на основе реального рассказа неизвестной

Какой же в сущности все это бред.
Не вижу смысла в "надлежащем",
Параноидальный, депрессивный бред,
Которому традиционность прилежащим.
Так жили предки и твои родные,
И ты должна все сделать также и сама.
"Должна", как должное отныне,
Ведь такова твоя судьба.
"Должна" веренице мужчин и женщин,
Которые совокуплялись тысчу лет.
Одно и то же - много раз, у трещин
Одни и те же бедрами "шлеп-шлеп".
вот дикий человек, он грязный,
На четвереньках баба перед ним.
Длиннющей цепью похоти уставшей,
Насилья, вздохов, стонов и любви
Нежнеют километры драных кружев
Лишь чтобы появилась Я.
"Давай!" Из рая зудят мужи,
"Вперед и трахайся!" им вторят сыновья.
Твое предназначение такое, слушай,
Так вписано на линиях твоей руки,
Раздвинь ты ноги, принимай и вкушай
Звук выходящей кисточки из тюбика туши.
Ты трахайся! И тем продолжишь
Себя и жизнь подаришь нам.
Твоей промежностью тропу одолжишь,
Что ведет в бессмертия вигвам.
О, Боже! Как же мне противно!
Я на того смотрю, кто выбран мной...
Незримыми руками мне играют в небе гимны,
Холодные прикосновения пытаются разжечь огонь.
И помнящие формы похоти животной
Желают снова к грязи прикоснуться, но через тебя.
Неслышные гласа в мозгу до дури рвотной
Все просят, умоляют - ему отдайся, трахнись для себя.
За пульсом голосов, инстинктов оболочкой,
Я не желаю делать то, что не хочу.
Невидимые нити тянут мои руки четко
К чужим плечам, чужому животу.
Я не желаю быть марионеткой!!!!
И призраки пугаются, попрячутся в углах.
Опять одна. И заново брюнетке
Воздух вокруг кожи, движенья головою, ах..
Смотрю на нововыбранного парня.
Как он молчит... под плёнкой век его глаза.
Он видит не меня, не странно,
Внутри него другой, не он, и смотрит на
Ту дикую и грязную бабищу,
Которая стоит на четвереньках. Звук
"Отдайся, полюби его" я слышу,
Но как? За что? И дрожь из рук...
За куклы инстинктивные движения
Или те самые, столь грязные шлепки?
Он улыбается. Его пустое вдохновение -
Лишь "не свои" воспоминания, увы...
Не знает он простых вещей, все усложняет...
И ласки голос огрубеет, заскрипит,
Произойдет все очень быстро, скоро потеряет
В себе влюбленость, меня "сучкой" он определит.
Он все же мог бы быть красивым,
Но смотрит озабоченно глазами своей бабки,
Меня решил на час он снять и силы
Слышать, как у дикаря, всё - тряпки.
Я не люблю его. Он ловит мою мысль
И, грязно выругавшись, курит не спеша.
Переживает разочарование чужое, крыса.
И отпускает свои мысли в небеса.
Я выйду из игры, вы слышите, придурки?
И эта мысль во мне громче всех...
В ответ - расколы грома и паденье штукатурки,
Меня разбудит свой же громкий смех.
А голоса по новой начинают,
Все ноют, разрывая воспаленный мозг.
Наследника нам дай! И тают,
А я опять впадаю в тяжесть тоск.
Дрожащий страх тех голосов, как иней.
Он сковывает руки, заставляет забывать.
И ноги все несут меня (к тому ли?)
К тому, кого мне нужно выбирать.
И в этом все предназначенье?
Родить того, кто выйдя в эту злую жизнь
На волю с матери паденья,
Искренне ненавидя, будет выть?
Того, кто никогда не даст прощения
И скажет: Я не просил рожать меня?
Того, кто Божьим искуплением
Умрет больной в постели от желания убить себя?
Не вижу смысла в продолжении
Скупого бытия, порочности кругов,
Я не желаю этих достижений,
Я не хочу прикосновений рук и слов.
Я не могу позволить жару члена,
Который живым щупальцем с тобой,
Делать меня своей, заполнить собой мое чрево
И убивать меня, заставив быть рабой.
Я улыбнусь открытому окну и ночи,
Желтому свету гордых фонарей...
Ты исказил свое лицо и засверкали очи,
Но не остановить меня теперь.
Протянутые в окно руки, ноги
Счастливее меня ты быть не мог!
Исчезли голоса, земля и свет, о строки...
И где-то далеко заплакал Бог.