Сумасшедший

* * *

– Доктор, вы ничего не понимаете, у меня было видение!
– Да, да, конечно. У вас было видение, что же тут непонятного. Вот, выпейте водички, и присядьте пожайлуста на стул, так нам будет гораздо удобнее.
Больной нервно расхаживал по коридору, размахивая руками в такт своих слов. Было видно, что он уже долгое время не спал. Воспаленные красные глаза и учащенное сердцебиение заметны были уже издали. Он пришел с мороза едва одетым, имея на ногах лишь пару домашних тапочек, чем здорово удивил охранника, видавшего виды, но с такою фигурою еще не встречавшегося за все 8 лет своей исправной деятельности на посту. Но, впрочем, он его пропустил. Мало ли – подумал он, может знакомый к медсестре тете Клаве, за справкой или еще за чем нибудь... а хрен его знает. Он не стал углубляться в этот вопрос, и продолжил пить чай, сидя за монитором.
Больной с заметным усилием, держась рукою за грудь, поднялся на 3 этаж по лестнице, по пути чуть не доведя до инфаркта какую-то старушку, которая пришла, чтобы выписать себе капли от давления, и уже безмятежно спускалась вниз. Но она нашла в себе силы промолчать, ибо вид его горящих глаз привел ее в немалый испуг. – Свят, свят, свят! – Пробормотала она, и, плюнув через плечо, когда он удалился уже на значительное расстояние, пошла дальше.
– Итак, вы говорите, что видели что-то, так?
Больной не дал докончить фразы.
– Вы не понимаете, не можете понять – кричал он с отчаянием, закатив глаза к потолку и, стиснув зубы, как будто боялся, что ему сейчас начнут их рвать гвоздодером.
– Все обречены! Да поймите хоть это, наконец.
Настает судный день. И я уже вижу архангела Гавриила на белом коне.
Он летит, возвестить всем о конце света. Вы слышите? Это его, его трубы раскалывают земную и подводную твердь!
– Конечно, конечно я его вижу. Только вы успокойтесь, тише, говорите тише, здесь нельзя шуметь.
– Завтра от того места, где мы с вами доктор находимся – ни останется ничего. Будет большое брожение умов, и будет страх божий, и разверзнутся врата ада, и поглотят и правых и виноватых. И будет всадник на бледном коне. И лик его будет ужасен, и не вынесет никто его взгляда на себе.
Я пришел предупредить, пока еще не поздно, покайтесь, покайтесь доктор.
Я вижу – вы грешник! Вдруг вскричал он, так, что закачалась лампа и треснула в нескольких местах.
– Мне не в чем каяться, извините. Выслушивать вас будет президент, когда вас к нему, по моей личной просьбе направят.
Тут, больной, с невиданной для его состояния быстротой выхватил из-под халата нож и занес его над головой врача.
– Со мной Господь бог, покайтесь пока не поздно!
– Успокойтесь, успокойтесь, сейчас, уже начинаю. Спокойно, спокойно.
Не прошло и двух секунд, как два мордоворота в белых халатах, давно уже наблюдавших издали за этой сценой, подскочили к больному и заломили ему руки.
– Вы ничего не понимаете! Вы все погибнете! Я призван спасти вас! Я есмь пастырь, я исполняю волю Господа! Пожайлуста, верьте мне, верьте, я...
– В палату для буйных его! Крикнул психиатр. Но санитары и так уже знали что делать.
– Вот ведь бывают дни... Психиатр отер платочком крупные капли пота с лысины и отпил почти полграфина воды.
– Так и самому недолго сойти с ума. Чудом ведь избежал верной смерти.
Эх... да что...
Больше в этот день никаких проишествий не случалось.

На следующий день, сообщение крупным планом из английской газеты:
"Сегодня по российским городам, прежде всего по Москве и Петербургу были выпущены ядерные боеголовки. Пол-страны в настоящий момент представляет собой дымящиеся развалины. Мы будем пока придерживаться нейтральной позиции по этому вопросу, до выяснения всех причин, способствующих этому акту".