Борис Беркович. Солнце

1.
Мне было лет десять или двенадцать
Мы пошли с матерью за железную дорогу
Одуванчики еще не начали оперяться,
Их горький мед был слышен лугу и логу

А солнце было обуто
В мягкие листья перечной мяты
И светило как будто
За тысячу лет до заката.

Много раз с тех пор оно воскресало
От вина, от пережитого страха,
Спускалось сквозь пыльные окна зала,
Стреляло и жгло из паха

С нового неба над башней Имка
Метало в нас золотые этроги,
Но никогда не бывало таким как
В полях, у железной дороги

Я не жег даром свет, я не жил быстро,
Смотрел в окно, как оно не садится,
А облака, уходя, отрывали от круга по искре,
Пока не осталась только розовая водица.

Мои соседи говорят постоянно
О Невидимом Солнце и его великом законе,
И звучит это, как если бы обезьяны
Хором запели квартет Альбинони.

От их пения усиливается простуда,
Нападает отчаяние и охота
Бежать отсюда, бежать отовсюду,-
Но тут край сияния показывается из-за поворота.

Поезд тронулся. Проплыло окошко дачи,
Женщина с сыном, пруд. Кончается отпуск.
Почему же закатный клен все ярче, ярче и ярче
Если он только отблеска отблеск?

2.
Здравствуй, белая таблетка
Круг спасательный, броня,
Солнце, выжженное едко
На сетчатке у меня.

Как ты в колбе пищевода
Растворяла шар земной,
Оп,- и кончилась работа,
Оп,- и вечер за спиной.

Экипаж, бывало, бредит,
Отрубилось всё и все,
А машина тихо едет
На последнем колесе

Поутру сломаешь корку
Окружающей кости
И до ночи будешь в горку
Жернов мельничный нести.

Турникеты, турникеты,
Вас ломает молодежь,
Но без гипсовой монеты
И в себя-то не войдешь.

Древний грек меня поправил:
«Ты таблетку не глотай,
На последней переправе
Перевозчику отдай»

Я как рыночный воришка
Свист и крики за спиной
Белокаменная крышка
С хрустом катится за мной.