идти за одним человеком*contnd*

Если долго идти за одним человеком, становится очень тихо.
- Тишина вечером двадцать третьего появилась на улицах, когда еще он растерянно выискивал глазами новый обьект слежки. Она накатила с проспекта. Ударилась о стену дома напротив, побарахталась в переулке. И выплеснулась на тротуар. Саша шарахнулся в сторону: то, чего он не видел, но уже явственно ощущал, накрыло его и, придав ногам истинно вечернюю киевскую легкость, толкнула вперед. Саша сопротивлялся. Встряхивал белыми польскими кудрями, пытался замедлить ход, и извивался весьма стройным для такого возраста телом. Махал руками. Впитавшие цвет городских каштанов глаза блестели, скользя полным отчаяния взглядом по окружающему миру и не желавшим расползаться воробьеобразным бабушкам. Одна из них, видимо, главная в стае, похожая на сову очками и крыльями, схватила его за плечо и властно ухнула. Он вырвался, не слыша, преследуемый криками с русским акцентом ”куди ж мамка дивилась”. Чем Саша не устроил воробьих, он бы понял, если бы посмотрел на себя в зеркало. В гофрированной белой рубашке, полученной, от приятеля-панка поносить, и вольно распахнувшейся от бега, горела вспотевшая юношеская грудь, брюки имели вид, вдохновлявший на истории из жизни голубей, кроме того на вышеуказанной груди болтался приято сверкавший в свете огней столицы мамин кулон. Саша был красивым мальчиком. Румянец на щеках и белые беспорядочные вихры навели птиц-пенсионерок на мысли об остановках, на которых молодые люди подобного Саше вида простаивали по ночам в надежде заработать. Но Саша не носил с собой зеркала и не мог понять причин такого к себе презрения. Вместо этого он сам носился по ставшим вдруг незнакомыми улицам, гонимый тишиной. И страхом.
- Что-то я потерял, что-то я потерял, - бормотал он все громче, - что-то я потерял!
И теперь Саша искал это, отчаянно борясь с непослушной волей. Он приближался к перекрестку, где вывесок и стендов стало больше, и почти с храмовым величием возвышался ТЦ “Квадрат”. Светофор неласково подмигнул и машины полетели, гонимые прихотями людей. Саша выскочил на середину дороги. Наверное, он сошел с ума...

Саша иногда гулял по вечерам, хотя в большом городе без денег делать особенно нечего. Но Саше было все равно – он мог тенью следовать за понравившимся случайным встречным и получать какое-то странное удовольствие, как бы превращаясь в этого человека, подражая походке, всем повадкам, какие мог заметить. Если долго идти за одним человеком и пытаться перенять его способ соприкасаться с окружающим миром, то начинаешь проникать в его мысли. Они, будто вдруг обнаружив, что у их хозяина два тела, наполняют и пропитывают. Если долго идти за одним человеком, появляется ощущение цели, общей с ним цели. Так Саша проводил почти все свои вечера. Слонялся по центральным улицам, по тихим переулкам, по площадям и паркам, переживая чужие жизни. Иногда даже казалось, что если его преследуемый войдет в подъезд или магазин, сядет в машину или отправится перекусить в кафе, то Саша, оставшись один в свете фонарей, луны или просто в надвигающейся тьме гаснущих окон, вдруг растворится. Исчезнет, как тень, отделенная от человека. И всегда оказывалось, что тени никуда не исчезают. А двадцать третьего июля Саша не пришел ночевать. Двадцать третьего июля он бежал по Киеву вниз к перекрестку.
 

Время наконец выдало себя – сгустившись в прозрачный кисель, оно стало воздухом. И Саша замер, наблюдая, как потоки движения, такие стремительные и несокрушимые, увязали в нем и останавливались. Пешеходы замедляли шаг и вытягивались в неестественых позах, кожа их покрывалась, будто изнутри, бледно-желтым воском, который застилал глаза, лишая их блеска, превращал волосы в одеревеневшие матово светящиеся жилки... и вся эта метаморфоза смыкалась в содрогнувшихся пальцах страшной пленкой, запирая растерянные души в оболочку нахлынувшей со всех сторон тишины. Саше стало по-настоящему страшно. Что-то неумолимое стало распространяться от ногтей на пальцах ног до горла, влилось во внутрености, заполнило желудок, присосалось к позвоночнику и прохладными пальчиками захватило затылок. Затем, продвигаясь дальше, будто кистью с мгновено берущимся лаком прошлось в ушах, мешая дышать, занемело в носу, ослепило, противно лизнуло подмышки, стекло к пальцам и оцепенело.

Человек вышел из машины, замершей на лету. Он будет ловить Существо.
Мир, как завершающий работу Windows, стремительно терял краски. И когда тени, заняв прочные позиции на Земле, углубились и с тихим шепотом поднялись в небо, Существо открыло глаза и рывком шагнуло вперед. Испугавшись темноты оно резко обернулось и столкнулось с остекленевшим взглядом бледной недвижимой фигуры. Рот открыт, глаза испугано распахнуты, руки напряжены, но почему-то все равно казалось, что фигура не имеет никакого выражения. Существо, видя, что фигура безопасна, аккуратно обошло ее. Всматриваясь в окружающую его реальность Существо понимало, что все эти декорации выполнены искусной рукой, ибо отличить их от настоящих, если бы не их бесцветная серость, было бы почти невозможно. Машины, светофоры, дома, птицы на крыше большого острого здания – все это поблекшее великолепие неизвестного Творца мало интересовало Существо. Задумавшись, Существо разглядывало лица, пытаясь отыскать в них признаки разума. Удаляясь от перекрестка, оно медленно прогуливалось по улицам, подолгу останавливаясь у каждой фигуры, дотрагиваясь до нее, становясь позади нее и пытаясь скопировать ее позу, ее жесты. Но копировать недвижное тело было неинтересно, а позы у всех были схожими. Существу стало грустно, оно и само не могло сказать, почему. Скука одолевала его и смутное ощущение потери укоренилось в его не обремененом «Я» сознании.
Сначала Существу встретился Отправитель. То есть, он себя так называл.
- Почему «Отправитель»? – Спросило Существо.
- Понимаешь, - начал Отправитель, - когда двое не могут быть вместе и поговорить, они пишут письма. И эти письма кто-то должен отправлять по назначению. Кто-то должен их доставлять и брать расписку, что письмо получено целым и невредимым. Вот я и взялся. Кто же, если не я, ведь тут больше никто и не живет... никто, способный выполнить такую работу.
- А кто же тогда пишет письма, если никто не живет? – Удивилось Существо.
- Да уж известно... Ты запомнил, кто я? – Существо кивнуло. – Вот и хорошо. А искать меня не надо, ежели где пишут - я и сам приду. Ну, до свидания.
Существо все еще удивленно рассматривало то место, где только что был Отправитель и обдумывало его слова. Зачем Существу искать Отправителя? Оно и писать-то никому не собирается. Странный он, этот Отправитель.