Где-то далеко, где обитают кошмары

В преисподней моего сознанья пеной черной демоны бурлят,
Развязаны корсеты, порваны чулки, цилиндры выцвели, помяты
Фужер слюны змеи, разбавленный в крови, добавлен темный яд.
Подведены глаза, размазана помада и утробу пожирали горести утраты.
Скользит душа дорогой, перепачканной в позоре и разврате
Стекает маков молоко по тонким стеблям, что увиты тлей
Скрывает ненадежно грудь, почти что побелевшее до снега платье
Покойники не плачут больше, лежа тихо, незаметно под землей.
Под звездами разлитыми по небу жемчугом расколотых алмазов
Воют чудища и колдовство на алтарях приносит в жертву нас.
Плывут по лестнице вниз ножки сладких дев, невинных стразов.
Искрится светом красным страсть лукавых, безрассудных глаз.
А глубина кипит своей безудержной дремотой, бьется о картины,
Равнодушно вывешенные в мрачной галерее умерших за смерть.
Я путаюсь в себе, в своих фантазиях, как влажность тины
Увив болото, веселится в ветре под водой, чтобы ко мне успеть.
Все тлеет, догорает, превращается в золу, до дна испитых дней,
Ко дну уходит счастье с незакрытыми очами, чуть еще дыша,
В танцующих ночь занавесках путалась наивность и слеза детей
Бездомных умерших заранее, еще до появления на свет и не спеша,
Горит и догорает, тает воском бледным свечки яркий язычок,
В бреду вкушает сон фонарь, потухший, пьяный и, согнувшись,
Стремится к камню на земле. Мной сновидений властвует поток.
Тюльпан сверкает желтым пенным цветом. Все же не проснувшись
Умираю я в лавинах одеял лилейной бледности и холода снегов.
С высот лилось вино в бокалы, пляской смерти я заворожен
Я похоронный марш себе пою на скрипке, в могильный кутаясь покров.
Я сплю, ушедший в грезы, я лакаю из глубоких тарелок горький сон.
И воспаливший свое сердце самозабвенной храбростью боец
Станет звать маму и плакать, раненный в живот и погибающий на поле боя
Он скоро отдаст свою жизнь в царствие всевышнему и тихому покою.
Разлитый ветер под ногами, пауки собрали ножки к брюху, ждут конец.
Где же глубины зеркала, когда в нем отражалось море. И днем не спит луна,
Она, попировав во мраке душами любимых ей, неосторожна и пьяна,
Упали с туч в пруд мною выплаканных и соленых океаном слез
Зародыш горести из почвы, посажен мной недавно, до небес возрос.
Обнаженный сумрак моих прогнивших мыслей блестит ручьем,
Бегущим весело в раю, где от слуха спрятались по теплым гротам сказки
Я продолжаю еще дышать в бесполезном, высохшем мире своем
Я прекращу дышать, и перестанет сердце жить без женской ласки.
В засмертную тайну, далеко-далеко летит и улетает этот стих
Со мною под руку на крыльях безрассудства, лености и сна
Поэт ушедший, распахнувший душу нищей девушке и слов моих
Не оценила, та, что оголила свою сущность нищей. Не вкусив, она,
Бредет к реке с воспоминаньем странным обо мне, река бурлит.
Вот на ступени к смерти с перил скользнула в мутную пучину вод.
Наблюдают боги бессильные, слабые, безнадежно увядшие.
Перерождение ветхого, я голоден по страсти, воды вливаются в рот.
Наблюдают демоны и ангелы тысячелетия назад все павшие.
Кладбище – мой покой, мое умиротворение, спокойствие и избавленье
От суеты и грома, молний и дождя, в гробу, распахнутым для меня.
Я слышу рокот, льются из уст прекрасные слова по мне песнопенья
Я рожусь снова, когда-нибудь, убить, месть пылает горячей огня.