Улица слез

 

Улица Слёз
(Константину И. посвящается...)

Мальчик полюбил девочку.
Это была самая красивая девочка на их улице.
Да что на улице?
В их районе, в городе.
Она казалась мальчику самой красивой девочкой на земле.
Во вселенной.
Ему было пятнадцать.
И любовь его была такой чистой и нежной, какой только и
бывает любовь в этом возрасте.
Девочка была его ровесницей.
А девочка в пятнадцать, это совсем не то, что пятнадцатилет-
ний мальчик, полюбивший первой любовью.
Девочка была, действительно, очень хороша.
Она, действительно, была "звездой" квартала.
Не более, но и не менее.
И уже на девочку стали обращать внимание местные заводилы.
Те, у которых всё должно быть самым лучшим - мотоциклы,
джинсы, кастеты и...девушки.
И девушки липли к этим шалопаям, таким бесстрашным, пови-
давшим виды, понюхавшим пороха.
А ребята эти, кое-как окончившие школу, или не окончившие
её вовсе, вышли на улицы портового города...своего города.
И чувствовали себя здесь более чем вольготно.
Они видели заискивающие улыбки пожилых людей, словно
ищущих у них одобрения, видели равнодушие здоровенных му-
жиков.
Сильных.
Которые могли бы вступить в единоборство не с одним, а с
десятком таких вот ребят одновременно.
Сильных мужиков, на которых можно наброситься только ско-
пом, стаей, с заточками и цепями, намотанными на кулаки.
Видели пылкие взгляды старшеклассниц.
А маленьких влюбленных мальчиков не видели.
Те были для них вне поля зрения.
Со своими нотами, скрипочками и фигурными коньками, они
были заметны не более, чем муравьи, суетящиеся под ногами, и
считающие себя строителями мироздания...
Жанна была красавицей.
В свои пятнадцать она смотрелась взрослой девушкой - копна
русых волос, яркие зелёные глаза на смуглом лице.
Вполне зрелая фигура.
И стала она подругой самого главного из заводил квартала.
Он уже имел "приводы" в милицию, что делало его еще круче в
глазах местной "братвы".
Мальчик видел, как девочка садится сзади на мотоцикл Акелы,
лидера районных головорезов, как её дивные ноги охватывают
бедра юноши.
Как он надевает ей на голову шлем, по-хозяйски щелкая по
носу, или лениво проводя рукой по бедру.
Мальчик плакал стоя у окна, его слёзы капали на герань, которую
так заботливо выращивала мама.
Догадывалась ли она о чём-то?
Она тихо подходила к сыну, обнимала его вздрагивающие плечи,
и уводила от окна.
Придумывала какие-то бесконечные истории, выдавая их за под-
линные, произошедшие с ней и молодым отцом.
Все истории были похожи одна на другую - везде отец был геро-
ем на белом коне, а мама, девушкой, запертой в башне "Синей бо-
роды", которую нужно было непременно спасти, разбудить поце-
луем и, посадив на круп коня, уже порядком измотанного в скачках
и битвах (как он еще держался-то?), увезти в "прекрасное далёко".
Мальчик немного успокаивался.
Они пили чай, мама подходила к большому календарю, висевше-
му на стене, и вычёркивала ещё один прожитый день.
Вот, говорила она, скоро и папка с нами будет.
Она так говорила даже тогда, когда за отцом только-только закрыва-
лась дверь.
Надо уметь ждать, сын.
И терпеть...
А вскоре пронёсся слух, что Акелу убили в какой-то очередной "раз-
борке" между двумя местными группировками.
Убили заточкой.
Хоронили его всем кварталом.
Он лежал в гробу такой маленький, такое недоумение было напи-
сано на его худом, юном лице.
Бритую голову нелепо украшал венчик из цветов, и голова эта была
так жалка, так нелепа.
Да, это был мёртвый вожак.
Ещё непохороненный, но уже забытый.
На следующий день мальчик пошел к девочке.
Она потрепала его по волосам и сказала - мне мало тех денег, которые
дают тебе родители на завтраки.
Ты и представить не можешь, что значит иметь такую девушку, как я.
Да и не надо тебе знать это.
Живи своей жизнью, а я буду жить своей.
Я всё для себя решила, и обратной дороги для меня нет.
Мальчик всё понял.
Он шёл по улице глотая слёзы.
Он шёл не домой.
Домой нужно принести "другое" лицо...
Девушка вновь стала подругой вожака стаи...стаи, убившей Акелу...
Она так же, как с Акелой, садится на мотоцикл сзади, также охватыва-
ет бёдра парня своими прекрасными ногами, и также позволяет по-
хозяйски гладить свои бедра.
Сколько еще вожаков-хозяев будет в судьбе этой красивой девочки?
Много.
А вот любовь, чистую любовь мальчика, узнает ли когда-нибудь это
еще такое юное создание?..
Но время неумолимо мчится вперед.
Опухшая со сна, еще не вполне протрезвевшая женщина, роется в урне
для мусора.
Какой "бычок", сейчас бы еще бутылочку пива, и совсем можно "попра-
виться".
Чудеса случаются не так часто, но я знаю куда пойти, там глоточек
всегда дадут...
Женщина мечтательно закатила глаза, а открыв, уставилась на афишу,
возле которой стояла.
С огромного яркого плаката на неё смотрело улыбающееся лицо юноши
со скрипкой.
Она долго всматривалась - что-то знакомое было в этом лице.
Оно напомнило ей лицо мальчика со двора её детства, мечтательного
маленького скрипача, так любившего её.
Нет, думала женщина, этот слишком молодой, тот-то был моим ровес-
ником.
В тридцать пять женщина напоминала остов старого здания.
Прогнившие балки, старые, висящие клочьями обои, смрадный запах.
Все ждут - когда же эти останки, бывшие ранее приютом человеческих
жизней, сотрут с лица земли.
С глаз долой - из сердца вон!
Женщина поплелась восвояси, а ей вслед сияло белозубой улыбкой лицо
с глянцевой афиши, лицо влюбленного юноши со двора её детства...


РИНА ФЕЛИКС