Лунная Соната

Тонкие пальцы барабанили по измятому фарзацу -
фа-си-ре, фа-си-ре, фа-си-ре, казалось бы до бесконечности, но нет... комбинация пальцев сменилась... соль-си-ре, соль-си-ре, соль-до(бекар)-ми, соль-до-ми... Пальцы выстукивали "Лунную сонату" на обложке пожелтевшей книги...
Волосы с проседью, прямолинейный нос, не менее и подчеркнутые губы...
И эти пальцы... тонкие, с узкими костяшками, чуть вытянутые и стиснутые у окончаний... Солнце блеснуло на отполированной поверхности ухоженных мужских рук...
Он на мгновение вышел из комы... Вернулся глазами к странице... легко пробежался по ней, перевернул на другую... пальцы продолжали жить своей отдельной жизнью - ре-фа-си, фа-си-ре, фа-си-ре... вдруг сбились...
Лоб пересекла упрямая черточка...
Снова оторвался от книги, взгляд медленно перебирал пейзаж за окном поезда и заходящее солнце у горизонта; слух лениво следовал за речью пассажиров на соседних креслах; пальцы замерли так и не взяв последней ноты...

Резкий неприятный звук вывел его из равновесия, из небытия, куда он вновь было погрузился...
Freestyler
...Rock the microphone
...Straight from the top of my dome
...Carry on with the freestyler - противно раздавался рингтон мобильного телефона.
Соседка, совсем еще недавно читавшая какой-то финансовый учебник и качавшая головой в такт зажатой в наушниках музыке (из волос двуми тонкими змейками извивались куда-то в недра ее одежды два черных проводка), засуетилась, выудила из-под фиолетово-змеиной куртки телефон, и раздражающая какофония, наконец, умолкла...
Однако, в туже секунду ее сменила еще более странная абракадабра шипяще-цокающих звуков незнакомой речи - полька? украинка? русская? - он терялся в догадках...
Он также не мог для себя решить раздражает ли его эта речь или она ему нравится... Голос был непримечательным, монотонным, и он постепенно снова стал погружаться в дремоту, пальцы снова было начали отстукивать лунные переборы по старой выцветшей зеленой обложке...
И тут она засмеялась. Голос был звонким и смех был чистым.
Он почему-то сразу вспомнил о том молодом вине на полях Испании, что когда-то, будучи еще совсем молодым, испивал на пару со своим отцом. Тот еще был в живых, и они дурачились, и бегали с ним по виноградникам на перегонки, пока мачеха не звала их обоих к обеду. Два загорелых вымазанных чертенка с кровавыми от винограда губами...
Как давно это было... но он тотчас ощутил тот самый вкус и прохладу, словно бы родниковая вода, а не молодое вино, так отчетливо и ясно наполнили его иссохшую гортань, как будто это было только вчера...
Девушка продолжала смеяться... Пальцы с силой прижимали маленькую телефонную трубку к уху, змейка наушника струилась теперь по плечу, словно бы готовая ужалить его в любой момент, попробуй он приблизиться на два сантиметра ближе...
Он мог разглядеть побелевшую каемку плоско оточенного ногтя, две белые точки на мезинце - к двум сюрпризам-новостям или подаркам - почему-то подумалось ему...
Он заметил также витое кольцо на безымянном пальце - католичка? протестантка? православная? - в этой стране невозможно, вот так просто, определить, женат человек или уже развелся... Тонкие синие венки просвечивали сквозь чуть загорелую кожу, из глубины растрепанных волос выступал нос...
В этот момент она обернулась к нему, заглянув прямо в глаза... и его обожег этот яркий взгляд, обжег, и тут же опалил своим безразличием - ее глаза, глядя в него, улыбались не ему... она не видела его, не ощущала его.. он был для неё таким же интерьером вагона, как то самое кресло, в котором он так неудобно переминался...
Пальцы забарабанили вновь... раздраженно, напряженно, желая во что бы то ни стало выбить эти звуки из потрепанного дермантина... фа-си-ре, фа-си-ре, фа-си-ре...
-Простите, я потревожила Вас, - странный грубоватый акцент и снова эти глаза... Но уже вопрошающе обращены непосредственно к нему...
=Что, простите?
-Я потревожила Вас своим разговором, я приношу Вам свои извинения...
=О! Что Вы, ничего страшного...
И нить оборвалась... Каждый, почувствовав неловкость, отгородился от соседа своим чтением... Но ноты уже были спутаны и пальцы сбиты...
=Извините мне мое любопытство, но что это был за язык, на котором вы только что говорили?
-Русский, а что?
=А, да... я почему-то так и подумал...
...Они говорили о чем-то, он совершенно не мог уследить о чем. Мысли убегали от него, дразнили его и снова бежали вспять... потом возвращались и уже улетали безвозвратно... Он что-то рассказывал, она смеялась, перебивала его и снова смеялась, и он снова что-то говорил и убеждал...
А потом он снова увидел эти руки... эти венки, как реки, убегающие куда-то вдаль, туда, где все скрыто пеленой и фиолетовой кожей змеиной куртки...
Он накрыл ее руку своей ладонью, его ладонь оказалась чуть шире и чуть длинней, чем её... и лишь пальцы выдавались вперед на добрые полсантиметра...
И он, сначала осторожно, замерев, медленно и аккуратно, начал перебирать эти пальцы - фа-си-ре, фа-си-ре, фа-си-ре... - а потом, все быстрее и быстрее, выискивая, извлекая, растягивая в этих загорелых клавишах немыслимые звуки, задевая попеременно то высокие, то низкие струны...
И она зазвенела... заиграла под его рукой...
Музыка полилась отовсюду, заливая его душу и тело покоем и огнем...

...Струна оборвалась на самом краю натяжения... Он очнулся и понял, что должен выходить... А её руки и глаза продолжали звучать... Звучать о том, что он не может теперь уйти...

Он как-то сразу весь ссутулился и поник... Книга выпала из его руки на холодный пол. Нагнулся, нерешительно поднял, уже более решительно засунул ее в рюкзак, совсем уже решительно забросил черный рюкзак за плечо, оправил длинное пальто и не оглядываясь пошел к выходу...
Он так и стоял там в образовавшейся очереди и... пустоте...
Поезд встал, так и не дойдя до перрона каких-то несколько метров...

Он не мог обернуться. Хотел. И не мог.
Губы вдруг увлажнились, он почувствовал соленый привкус. Слезы? Провел рукой по губам - действительно, слезы...
Он стоял в опустевшем тамбуре вагона и... плакал...
Плакал о том, что жизнь его ушла, как уйдет сейчас этот поезд, в неизвестном направлении...
О том, что она оставила на его губах только свежий привкус молодого вина из далекого детства и этот горький привкус недовыплаканных слез из чужого настоящего...

...Каждый шаг давался ему с трудом. Каждый отдавался ему гулким хрустом, будто бы он рвал лист за листом свои выстраданные ноты... И он не смог удержаться... Обернулся и сквозь стекло вновь увидел её глаза...
Из них по незнакомому лицу текли слезы... И что-то звякнуло в нем... Словно бы, наконец, порвалась старая перетянутая струна...
Он подбежал к окну - поезд медленно трогался - начал лихорадочно барабанить по нему, потом, уже на бегу, разбрасывая свои вещи по перрону и расталкивая недоумевающих пассажиров, он все-таки раскопал в кармане свою визитку... и на последнем дыхании, уже теряя на бегу силы, все же протиснул ее в рамку приспущенного окна...

...Когда он смог отыскать на платформе брошенный им рюкзак и телефон внутри, экран показывал ему три пропущенных звонка... Прошло еще не меньше минуты, пока он унял дрожь в руках...
Когда он нажал на кнопку обратного звонка, то не успел услышать ни единого гудка... Её голос сказал -
-Я буду ждать тебя на следующей остановке.
=Я так боялся, что ты скажешь именно это...

фа-си-ре, фа-си-ре, фа-си-ре...