Пушкин и хандра

Напала как-то на Пушкина хандра. Сидит он значит, нахохлился, не спит, не пьет, на эсэмэски не отвечает, только поймает муху или таракана, лапки оторвет и в рот тянет. Приедет к нему скажем, Кюхельбекер, а Пушкин, не вставая из-за стола, скажет: «Пошел ты на ***, Кюхельбекер». И Кюхельбекер уходит. А что ему, собственно говоря, делать остается? Приедут Пущин, Вяземский, а у Пушкина все одно – нахуй, и всего делов. А все из-за чего? Хотел Пушкин написать про Ромео и Джульетту, а потом вспомнил, что про них уже Шекспир написал. И ведь не Херасков какой-нибудь. Против Шекспира не попрешь. Пришлось написать ему про Руслана и Людмилу. Муть страшная, признавался потом Пушкин в мемуарах – народ помнит только «у Лукоморья дуб зеленый», да и то постоянно перевирает, а тем более не знает, откуда это, кроме того что это Пушкин написал. Вот так то, брат Меркуццо, - говаривал ему Дантес. Так то вот…