Нимродель и тайны ночи

Нимродель и тайны ночи

Маятник огромных резных часов размеренно отмечал мгновения, неустанно идущего вперед времени – дряхлого старика, несущего в своих ослабленных, запустелых объятьях свою свиту кошмаров и прикрас, отвращений и тревог, веселья и печали, скорби и вдохновенья. Узорчатые стрелки показывали двадцать минут десятого. Воздух был наполнен запахом вишневого пирога и летним, тихим вечером.
- Нимродель, дочка, тебе пора спать, - окунувшись взором в газету и не отрываясь от нее, сказал отец.
- Но папа, зачем, я не хочу – ответила Нимродель, играя со своим любимым плюшевым мишкой.
- Все дети ложатся спать, когда об этом говорят родители. Иди, девочка в постель.
- Ладно, пап, спокойной ночи.
Обиженная Нимродель направилась в свою комнату, размышляя про себя – Зачем спать, если я не хочу, ну почему.
Она переоделась в свою ночную рубашку, умылась теплой водой, уложила своего мишку Тедди в коробку из-под обуви, стоящую рядом с ее постелью, укрыла шерстяной шалью и легла сама, почти с головой уплыв под одеяло.
Дверь приоткрылась, впустив яркий свет из гостиной, на пороге появилась мама и, подойдя и поцеловав Нимродель, сказала:
- Спокойной ночи, доченька, приятных снов.
- Спокойной ночи, мама.
Дверь затворилась и воцарилась тьма, лишь полоска света под дверью говорила о том, что родители еще не спят.
- Все, я решила, не буду сегодня спать. Почему меня укладывают в постель, наверное, они что-то скрывают от меня, то, что происходит только ночью.
С этих мгновений Нимродель, лежа тихо, смотрела в потолок, сопротивляясь силе, утяжеляющей ее веки. Ей это не удалось, она уснула, но желание было так сильно, что через три часа Нимродель снова открыла глаза.
Полночь миновала полчаса назад. Занавеска на окне была словно соткана из пестрой дымки или газа, колышущаяся в слабых дуновениях ветра, пробирающегося сквозь раму. Сбросив с себя одеяло, Нимродель убедилась, что свет, что проникал под дверь, потушен, родители спят. Нимродель несмело посмотрела под кровать, всегда опасаясь того, что там живут чудовища, но никого она не обнаружила, кроме того, что Тедди куда-то исчез из своей коробки, небрежно сбросив скомканную шаль на пол.
Нимродель пошла его искать. Босиком она пробралась к двери, открыла ее и осторожной кошкой пробралась в гостиную.
Вокруг люстры, непонятно откуда взявшийся ветер, кружил хоровод, заставляя хрустальные капельки со звоном соприкасаться. Нимродель взяла со столика папину курительную трубку и, сделав вид, что затягивается, спародировала отца:
- Нимродель, пора спать. Ну что за глупость этот сон, столько времени мы тратим на это, столько пропускаем интересного и непознанного.
Ожили картины на стенах. Где-то парочка кажущимся шепотом общались, сидя в парижском кафе. Даная, покоящаяся на бледном ложе, на репродукции Рембрандта, укрывалась одеялом, готовясь ко сну. Царица снов и неизъяснимых чар с глазами, пламенем которых, она пронзает синеватый сумрак. Корабль, попавший в шторм, беспомощно качался на разъяренных волнах, в плену у ветра, разрывающего в клочья еще не опущенный парус. Нимродель на цыпочках подошла к двери комнаты, где спали родители, и приоткрыла ее, убедившись, что они крепко спят, закрыла дверь и решила сходить на кухню, как случайно увидела, что на шкатулке, стоящей на письменном столе, нет балерины из слоновой кости. Нимродель подошла ближе и увидела, как она, наклонившись к зеркалу металлического подноса, подкрашивает себе ресницы, до самозабвения углубленная в это действо. Неожиданно статуэтка лошади, стоящая на полке, частично рассыпалась толченым фосфором, лавиной засыпая поверхность стола. Остался лишь бесформенный остов, в котором с трудом можно узнать лошадь. Эта фигурка стала обладать необъяснимым пронизывающим обаянием развалины, руины. Как зрелая женщина или, уже готовящаяся к старости, обладает этими странными чарами внешне заметного увядания. Не испуг неожиданности вызвало это действо, а глубокое восхищение, бессмысленное, но до боли искреннее. Тихий звон поманил Нимродель на кухню. Там столовые приборы тихо, стараясь никого не разбудить, мыли друг друга.
- Что вы делаете? – поинтересовалась Нимродель. Ответила одна вилка, стоящая в очереди к раковине.
- Мы умываемся снова, потому что твои родители нас плохо моют. Я вижу ты хорошая девочка, передай им это при возможности.
- И меня, и меня! – воскликнул чайник.
- Я внутри весь покрыт накипью, я весь чешусь, пускай они и меня вымоют.
- Хорошо – ответила Нимродель, я все передам.
Вот почему я иногда слышу, как на кухне, словно тарелки прикасаются друг к другу.
А что же происходит на улице. Нимродель, забыв об осторожности, кинулась к входной двери, надела на скорую руку туфли и вышла.
Сразу на нее пахнул свет неестественно большой луны, окрашивающей воздух светлой желтизной. Как упоительно это ощущения погруженного взгляда в ее плоть, изрытую кратерами и темными пятнами, заметными невооруженным взглядом. Со своей незыблемостью, грандиозностью и очарованием.
- Я никогда не видела такую луну, - подумала Нимродель.
Лунная дорожка стелилась тонкой чертой на пруду, с юга на север, разделяя его пополам. Редкий, прозрачной туман лежал на поверхности, волнуемой грациозно и гордо красующимися неясно для кого плавающими лебедями, которые заставляли тропинку света переливаться рваными бликами. Темно-зеленые, словно вытянувшиеся к звездам, столбы кипарисов стояли в ряд вдоль берега, почти совсем беззвучно шелестя в прохладном ветре. Нимродель легла на траву, намокнув в ночной росе и устремив взор в небо.
- Ни один человек не сможет пересчитать все звезды. На это понадобятся тысячи людских жизней. До слуха Нимродель донеслась странная монотонная мелодия журчания, заставившее ее заострить внимание, слегка поднявшись с земли. Ручей, недалеко от дома, не спал, он кипел жизнью. Нимродель подошла ближе и встала перед ним на колени, окунув указательный палец в воду.
- Вода совсем ледяная.
Вместе с течением спокойно плыл благоухающий сказочностью цветок лилии, почти с головой бутона в воде. Казалось, что он вот-вот захлебнется. Нимродель отобрала его у воды и вплела в свои волосы. Желание посмотреться в зеркало обуяло ее, и Нимродель побежала домой. У стены стоял комод, увенчанный трельяжем, за который по выцветшим обоям на стене, чего-то словно испугавшись, скользнула сороконожка. Нимродель взглянула на себя. Странно, цветок отражается увядшим, темно-серым, схожим с фигуркой цветка, сделанного из пепла, хотя на самом деле он не был таковым, зато пышное платье, почти что свадебной белизны, укутывало стан Нимродель.
- А если посмотреться в другое зеркало.
В этом все совсем наоборот, цветок цвел, распустив лепестки, а платье ужасно. Грязное, усыпанное лоскутами ткани и прорехами. Вдруг Нимродель пришла в голову мысль сдвинуть зеркала лицом к лицу. Она поставила зеркало гладью к трельяжу и о, чудо!
Бесконечность отражения отражений устремилась вглубь оба зеркала, также распустившийся цветок, впутанный в локоны, и платье были на месте. Как это поразило Нимродель. Она решила прикоснуться к зеркалу. Палец увяз в глади, воды которой распространялись кругами до рам, где навеки затухали. Любопытству и испугу Нимродель не было предела. В этом случае любопытство было сильнее, и она ступила в зазеркалье…. Мрак и, позже, словно под пламенем свечи вырисовалась дверь, которая, как оказалась, не была заперта. Свет потоком облил Нимродель, на мгновение ослепив, когда она открыла дверь и вошла. Красные ковры, кресла, нет окон и прямо перед  ней или от озноба или от страха дрожал настенный подсвечник. Нимродель подошла ближе и спросила:
- Почему ты дрожишь?
Незамедлительно последовал ответ:
- Мне страшно, мне приснился кошмар, будто меня перевернули и стали поджигать снизу свечи, растапливая  мой воск, убивая быстрее, но я плакал горячими, жгущими слезами на их руки.
- А где я? – спросила Нимродель.
- Я не знаю, с рождения вишу на этой стене и разглядываю красные обои напротив.
Нимродель увидела следующую дверь, открыв ее, она увидела точно также обставленную комнату, но с зеленым ковром. На стуле, приставленному к столу, кто-то сидел и что-то размешивал чайной ложкой. Нимродель подошла ближе и узнала в незнакомце своего мишку Тедди.
- Что ты здесь делаешь, Тедди? – удивленно воскликнула Нимродель. На мгновение растерявшийся мишка, только и смог вымолвить:
- Я пью кофе, а ты что здесь делаешь? Как ты сюда попала?
- Я вошла в зеркало и вот я здесь. А почему из всех моих игрушек только ты ожил?
- Только самые любимые игрушки способны ожить, я живу твоей любовью. А ты умеешь исчезать?
- Как это исчезать? Нет
- А как ты отсюда выберешься? Через пять минут я тебя покину, близится утро. Давай вместе подождем.
Прошло пять минут. Медведь растворился, оставив на столе недопитую чашку кофе. Нимродель подошла к следующей двери и оказалась в комнате с красным ковром, снова увидев тот настенный бра, с которым вела беседу. Еще долго Нимродель открывала и закрывала двери в надежде выбраться отсюда, но, как и всегда она путешествовал лишь по двум комнатам. Однажды отчаявшись найти выход, Нимродель прильнула к стене, села на пол и зарыдала. Излишнее любопытство подвело бедную девочку, отдав ее в плен безысходности и вечности.


24.04.05