Вроде и не пьян, а в мыслях хмель...

Вроде и не пьян, а в мыслях – хмель.
Вроде и не болен, а трясет.
Завывает жалобно метель,
скоро голос, кажется, сорвет.
Пробежался по спине озноб,
он уж не противен стал, а мил.
Мысли, словно падают в сугроб,
только вот подняться нету сил.
Утренний мороз, как жизнь, суров,
я иду, любуюсь серебром,
словно языком иных миров,
говорю я паром с ноябрем.
Жалуюсь, что дни мои плывут
не в труде, а в горестном бреду,
что, наверно, скоро институт
брошу я и в армию пойду.
Мама будет плакать – виноват!
Сестры скажут: «Слабый». Признаю.
Вы простите мне мой детский сад –
в армии я вижу смерть свою.
Девушка, любившая меня,
пусть поплачет тоже – буду рад.
Всюду пусть ее день ото дня
траурно преследует мой взгляд.
Буду рад поставленным свечам
и доволен красочным венцом…
Я хочу ей сниться по ночам,
только не живым, а мертвецом.
Вот таким же юным и в гробу,
пусть недорогом, но все равно.
Я приму, как есть, мою судьбу.
Да! Ведь мне воскреснуть не дано!
Что ж еще сказать? О чем пропеть?
Лягу в гроб беспечно, как в кровать!
Эх, в аду мне все-таки гореть!
Или, как у Данте, застывать…
Этой песни выдумать нельзя.
Инструмент найти к ней надо звонкий!
Подпевайте, милые друзья!
Подпевайте, мама и сестренки!
От тоски с собой покончить мне ль?!
Лучше пусть убьют! Хотя…как знать!
Подпевай же громче мне метель!
И не бойся голоса сорвать!