
Красные руки, холодная кровь.

1.

Навек, до могилы, любить обещав,
Бросил, оставил одну на сносях.

Втайне поклявшись, что отомстит
Девочкой мама продолжила вирд .

Дочка помощницей верной росла
Мыла, стирала, варила, пекла,

Лет с десяти научилась вязать,
Ровным крестом на платке вышивать.

И хоть красавицей пусть не слыла
Многим мальчишкам сниться могла.

Время пришло, и нашелся один
Первым из школы домой проводил.

Через неделю признался в любви,
Только ответ «Докажи!» удивил:

 — Драки, подарки, — это фигня,
 — Можешь ли жизнь положить за меня?

Что же, вконец обалдевший пацан,
Лезет без башни на башенный кран.

Алый песок у разбитого рта,
В воздухе эхом повисло Ната...

2.

Он был лихой комсомольский вожак.
Штормовку свою не менял на пиджак.

Только и лидеры, и вожаки
Носят домашней вязки носки.

А через год в новой квартире
Он с криком проснулся ровно в четыре,

Начал о стену бить головой:
— Что же ты сделала, стерва со мной!

Был я и вольный казак, и герой,
Что же ты сделала ведьма со мной?

Где всё что было: работа, друзья,
Чем завлекла, опоила змея!

Мне всё равно: в Сургут, в Уренгой,
Чем с нелюбимой сгинуть с тобой.

Утром, как был с рюкзаком налегке
Скрылся в морозный туман вдалеке.

Так у Наташи осталась жилплощадь
И в колыбельке глазастый сыночек.

3.

Хочется жить, наслаждаться свободой,
В счастье войти с парадного входа.

Годы работы, учёбы заочной,
Авторитет завоёванный прочно,

Мастер-технолог по нитям и тканям,
(Тут голова ещё вместе с руками),

Дача, детсад, заготовки, профком,
Личная жизнь до поры на потом.

4.

Но беззакония тайна раскрыта,
Как ядовитый цветок аконита.

Снова в душе дыханье зимы,
Адской машины часы взведены.

Мама сыночку сшила пальто:
Только для парня, что-то не то,

Он вырастает из кофт и гамаш,
Но для мамаши всё это блажь.

Как пересилить, как удержать,
Может подружку ему воспитать?

Вылечив астму у сотни врачей
Вдруг оказался не мой, ну а чей?

Я же лелеяла, недосыпала,
Неблагодарный, чего ему мало?

Вскрылся нарыв, разразился скандал,
Вася из дома к отцу убежал.

Жизнь словно оползень вниз потянуло
Кризис навел пистолетное дуло,

Чёрный туман, внутри пустота,
Складка обиды у сжатого рта.

Вот среди этих памятных дней
Я на беду познакомилась с ней.

5.

Мне говорили: бедная мать,
Надо утешить, помочь, поддержать.

Братья и сёстры в церкви молились,
Слёзы текли, ниточки вились…

Вдруг оглушило, как выстрел из пушки:
Вася задушен, Наташа в психушке…

Публика в шоке, в газете статья,
«Вот и развязка», — подумала я.

Глупая, как я людей плохо знала —
Было истории только начало.

6.

Среди тенистых белёных аллей
Много акаций и тополей,

Ясень растёт и густой карагач,
Так что не слышен ни хохот, ни плач.

Окна и двери заперты плотно.
Остановка конечная — верю охотно.

Пахнет обедом, вымытым полом,
Фенозепамом и димедролом.

Няньки снуют, халаты хлопочут
Пижамы под нос себе что-то бормочут.

Серьезность зависла на грани «хи-хи»,
Попробуй её только переступи!

Что привело меня в край идиотов,
Палат №6 и кукушек полётов?

Что пересилило страх, может, жалость?
Нет, любопытство простое, пожалуй.

Классика — автор ввязался в сюжет,
Только вот выход: он есть или нет?

7.

— Да, что вы, она ж на закрытом леченьи!
— Я с предприятия, по порученью…

— Запрещено, посещеньям не время…
 Ладно, спрошу у зав. отделенья.

Только хочу возвращаться назад…
— Эй, заходите, вам говорят!

— Хм! — говорю неведомой силе:
Надо ж, к подследственной, и пропустили!

Жду на кушетке, боюсь шевельнуться,
А у самой поджилки трясутся.

Вскрикнула, чувствуя взгляд как толчок:
Вместо лица багровый отёк,

Мятые тряпки, руки как воск,
Сбитая шапка немытых волос.

— Десять минут, никаких передач! —
За поворотом скрывается врач.

Молча в ладони руку беру,
И изучаю узор на полу.

И понимаю — почти не боюсь,
Странное чувство — отсутствие чувств.

8.

Через неделю — пятнадцать минут,
Так же, без слов, боясь громко вздохнуть.

Время прошло и на третьей неделе
Мы друг на друга едва поглядели.

А через месяц полслова сказали:
Что-то о чёрных кругах под глазами.

Так и пошло: утром в субботу
Еду в дурдом, как на работу.

И по словечку, по дёрганой фразе
Начали строиться странные связи.

Дружба, привязанность, нет, ерунда —
Одна у неё я осталась тогда.

«Сыноубийце — тюрьма или смерть,
Память о ней надо стереть!»

Знаете, не были люди неправы,
Всё так и было: шприц и отрава,

Хрипы удушья, жёлтая пена,
Ложь суицида, вскрытые вены…

Бледный отец у свежей могилы,
Праведный гнев, всё так и было…

9.

Но, никого без греха не найдёшь,
Есть ли в нём мера, где правда, где ложь?

То, что Спаситель нам завещал
Выше порядков, прав и начал,

Шире понятий этого века,
Мыслей, традиций и чувств человека.

Только любовь, безграничная милость,
Вера, прощенье, чтоб сердце открылось,


Хлеб и вино чтоб ему вновь и вновь
Напоминали про тело и кровь,

Чтобы мы знали, чем искупились
Грешки и грехи непомерно большие.

Чтоб не судили, а совесть смиряли,
Ведь остальное поможет едва ли.

Так я считала тогда и теперь,
Но как войти, если выбита дверь?

10.

Плакала осень, выла зима,
Капель заливала слезами дома,

В жаркой горячке корчилось лето,
Ветер стонал на все стороны света.

Но для всего обозначен предел,
Даже для самых отчаянных дел.

Сначала увидев цветы за окном,
Их захотела понюхать, потом

Скушала яблочко, грушу, банан
Выпила сока, помыла стакан,

Для променада надела кроссовки,
День ото дня слёзы просохли,

Вышли гулять по белёным аллеям,
Стали пакеты мои тяжелее.

Через полгода халатик вручили —
Мол, будешь вместо гиштальт-терапии,

С медперсоналом стала дружить,
Скоро пустили на все этажи,

Там, где в глазах беспомощный страх,
Боль и тоска на всех этажах.

Где одеяла и простыни скомкав,
Божиих душ догорали обломки.
 
Как разделить мне хотелось на всех
Силу доверия, юмор и смех.

Просто улыбка, доброе слово
Действуют лучше укола любого.

— Ну, что сегодня не прилетали?
— Нет, но на днях опять обещали…

— Так передай от Иисуса привет,
И запиши, что услышишь в ответ.

— О, с легким паром, сегодня какой,
Третий, четвёртый, ах даже шестой!


— Скоро погладим твой чистый скелет,
Я уже вижу его на просвет!

— Слишком оранжевые апельсины?
Что с цианидом? Ах, с ядом крысиным…

— Долечку дай попробовать. Нет?
А у меня к нему иммунитет!

Так привыкали к безрадостной каше
Все, кто был болен… кроме Наташи.

Что ей водить с дебилами дружбу —
Новую жизнь выстраивать нужно.

Голос окреп и робость пропала.
Книги вернула, мол, прочитала.

— Что же понравилось всего боле?
Чехов А.П. «Удав и кролик».

11.

«Всё-таки, может, убила не я?
Точно не я… ну, да, без вранья.

Там кто-то был, этот быстрый и ловкий,
Сделал и скрылся, как чёрт из коробки.

Жить снова можно и жить я хочу!
Первое — свитер связать главврачу!

Зав. отделения — зимнюю юбку,
Члену комиссии шарфик под шубку.

Ты мой клубочек на волю катись.
Так по петельке сплетается жизнь».

12.

ВТЭК признаёт обострённый психоз,
Об инвалидности ставит вопрос!

Судьи согласны — больную лечить
Пенсию (!) стали Наташе платить!

Баксы в кубышку, мы ж на казённом,
Слава гуманным советским законам!

13.

Но из убежища в день грозовой
Дурка ей стала реальной тюрьмой.

Просится выйти хоть на денёк —
Давит на гордость положенный срок.

Вяжет без счёта шарфы и носки —
На день главврач на волю пусти!

— Акрил и мохер привезу модный цвет!
— Рано, Наташа, — слышит в ответ.

Или больная, или убийца …
Третье не клеится — это логично.

Только, что может правильный разум
Против желания всё взять и сразу.

Тёмные силы вяжут кудель —
Спицы, как стрелы впиваются в цель.

Злые крючки цепляют за что-то,
Счётчик петель трещит обороты,

Снова судьбы распустят кусок,
Свяжут по-новому, дай только срок!

14.

Как-то при встрече, тиха и мрачна
Фрукты не взяв, говорит мне она:

 — Есть документ из судебного дела,
Взять бы его, я бы здесь не сидела…

Но адвокату его не дадут,
Так, что наведайся милая, в суд.

— Боже! Ты снова сходишь с ума!
Это же зона, нары, тюрьма!

 — Тише… Спокойно… Делов-то на грош,
 Просто попросишь, возьмёшь и уйдешь.

— Нет, не могу, это полная жуть…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но, почему-то решила рискнуть.

В пятницу, пятясь от страха назад,
Я постучала в секретариат.

Так, мол, и так, одно дельце есть тут,
Так что хотелось бы просто взглянуть…

— Кто вы такая! В своём ли уме вы!
Я.. я сейчас же…приму меры!

— Что вы не надо, я просто спросила…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тут заработала чёрная сила.

Тётка моргнув, и вдруг замолчав,
Вставила ключ в несгораемый шкаф,

Несколько раз глуповато зевнула,
Толстую папку мне протянула,

Сама помогла отыскать документ,
Я же тянуть не стала момент:

Пулей за дверь, потом в коридор,
Быстро за дом, бегом через двор,

Сердце гремело, как молотилка
Тут же автобус — влетела, затихла…

Лишь на конечной узнала маршрут:
И за окном меня уже ждут.

 — Бедная, сядь, всё кончилось, выпей…
И вот, примерь — это лучший мой свитер!

15.
 
Над остывающим городом поздно
Ночь зажигает июльские звёзды:

Лебедь, Орёл и крылатый Пегас .
Звуки умолкли, и пыль улеглась.

Люди забылись в горячих постелях,
Смолкли цикады, псы присмирели,

Лишь просвистит летучая мышь,
А в остальном — звенящая тишь.

Млечным Путём, как рекой опоясан,
В эти часы он безлюдный прекрасен,


Тонким и сладким эфиром залит,
На покрывале степи лежит.

Словно ребёнок, боясь шелохнуться,
Спит и миры над домами несутся.

Я забываю и не понимаю,
Что за напасть, что за прихоть такая

В несовершенствах и гнете страстей,
Что здесь снедают и мучат людей.

В этом краю, как в преддверии рая,
Где всё гармония, сказка живая,

В счастье и радости жить рождено:
Воздух пьянит, как сухое вино,

Солнце глядит, как преданный друг,
Грозы — орган заоблачных фуг,

Краски полей и берёз жемчуга,
Небо — лазурь и алмазы — снега.

День улыбается, утро смеётся,
Время не мчится, а ласково льётся.

Первые люди этой земли,
Кто покорил вас, куда вы ушли?

Всё расточает незваный пришелец,
Сам, погибая, без толку, без цели

В распрях, безверии, водке и лжи…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Господи, путь нам к себе укажи!

16.

Месяцы шли, я слонялась без дела,
Да и к Наташе почти охладела,

Благо, что ей уже не было туго,
Мать посещала, вернулась подруга,

Даже жених являлся с цветами,
В дурку, на «Волге», такое видали!

Диву даюсь и сейчас и тогда!
Всё, в утешеньях отпала нужда.


Где-то вверху сыграли отбой,
В общем, её отпустили домой.

Я повидала эту квартиру,
Только вошла и сердце застыло:

Вот они, тряпкой еле прикрыты
Бурые пятна ещё не отмыты.

Как-то нелепо, жалко и робко:
Школьная форма, учебников стопка,

Там запылились под шкафом игрушки,
Тут для гербария листья пожухли.

Что-то тоскливо за душу схватило:
Вообразилась агония сына,

Чай её терпкий из ягод и трав
Начал казаться одной из отрав,

Булочки, масло, мёд и варенье —
Нет, не работало пищеваренье…

Слушала молча, и мне было странно —
Она оживлённо строила планы,

Так деловито, лихо и смело:
Деньги вложить Наталья умела.

В розницу партию фруктов сдала,
Скоро глядишь, продавца наняла,

Первый барыш, пустив в оборот,
Приобрела через месяц ларёк,

Стали доходы расти день за днём,
Скоро откроет свой павильон.

Меня эти подвиги трогали мало,
Только другое интересовало:

Самое верное ближних душить,
Легче продумать и осуществить.

Кто-то мешает: начальник, сосед,
Или любовник — разницы нет.

Можно любых отправлять на тот свет?
Да для волков, для людей, вроде… нет.

17.

В финансах порядок, подумать о муже,
Вернуть реноме, поднапрячься потуже,

И памятник сыну, такой, подороже…
Знакомый художник с проектом поможет.

И вот уже спицы мелькают сквозь сон,
Секрет, как и прежде в клубке заплетён.

Мужик, что являлся в больницу с цветами
Сразу же был отвергнут Натальей.

Бухгалтер, какой-то заштатный заводик,
Взрослые дети, одышка, животик.

Разве он ровня нашей звезде!
Такую «крутую» найдёшь не везде!

А вот молодой живописец получше.
Жена? Отобьем, отвадим, отсушим.

И новая жертва, не зная об этом,
Готовилась встретиться с нашим сюжетом…

18.

Я как-то прочла в оккультной газете,
(Да, только чего не бывает на свете!)

Что есть, мол, у женщин невидимый глюк,
Из матки выходит, похожий на крюк.

И в этом крючке превеликая сила,
Причем далеко не у самых красивых.

Посмотришь, уродина, три волосины,
А крючке такие мужчины!

И наоборот, поговорка права —
«Счастливой родись»… вот такие дела.

И для Наташи была применима
Пословицы первая половина.

Нелепо, отчаянно, дико и смело
Мини на сорокалетнее тело.

Но нашу невесту ничем не смутить,
Если связала – будет носить!

19.

Помню последнюю встречу с Натальей…
(С ней ничего не бывало случайно)

Не разошлись, и не разминулись,
А на углу друг на друга наткнулись.

Она говорила, шаг замедляла,
Я же, заранее понимала,

Все, что она мне высказать хочет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Ты избегаешь меня, это точно,

- Брезгуешь мною без объяснений,
В трубку молчишь, бросаешь все время,

- Слушай, подруга со мной так нельзя…
Я закурила. – Запомнишь меня…

- В жизни моей ты зачем появилась?
Ну же ответь! Я лишь шла и курила…

Что ей ответить, чем вызов унять,
Решила недавний сон рассказать.

В дымном кафе под шум голосов
Близкое не ощущаешь лицо.

Из-за того, что нужно кричать,
Трудно запнуться и трудно соврать.

«Видела место, как сад, только лучше,
В общем, нормальные райские кущи.

Видела Васю и женщину рядом
Светлые оба, с радостным взлядом.

Вася сказал, что за муку такую
Бог подарил ему маму другую

Я говорила с ней, так интересно!
В жизни последней звали Тереза,

Где-то в Германии, в средних веках
Где тысячи женщин сожгли на кострах.

Одною из них эта Тесса была,
Райский венец, пострадав, обрела

Внешность, характер её подходил,
Васе тебя в Небесах заменил».